Венчание со страхом - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 56

• Предыдущая
• 56/107
• Следующая

Микки Рурк времен незабвенной «Бойцовской рыбки», от которой столь сладостно в оные годы екало и Катино юное сердечко, словно предъявил своего двойника. Одет этот призрачный божок экрана был небрежно: в белесые, запачканные машинным маслом джинсы и такую же безрукавку, расстегнутую на загорелой груди. Но нагота выглядела хорошо продуманной деталью, дополнявшейся простым металлическим браслетом на широком запястье.

– Ну, – предводитель стаи облокотился на руль, – что дальше-то, а?

И так как Катя молчала, вопросительно взглянул на Жукова. Тот быстро отступил в тень.

– Слушай, а ты не можешь повернуться? – попросил предводитель. – Вполоборота чуть-чуть, голову наклони вправо.

– Зачем? – Катя повиновалась.

– Так тебя лучше видно стало. Ну, дальше?

– Иван…

– Я Иван. Ваня, Ванечка. Совсем как «Иванушка-International», нет? – Он усмехнулся и подъехал к ней вплотную, едва не задев. – Что, куколка, прокатиться хочешь? Если не трусиха… нет? Храбрая, да? По глазам видно. На чем? На этом? – он шлепнул по боку мотоцикла (старого и облезлого, надо сказать, совсем не такого, как, например, у Жукова). – Или на этом? – ладонь его накрыла выпуклость меж широко раздвинутых ног, обтянутых джинсами.

– Иван, я пришла к тебе за защитой.

– Чего-чего?

– Я пришла к тебе за защитой. К вам пришла! – Катя оглянулась на смыкавшееся за ее спиной кольцо. Лиц не различала – в глаза ей бил свет включенных фар. Байкеры зашумели, кто-то по-разбойничьи свистнул.

– Тихо, – его голос снова перекрыл шум. – Что-то я не понимаю тебя, куколка. Тупой, прости уж. Эй, дайте ей место! Пусть сядет!

Жуков вытолкнул вперед свой мотоцикл, откинул подпорку. Катя села боком.

– Я пришла к тебе за защитой, Иван, – повторила она в третий раз. – И не только для себя. Еще для одной моей подруги.

– Морду, что ли, кому надо набить? – Вопрос прозвучал так, что она поняла: то, что она слыхала прежде о байкерах, – правда. И разговор этот надо вести именно так.

– У нас убит ребенок.

Предводитель Иван, Акела – Бог знает, как там его звали, – достал из кармана безрукавки сигарету и зажигалку.

– Ты слышал, что в городе убит ребенок? На свалке убит? – Катя протянула руку ладонью вверх.

Поколебавшись, он отдал ей сигарету, а когда поднес зажигалку, она сломала эту сигарету пополам и бросила в пыль.

– Допустим, мы слышали. Дальше?

– Его звали Стасик Кораблин. А вот его брат, – Катя кивнула на Жукова, – звал его Зеленый. А еще Малек. И вот этот малек хотел, чтобы ты взял его к себе.

– Я?!

– Да. Он мечтал, спал и видел, чтобы его приняли в вашу стаю, чтобы покатали на мотоцикле, чтобы дали порулить. Но ему никто не дал. А потом его убили. Двадцать девять ран ножевых нанесли, выпустили всю кровь. А он был вот такой, – Катя показала рукой от земли, каким был Стасик. – Ну что, дальше? Дальше тебе?

Байкеры загалдели. Кто-то крикнул: «А мы-то тут при чем?»

– Тихо, – предводитель в третий раз усмирил всех крикунов. – Тихо, я сказал.

– А мне сказали, – Катя выпрямилась, – что ты и говорить-то со мной не станешь.

– Мы уже говорим. А почему тебе так сказали?

– Потому что вы – Свободный Народ. А Свободному Народу не черта слушать чужих. И Акела так говорит.

Предводитель медленно перекинул ногу через руль. Поднялся. Он был чуть ниже Кати. Немного – на полпальца всего.

– Пойдем, – сказал он и начал спускаться по отлогому откосу к реке.

Потом они стояли у самой воды.

– Тебя как зовут? – спросил он.

– Екатерина.

– Зря ты, Екатерина, это все…

– Что?

– Все, – он пожал плечами. – Вот это самое.

– Может быть. Наверное. – Катя смотрела на реку.

– Почему ты ко мне-то…

– Обратилась? Потому что знаю: ты – это ты. И они, твои стайники, или как там у вас, тоже это знают.

– Но мне ничего не известно. Про Зеленого. Жуки вон больше порассказать могут.

