Гобин поневоле или Изменчивый Мир (СИ) - Давыдов Григорий Андреевич - Страница 13

— Я тут покопался в «своей» памяти… — решил я называть вещи своими именами. Всё-таки теперь Гул-аль-Дук — это я и есть, а я — это Гул-аль-Дук, так что будет верным не разделять наши мысли и воспоминания, а принять их всецело за свои. — И что-то не припоминаю его имени. Учитель, и Учитель, только это слово и есть. