Башня Королевской Дочери - Бренчли Чез - Страница 66
- Предыдущая
- 66/115
- Следующая
Элизанда ответила ей улыбкой и взяла у Блеза поднос.
Пока они ели, сержант дожидался на лестнице, но девушки не торопились. Хлеб оказался мягким, мёд — сладким, овечье молоко — густым и вкусным. А прецептор, будучи занятым человеком, вряд ли не найдёт занятия на свободные полчаса и уж наверняка не станет обвинять гостей в опоздании.
Когда девушки были готовы, Блез провёл их в ту часть замка, где они ещё не были — если только Элизанда не забредала сюда во время своих прогулок. Для Джулианны же место было абсолютно незнакомо.
Ещё один двор, ещё башня; но здесь каменные плиты были устланы камышом, поглощавшим стук сапог Блеза. Стоявший на страже монах открыл дверь личных апартаментов прецептора и с поклоном пропустил гостей, старательно отводя взгляд от женщин, закрывших лица вуалями. Впрочем, это было сделано так осторожно, что Джулианна не могла бы поручиться, что не ошиблась.
Они оказались в комнате из тех, которые отец Джулианны, будучи в хорошем настроении, называл «образцом величавой скромности», а пребывая в плохом — «монашеским ханжеством». Мебель в комнате стояла простая, но эта простота стоила немало: ничем не украшенные шкафы и стулья мастерской работы были сделаны из дерева, произраставшего только на дальнем краю Королевства; доставка этого дерева в Чужеземье обходилась недёшево. Коврики на полу, самые простые, неброского цвета земли и соломы, были сотканы из шёлка. Джулианна видела такие вещи прежде всего раз или два — их выменивали у восточных шарайцев. Белые стены были девственно чисты, без всяких украшений, если не считать двух гобеленов, изображавших Аскариэль при свете дня и в темноте — даже в ночи город светился золотом — и знака Господа, двойной петли, но сделанной не из драгоценных камней и не гравированной, какие Джулианна видела в Марассоне, а мастерски выкованной из чистого золота.
Комната была пуста. Брат у двери попросил их подождать и предложил освежиться. На одном из сундуков стояли стеклянные с серебром стаканы и кувшин. Элизанда принюхалась и подняла брови.
— Это джерет, — негромко произнесла она. — Шарайцы делают его из трав и ягод. В Чужеземье он встречается… редко.
И в Марассоне тоже. Однажды Джулианна, будучи маленьким ребёнком, попробовала джерет из отцовского стакана, и до сих пор помнила вкус напитка.
Элизанда подняла кувшин и плеснула понемногу в два стакана. Потом она вопросительно посмотрела на Блеза.
— Спасибо, не надо, мадемуазель. Я не был приглашён.
Он вышел, и монах закрыл за ним дверь.
Джулианна приняла кубок из рук Элизанды, наклонилась, понюхала — и вновь стала маленькой девочкой, которую удивляло все на свете, которая была без памяти счастлива принять из рук отца сокровище. Девушка откинула вуаль и отпила глоток. Вкус был тот же самый, вначале кисловатый травяной, от которого на краткий миг свело рот, а потом сладкий, фруктовый, смывший неприятное ощущение. «Похоже на лекарство», — сказала девочка, впервые попробовав напиток. Отец посмеялся тогда над ней, но и сейчас впечатление было схожим. В напитке была горечь, которая чувствовалась довольно сильно даже после фруктовой сладости. Словно бы он и был задуман таким резким, словно сладкая его часть была всего лишь уступкой. И всё же сочетание компонентов было идеально, любое изменение испортило бы вкус. Да, вздохнула Джулианна, это напиток взрослых людей, и всё же он вернул её в детство.
— Исключительный вкус, — заметила она.
— Я рад, — раздался за её спиной мягкий звучный голос прецептора. А ведь девушке казалось, что позади неё была глухая стена!
Она повернулась резче, чем ей хотелось бы, и увидела, как опадает один из гобеленов — очевидно, под ним была потайная дверь или по крайней мере проход. Будь там дверь, девушки наверняка услышали бы скрип, петель. Сандалии прецептора бесшумно касались ковров, и тут Джулианна не могла винить себя за то, что не слышала его шагов, — он наверняка старался идти совершенно беззвучно. Девушке подумалось, что этот человек ничего не делает необдуманно, всюду видит свою цель.