– Они не хотят. Все вы не хотите.

– Да я не знаю ничего! – Он снова полез за сигаретами, не нашел и только похлопал по карманам безрукавки.

– А мне все равно больше не к кому обращаться. Стасика нашли на свалке. Он пришел, или его привезли туда. Никто не видел, что там произошло. И потом шел дождь… проливной… Мне просто не к кому больше идти.

– Но почему ко мне? Ты меня даже не знаешь.

Катя окинула его взглядом.

– Не знаю почему. Но мне показалось, – она готовилась сказать то, что хотел, должен был хотеть услышать тот, кто вбил себе в голову, что он похож на героя «Бойцовской рыбки», и всеми силами старался не разочаровать других в этом обманчивом сходстве, – когда я услышала про Свободный Народ, я и действительно подумала…

– Что?

– Что вы – Свободный Народ.

Байкер усмехнулся.

– От этого, – он сунул руку в карман и вынул пригоршню мелочи, – да. Не могу, к сожалению, сделать красивый жест и порвать, как пижон, пополам сто баксов – нету таких денег. Но в пределах суммы… – он царским жестом швырнул мелочь в реку. – От этого дерьма я и они свободны. Точнее, пытаемся быть свободными. Но от другого – нет.

– От чего?

Он снова усмехнулся.

– Значит, ты хочешь, чтобы я тебя защищал?

– Да.

– От кого?

– От того, кто убил мальчика. И не только меня.

– Но почему я?

– Потому что ты.

Он потер подбородок.

– Между прочим, я этого пацана видел только однажды.

– Когда?

– Чиль как-то братана и его сюда привозил, давно, весной еще.

– И что было?

– Ничего. Щенок готов утопиться, чтобы укусить луну в воде, – он пожал плечами. – Я не помню его… почти не помню…

– А он тебя запомнил. Бредил тобой, хотел вместе с тобой на мотоциклах вот под этой самой луной… Ты забыл, наверное, каким ты сам был лет пятнадцать назад?

– Семнадцать. Я был пай-деточкой. Ходил в музыкальную школу, пиликал на скрипочке, зубрил уроки.

Теперь улыбнулась Катя.

– Как ты их всех держишь… В прежние времена из тебя вышел бы чудный пионервожатый. Стая… Как там все у вас начиналось? «Было семь часов знойного вечера в Сионийских горах…» Так?

Байкер звонко расхохотался.

– Не совсем. Но близко.

– А кого вы бандерлогами зовете? – полюбопытствовала Катя. – Ведь наверняка кого-то, а?

– Тех, кто в телевизоре.

– А милиция – это, по-вашему, наверное, рыжие псы Декана?

– Почти угадала.

– Ну, выходит, я – сука. Легавая или как там у вас…

Он смотрел на нее. Долго смотрел.

– Ладно, – сказал, как отрезал. – Ладно. Понял. То, что просила, – получишь. Но я не знаю. Понимаешь ты? Если это кто-то из… Ну, в общем – ладно. Наши дела – это наши дела. Я сказал, ты поняла.

– Я поняла, – покорно согласилась Катя. – Еще один вопрос можно?

– Какой?

– Почему ты всем этим занимаешься? До сих пор, в твои-то годы… мотоцикл – это даже немодно сейчас. Байкеры – немодно ведь, все прошло, «Безумный Макс» там, и вообще. Что-то другое ведь сейчас, ну я не знаю…

– Мне нравится жить так, – он присел на корточки, поболтал рукой в воде. – Теплая. Грязно только тут, все за… А на мотоцикле я от всей этой грязи могу уехать так далеко, как мне понравится. И потом, скорость… это надо почувствовать. Мои родители знаешь кем хотели меня видеть? Зубным врачом. Зубодером. А я дал деру с третьего курса. И из дома тоже – сел на мотор, и гуд бай, бэби. В задницу весь этот дирол с ксилитом. Вот так. Бродяга – это ведь тоже стиль жизни, разве нет? Негигиенично только. Вот что меня убивает. Я все же в белом халате ходил.

– А где ты теперь живешь?

Он указал рукой на луну. Жест явно был позаимствован из арсенала Микки Рурка. Катя отвернулась, чтобы скрыть улыбку.

– Я все поняла, – сказала она. – Но как я узнаю, что ты…

– Жук все к училке с Победы клеится? Это про нее ты там говорила?

– Про нее.

– Она знает, как тебя найти?

– У нее мой телефон.

– Ну и славно. Пойдем-ка, – он поднялся и направился туда, где их поджидала стая.

• Предыдущая
• 56/107
• Следующая