Политические работы 1895–1919 - Вебер Макс - Страница 67

И теперь — как будет функционировать новый Бундесрат, если по указанным, в конечном счете лишь исторически объяснимым причинам ему, вопреки всему, суждено вновь возникнуть в измененной форме; какими будут его полномочия, а также его позитивное значение в рамках будущей системы управления Германией — конечно же, все это, в первую очередь, зависит от распределения задач между империей и отдельными государствами. А кроме того — и это должно быть нашим первым интересом — от типа структуры будущего имперского правительства, т. е. от тех структур, что окажутся на месте кайзера, канцлера и Бундесрата.

IV

   2. Плебисцитарное, парламентское или федералистское государственное руководство? Вроде бы место кайзера легче всего занять одному человеку. И избираться он может 1) непосредственно народом, как президент Соединенных Штатов, или 2) подобно швейцарскому Совету конфедерации вместе с ее президентом — через имперский парламент. В последнем же случае — одной лишь народной палатой, если наряду с ней имеется Бундесрат, состоящий из проинструктированных делегатов. Или же — если создадут палату государств, то совместно обеими палатами, как во Франции. (Или, наконец, поскольку мы надеемся, что палата государств получит самое большее — восьмую часть мандатов народной палаты, — палатой государств и пропорционально делегируемой частью народной палаты.) Различие между 1 и 2 политически значимо. Рейхспрезидент, опирающийся на революционную легитимность народных выборов, т. е. тот, который имел бы собственные основания противостоять имперским организациям, обладал бы несравненно большей властью, чем рейхспрезидент, избранный парламентом. И это верно даже в тех случаях, если его права строго ограничиваются приостанавливающим вето и правом народного референдума, в остальном же — чисто исполнительной властью, а при ведомственном патронаже — значительнее, чем, например, у американского президента; о чем см. в дальнейшем. (При нашей ситуации с партиями у рейхспрезидента было бы нелегко отнять право на роспуск парламента — или же его эквивалент, например, право на проведение референдума.) Такая власть могла бы стать крупным преимуществом всенародно избранного президента с точки зрения по возможности строгой социалистической организации. Ибо решающим фактором для социализации является сильная рука в управлении, т. е. глава исполнительной власти, легитимированный в качестве доверенного лица народа. Парламенты могли бы здесь играть роль всего лишь органов контроля. Признаваемые американской стороной тяжелые убытки от кампаний по президентским выборам и грандиозные расходы на эти выборы, по меньшей мере, отчасти сопряжены в Соединенных Штатах с системой «дележа добычи», которая связывает интересы многих тысяч охотников за должностями с исходом выборов, поскольку, согласно этому принципу, вместе с новым президентом сменяются еще и назначенные им чиновники. Если при этом наши партии все–таки пока еще являются «мировоззренческими», и насчитывается их как минимум четыре, то у нас обыкновенно две крупные партии ведут борьбу только за занятие ведомственных должностей, они почти что «беспринципны» и, более того, изменяют свои программы согласно шансам агитации. Хотя наш способ комплектования ведомств никоим образом не сводит к нулю интересы занятия должностей в результате борьбы на выборах, он все же создает совершенно иные условия. Правда, и у нас следствием плебисцитарных президентских выборов с необходимостью стала бы строго бюрократическая организация партий, а собственно предвыборная борьба и тут в значительной степени сдвинулась бы в сами партии (при вопросе о выдвижении кандидата в президенты).

Эта форма может вызвать политические сомнения у тех, для кого республиканская верхушка как таковая представляет собой предмет веры, и причина сомнений в том, что формально народные выборы в будущем могут легко превратиться в способ восстановления династии (прежней или какой–нибудь другой), и этот шанс из–за дилетантских экспериментов может неожиданно быстро стать серьезным. Впрочем, из–за дискредитации династий я считаю эту опасность небольшой. Кроме того, для народных выборов президента нам вследствие нашей длительной внутриполитической беспомощности недостает выдающихся политических лидеров, воздействующих на массы. Уже имперская германская социал–демократия с ее с трудом улаженным раздором может попасть в неприятное и затруднительное положение, а импорт из Австрии будет для нее, вероятно, непростым. Еще хуже дела будут обстоять у буржуазных партий. Между тем, таков дух времени. Все постоянные противники плебисцитарных выборов будут входить в прослойки, выступающие против сильной личной исполнительной власти на имперском уровне, т. е. они будут проникнуты партикуляризмом и заинтересованы в политической власти отдельных правительств (ранее рассмотренного «распределительного федерализма»); так же поведут себя и жестко либеральные противники строгой социализации. То же относится и к большинству опытных парламентских политиков. Но не к партийным политикам вообще. Ибо народные выборы создают лишь одно изменение в формах отбора при ведомственном патронаже. Далеко не устраняя его полностью, они все–таки могут в значительной мере избавить от него парламентариев как таковых или хотя бы ограничить их влияние на него. Кроме того, народные выборы лишают парламентариев по меньшей мере части объективного влияния на управление со всеми благодаря мощной социализации лишь повысившимися экономическими интересами, которые с этим сопряжены. Если же и всенародно избранного президента связывать в выборе его министров доверием парламента, то все–таки зачастую в качестве доверенного лица миллионов он будет обладать большими правами, чем наличное партийное большинство в парламенте, и тем больше, чем дольше будет срок его президентства. А ведь при любой далеко идущей социализации в интересах стабильности избирать президента безусловно следует на долгий срок (например, на семь лет). Если разрешить проведение референдума об отзыве президента по предложению квалифицированного большинства Рейхстага, то здесь можно будет создать некую отдушину. Тем не менее, если министров рейхспрезидента привязать к доверию Рейхстага (иначе, нежели в Соединенных Штатах), то ответ на вопрос о том, кто сильнее — парламентский премьер–министр или же рейхспрезидент — всякий раз будет разным.

Необходимо уяснить себе, что эффективность парламентских министров прямо–таки невозможна, если наряду с всенародно избранным президентом правит голосующий по инструкциям и наделенный фактической властью Бундесрат. Ибо члены его несут ответственность только перед парламентами отдельных государств, но не перед народной палатой. И хотя последняя может по своему усмотрению снимать министров с постов, это ни в коей мере не приводит к конструктивным изменениям в политике и в насаждаемой таким плебисцитарным президентом управленческой практике. Такой практике противопоставлена легитимация президента посредством плебисцита, а министры противостоят воле представленных в Бундесрате отдельных государств. В таком случае плебисцитарный президент должен в полной мере считаться с Бундесратом, а Бундесрат — с президентом. Тем не менее, эффективный контроль над управлением весьма неплохо могла бы осуществлять народная палата, наделенная правом на расследование. Аналогичным образом, с помощью бюджетного права она могла бы тормозить дела и вынуждать встречные шаги. Однако же непопулярность таких мер будет препятствовать их частому применению, следовательно, парламентские министерства с необходимостью будут ограничены скромным влиянием, а сама народная палата с необходимостью ограничится «негативной политикой» — жалобами и запросами, как в прежнем Рейхстаге. Так что при такой конституции (всенародно избранный президент и Бундесрат) получат удовлетворение противники парламентаризма. Ведь парламентаризм и демократия весьма далеки от того, чтобы быть идентичными.