Bittersweet (СИ) - Лоренс Тильда - Страница 135

Ткань плотно прижалась к лицу. Концы повязки пересеклись, Ромуальд старался завязать их так, чтобы ненароком не зацепить волосы и не рвануть по неосторожности прядь. Илайя прикусил губу. В чужих действиях не было, пожалуй, ничего странного, если, конечно, не обращать внимания на факт, согласно которому далеко не каждому человеку позволишь провести над собой подобные манипуляции.

– Ты мой.

Ромуальд произнёс это тихо, но прозвучало не нежно, а больше решительно.

Илайя собирался сказать что-то в ответ, но не успел, поскольку оказался прижат спиной к стене.

Лицом к лицу, горячее дыхание на губах, невозможность обнять, чтобы выразить свою признательность или хотя бы минимально прикоснуться, ведь руки, прижаты к твёрдой поверхности.

– Только мой, – громче.

– Да, – Илайя улыбнулся, но не мягко и сдержанно, а с вызовом, будто провоцируя Ромуальда, подталкивая к решительным действиям.

Вторая ладонь, не сдерживающая запястья, скользнула по шее, пальцы коснулись подбородка, чуть надавив, сжав его и вздёрнув вверх. Дыхание ощущалось ещё сильнее, нежели прежде, оно уже не просто слегка касалось кожи, проходя по ней прохладным ветерком.

Губы сами собой растянулись в ухмылке. Илайя не мог видеть выражение лица Ромуальда, но примерно представлял, какие эмоции сейчас на нём отражены. Он чувствовал сбитое дыхание, неровное, будто Ромуальд нарочно его задерживал, пристально вглядывался в лицо своего любовника, отмечая каждую черту его внешности. Он больше не задирал подбородок Илайи вверх, согнутые пальцы скользнули по щеке, по скулам, поглаживая. Подушечками пальцев Ромуальд провёл вдоль края повязки.

Илайя не удержался, подался вперёд, прижимаясь к губам, надеясь, что, лишившись возможности видеть, не промахнётся и не превратит романтический момент в эпичный фейл.

Не превратил.

Ромуальд полностью подстраивался под действия Илайи, целуя, избегая столкновения носами и провальных попыток. Осторожно лизнул кончиком языка посерединке, не проводя им от одного края губ до другого, а сразу переходя к сути дела. Ладонь его привычно провела по волосам, соскользнула на спину. Очертила лопатку, пройдясь по ней кончиками пальцев. Илайя не протестовал против частичного ограничения свободы, не вырывался, не возмущался чужими поступками. Ощущение от ладони, сжимавшей запястья, нисколько его не смущало и не заставляло чувствовать себя жертвой, загнанной в угол. Он наслаждался тактильными ощущениями и своей обострившейся чувствительностью. Теперь, когда он не мог рассмотреть Ромуальда, все остальные органы чувств получили больший простор для деятельности. Аромат одеколона, уже знакомый, который неоднократно доводилось ощущать, внезапно стал тоньше, словно иначе раскрывался на коже.

Или же давало знать о себе самовнушение, умноженное на предвкушение, оттого всё представало в ином свете.

Ромуальд отпустил его руки, соскользнул на спину и второй рукой, окончательно устроив их на талии. Он не торопился вытаскивать рубашку из брюк, поглаживая через ткань. Илайя чувствовал себя так, словно налакался афродизиака, потому теперь соображать получается с трудом. Единственное, на что его хватает, так это на стремление прижаться сильнее, ощутить ещё больше прикосновений и никуда не отпускать от себя Ромуальда, полностью подчиниться ему, оказаться в его власти. Позволить ему всё, что он захочет сделать.

И он позволял.

Позволил довести себя до кровати.

Позволил толкнуть на мягкое покрывало.

Позволил снимать одежду, постепенно избавляя от каждого предмета гардероба.

Позволил всё на свете.

Он не снимал с себя повязку, отыгрывая заданную роль от начала до конца. Не ныл, что она ему мешает и не позволяет ориентироваться в пространстве.

У него это замечательно получалось и вместе с ней.

В реальности всё оказалось даже лучше, чем в представлениях, преследовавших Ромуальда в течение длительного времени. Начиная с тех самых пор, как он впервые увидел в сети изображение, запечатлевшее длинноволосого молодого человека, прижимающегося ладонями к стеклу.

