Родео для прекрасных дам - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 63

• Предыдущая
• 63/70
• Следующая

Далее Катя узнала, что «от полученных в ДТП травм, несовместимых с жизнью, гражданин М.А. Вирта скончался до прибытия «Скорой помощи». Тело было направлено в морг Первой градской больницы до распоряжения следователя о назначении судебно-медицинской экспертизы.

Экспертиза была обычной проформой. В общем-то, дело с самого начала велось как «отказняк» – виновник ДТП умер, кроме него, слава богу, никто не пострадал. Катя бегло пробежала глазами заключение – да, такие травмы с жизнью точно несовместимы – разрыв легкого, разрыв селезенки в ходе столкновения на полной скорости. В заключении приводились данные и анализа крови – делалось исследование на алкоголь. Эксперт находил у погибшего «среднюю степень опьянения». Кроме этого, анализ установил наличие в крови погибшего лекарственных препаратов димедрол и радедорм.

Кроме заключения, в тонюсенькой папке находилась справка о состоянии разбитой машины, чья тормозная система была признана исправной. Экспертом-автотехником делался вывод о «человеческом факторе», как о причине ДТП. Судя по выводам, эксперт склонялся к мысли, что, «будучи в нетрезвом состоянии, потерпевший М.А. Вирта заснул за рулем». Последним шло постановление о прекращении уголовного дела, вынесенное следователем по фамилии Сукоцкий.

Катя позвонила в экспертно-криминалистическое управление главка. Спросила, что представляет собой препарат радедорм – никогда она о таком не слышала. Ей сказали, что это обычное снотворное. Она на всякий случай спросила и про димедрол, принимают ли его вместе с этим самым «радедормом»? Ей ответили – отчего же нет, принимают, то есть принимали раньше, когда димедрол еще был в ходу. Для значительного усиления успокаивающего, расслабляющего и снотворного эффекта.

Катя достала из конверта, приклеенного к картонной «корке» дела, водительское удостоверение потерпевшего. С фотографии на нее смотрел смуглый улыбчивый, очень симпатичный мужчина лет сорока с ямочкой на подбородке. Муж Зинаиды Александровны чем-то напомнил Кате Остапа Бендера в его зрелые годы. Катя попыталась представить его рядом с Зинаидой Александровной – помнится, домработница Авдюковых говорила, что они были видной парой. Пожалуй, да, если, конечно, этот Вирта был высокого роста, а не метр с кепкой, как все настоящие одесситы.

Таким мужчиной вполне могла увлечься богатая американская леди и позвать его с собой в Майами или в Сан-Франциско. И он бы, конечно, уехал, но случилось это вот ДТП.

Что ж, это был предновогодний, суетный заполошный день, такой день в преддверии праздников все шумно и дружно отмечают на работе шампанским – отсюда и средняя степень опьянения. Потом был уже вечер, было темно, ненастно, шел снег, была гололедица. Он просто не справился с управлением и…

Катя вернулась к протоколу осмотра места ДТП. Набегался, наверное, бедный капитан Добродеев, измеряя все там рулеткой до миллиметра. Катя начала читать данные по осмотру трупа – «одет: дубленка, пиджак, брюки, рубашка, галстук, носки, ботинки. Во внутреннем кармане пиджака – портмоне и ключи, в правом боковом кармане пиджака – белый пластмассовый тюбик для хранения лекарств без опознавательной этикетки, судя по всему, от препарата нитроглицерин с восемью таблетками белого цвета».

Как и все сердечники и вообще люди, перешагнувшие за сорок, муж Зинаиды Александровны, видимо, всегда носил с собой столбик нитроглицерина в кармане – мало ли что, годы, знаете ли.

Катя хотела было уже закрыть дело, как вдруг оттуда выпала пожелтевшая от времени, плохо подшитая справка. Это было так называемое «предварительное исследование», которое обычно проводят для ясности перед экспертизой. Исследование проводилось по запросу того самого следователя Сукоцкого, прекратившего дело. Он не поленился отдать на анализ в экспертный отдел таблетки, обнаруженные у погибшего. Выводы исследования Катя прочла раз, потом еще раз, потом еще. В справке значилось, что «из восьми находящихся в емкости таблеток одна является таблеткой нитроглицерина, три – таблетками димедрола и четыре таблетками препарата радедорм.

Катя протянула руку и погасила настольную лампу.