Он встал перед ней на расстоянии вытянутой руки — а руки у него были длинные. Мягкий взгляд, благосклонная улыбка, серебристые волосы и лысина, словно тонзура, дарованная Господом верному слуге. Прецептор олицетворял собой миролюбивую веру, а в её существовании Джулианна сильно сомневалась. И сомневалась не зря. «Это ведь он приказал сжечь мальчиков живыми». И наверняка был где-то рядом, наблюдая за выполнением своего приказа, а может, сидел, слушая их крики. А может, молился, читал или спал, не слыша ни звука, совсем позабыв о казни. Впрочем, это было не важно.
Джулианна потянулась к вуали, намереваясь опустить её, но прецептор произнёс:
— Не надо, сейчас нас никто не видит. Оставим наивные обычаи наивным людям. Боюсь, что за последние несколько дней мы плоховато развлекали вас и спасать нашу репутацию в ваших глазах уже поздно. Так позвольте хотя бы намекнуть на то, как мы хотели бы обращаться с гостями.
— В моих глазах вы не потеряли ничего, ваша милость, — ответила Джулианна.
— Вы хотите сказать, что мне нечего было терять? — Его улыбка, голос и поведение говорили о том, что он поддразнивает её, но всё же прецептор был очень умён и нанёс меткий удар. — Идите сюда и сядьте. Вчера, заботясь о наших братьях, вы очень устали. Отдохните же хотя бы сегодня.
Его жест и слова явно включали в себя Элизанду, и та не преминула спросить:
— Не налить ли вам джерета, ваша милость?
— Здесь мы зовём его монашьим вином, дитя. — Упрёк в его голосе был хорошо замаскирован, и даже Джулианна едва заметила его. — Вероятно, потому, что оно не запрещено — почти — нашим Уставом. Не наливайте мне, благодарю вас, сам я его не пью. Садитесь, пожалуйста.
Девушки сели поближе друг к другу. «Словно дети, — мелькнула у Джулианны раздражённая мысль, — дети, которые пришли за отцовским приказом».
Она поняла, что так оно и было с самого начала, даже пока прецептор не сказал этого прямо. Он отдавал приказы. В его словах приказ слышался уже дважды. Надо просыпаться, не то она скоро начнёт танцевать, чтобы усладить его, если его голос зачарует её…
— Никаких слов не хватит, — начал прецептор, — чтобы отблагодарить вас за ваши вчерашние труды, так что я сразу становлюсь неблагодарным хозяином. Я сожалею, глубоко сожалею обо всех своих промахах. Но ваш отец послал вас сюда, мадемуазель Джулианна, для того, чтобы вы были в безопасности, а позавчерашнее нападение ставит эту безопасность под вопрос.
Прецептор не сказал, что только поведение самой Джулианны в ночь битвы подвергало её опасности; в этом снова скрывался приказ.
— С тех пор я обдумывал положение и боюсь, что у меня нет выбора. Шарайцы могут вернуться с подкреплением и атаковать крепость либо же подвергнуть её осаде. Ради вашего собственного благополучия я должен отослать вас. Я выделю отряд, который будет вас сопровождать. Дорога не очень опасна, но относиться легкомысленно к ней не стоит. Ваших людей вам не хватит. Кроме того, в Роке сейчас находятся торговцы, идущие в Элесси; вы можете отправиться вместе с ними. Чем больше вас будет, тем безопаснее окажется путь.
Джулианна медленно кивнула.
— Когда мы отправимся, ваша милость?
— Как только сможете. Вы успеете собраться к завтрашнему утру?
— Ваша милость, если вы желаете, я могу быть готова сегодня. — «Да я готова уехать хоть сию секунду, уехать и не оглядываться назад, чтобы не видеть ваше симпатичное лицо, которое мне разве что в кошмаре приснится…»
— Прекрасно! Быть может, вы выедете, когда спадёт полуденная жара? Успеете ли вы собраться? В этом случае вы успеете проехать какое-то расстояние ещё до наступления ночи и прибудете в Элесси на день раньше.
— Да, конечно. Я сожалею, что заставила вас волноваться. Ваше гостеприимство было невероятно великодушно.
— Ну что вы, не стоит. Гостеприимство — основа основ Устава; служа вам, мы служим Господу, а это и есть цель нашей жизни.
- Предыдущая
- 66/115
- Следующая