И до бесконечности.

Он поддел край повязки, потянув её вверх. Она соскользнула почти свободно, да так и осталась лежать на подушке, являясь ныне напоминанием о прошедшей ночи, и о том, что иногда мечты всё же имеют свойство сбываться. Даже если это мечты несколько приземлённые, и найдётся немалое количество людей, считающих подобные вещи несерьёзными. Недостойными того, чтобы о них мечтать, напрасно растрачивая драгоценное время.

Ромуальд приподнялся на локте, второй рукой провёл по повязке, отслужившей своё. Положил ладонь Илайе на плечо, медленно и осторожно, чтобы это прикосновение не стало неприятным сюрпризом. Отвёл волосы в сторону, ладонь заскользила вдоль позвоночника, от шеи до лопаток и ниже. Ромуальд вновь вернулся на исходную позицию и, поняв, что против его прикосновений не возражают, позволил себе чуть прикусить кожу между шеей и плечом. Несильно, предварительно лизнув это самое место.

Илайя улыбнулся, наслаждаясь чужой инициативой. В голове вновь возникли события вчерашнего вечера, повязка, нашедшая себе применение.

Губы коснулись кожи на загривке, нежное прикосновение вновь сменилось укусом, таким же, как прежде, без садистских мотивов, больше поддразнивающим. Ладони у Ромуальда были тёплыми, кожа на них – немного шершавой. Илайя покусывал губу, стараясь до последнего не демонстрировать своё пробуждение и насладиться очередной порцией тактильных ощущений.

«Только мой», – прозвучало в подсознании вчерашнее высказывание.

И собственный выдох, проходивший на грани капитуляции.

«Да».

Несомненно. Разве могут быть сомнения относительно его принадлежности? Разве могут быть какие-то посторонние люди в отношениях? Кому нужны отношения, в которых на постоянной основе фигурируют не двое, а сразу трое, а то и больше партнёров. Смешно и нелепо думать, что из этого реально что-то получится. Или у этих людей совершенно не развит инстинкт собственнический, или они просто не ищут постоянных отношений, как таковых, потому апеллируют странными понятиями и не придерживаются сомнительного качества принципов. Впрочем, у каждого свои представления об отношениях и о количестве человек, задействованных в них.

– Не делай вид, что всё ещё продолжаешь спать, – произнёс Ромуальд, целуя Илайю в плечо.

Ладонь скользнула по боку, замерла на месте, согревая своим теплом. Ромуальд просунул её под руку Илайи, обнимая. Придвинулся ближе, чтобы заглянуть в лицо, как раз в тот момент, когда Илайя тоже решил повернуться, признаваясь, что уже давно не спит. Просто ему очень приятно. Настолько, что даже пошевелиться нет никаких сил.

– Уже не делаю, – произнёс, глядя на Ромуальда и улыбаясь.

– Знаешь…

– Да?

– Ты такой сексуальный по утрам.

– Неужели?

– Да, – отозвался Ромуальд, не решаясь кивнуть, поскольку это могло обернуться совсем не романтичным результатом.

Вместо томного утра с приятными фразами и неторопливым сексом – удар лбом в переносицу. Хорошо, если результатом станет только небольшая головная боль, а не сломанный нос или сотрясение мозга.

Ромуальд, конечно, настолько пессимистом не был, но и ему доводилось неоднократно слышать, что в постели люди нередко получают море травм просто потому, что не контролируют собственные действия и забывают об элементарной технике безопасности.

Уж о чём, а об этом Симона неоднократно повествовала во время семейных сборов за обеденным столом.

Несколько лет практики в больнице, и она перестала удивляться изобретательности людей и их неиссякаемой жажде экспериментов, временами откровенно неоправданных. Было бы крайне неприятно попасть на глаза матери в подобной ситуации, а потом объяснять, как так получилось. Вот перед кем Ромуальду совершенно не хотелось оправдываться, так это перед Симоной.

– А днём? – поинтересовался Илайя, включившись в игру.

– Ещё сексуальнее, – ответили ему, прижимаясь губами к ключице, оставляя на ней засос.