– Что же вы? Вам там не темно? – тут же окликнули ее сотрудники архива.

– Нет, это с лампочкой что-то, – слукавила Катя. – Большое спасибо, я все уже закончила.

У Марьяны проходила очная ставка. Катя, приехавшая в Щеголевский ОВД, к началу рабочего дня с ходу окунулась в кипяток страстей. Дело перешло к Марьяне «по наследству» от ушедшего в отпуск собрата по следственному ремеслу. Шли какие-то давние и запущенные разборки в семействе двух алкашей – мужа и жены Гавриловых. И непонятно было, кто кого бил смертным боем в тот раз, когда ошалевшие соседи вызвали милицию.

Катя смотрела на Марьяну, кутавшуюся, как в шаль, в наброшенный на плечи милицейский китель, на щуплого и чрезвычайно задиристого подозреваемого Гаврилова, крутившегося на стуле, точно уж на сковородке, на его жену, на их помятые, исцарапанные испитые физиономии. Очередь давать показания в очной ставке была за Гавриловой.

– Значит, подскочил он ко мне на кухне, схватил за волосы и потащил в уборную, к толчку…

– Ой, бля! – Гаврилов так и подпрыгнул на стуле. – Что мелет, что мелет-то? Когда это, бля, я тебя к толчку-то тащщщыл!

– А ты не бляхай, не бляхай. Ишь забляхал, – рассвирепела его половина. – А то как щас дам, устанешь кувыркаться, сморчок немытый!

Марьяна постучала ручкой по столу – тише, граждане, не забывайте, в каких вы стенах, в каком учреждении. Следующий ее вопрос к супругам был о том, сколько лет они состоят в браке.

– Да уж двадцать годов это точно, – вздохнул муж Гаврилов.

– Двадцать пять, сморчок, – поправила тоже со вздохом его супруга. – Как в Афган наши войска ввели, так в то лето ты мне в аккурат предложение и сделал, паразит.

После окончания очной ставки, когда обоих отпустили восвояси (мужа Гаврилова под подписку о невыезде), Марьяна заварила крепкого чая в две кружки и достала из сейфа коробку конфет, пододвинула Кате. Слушала ее молча, прихлебывая чай.

– Многие хранят таблетки в пузырьках от других лекарств, – сказала она, когда Катя закончила. – Мама моя, например. То, что ей на день полагается – от давления там, потом желчегонное она тоже в баночку кладет и с собой на работу берет. Эти трубочки от нитроглицерина, они же очень удобные – маленькие, компактные. Сунул в карман, и вся недолга.

– Понимаешь, времени было половина одиннадцатого вечера. Зачем принимать снотворное так рано, да еще когда ты за рулем? – Катя помолчала. – В общем, я сняла ксерокопии и с протокола осмотра места ДТП, и с заключения экспертизы. Вот.

Марьяна смотрела на бумаги в прозрачной папке.

– Это теперь не ко мне. У меня дело забрали.

– Когда? – Катя чуть не пролила чай.

– Вчера, покуда ты в архиве пыль глотала. В пять звонок прозвенел – в прокуратуру на ковер со всем содержимым. Некий следователь Львов всем теперь будет заправлять. Нотации мне три часа читал о том, что в милиции все сплошь дубы и скрытые взяточники.

– У них у самих, умников, версии хоть какие-то есть?

– Судя по тому, что мне велели сдать им всю документацию по «Стройинвесту», версия у них есть. Корыстный мотив, ничего другого они знать не хотят.

– А мы? – спросила Катя. – Мы с тобой?

Марьяна встала, прошлась по кабинету, точно измеряла расстояние шагами от стены до стены. Тесный кабинет, неуютный. А за окном – последние дни мая. Солнце так и жарит, так и жарит.

– Сегодня Усольского хоронят, – сказала она. – В Москве на Ваганьковском.

– Даже на Ваганьковском?

– У него там могилы родителей и участок впрок закуплен.

– Что будем делать, Марьяна? – спросила Катя. – Неужели все так и бросим – вот так, бесславно?

– Бесславно? – Марьяна усмехнулась. – Завтра у моих путевка кончается. Верочку мне привезут. Потом у мамы будет несколько дней свободных, поживут на даче, на приволье. Я вот думаю, мне тоже надо неделю от отпуска взять. Мозги проветрить.

• Предыдущая
• 63/70
• Следующая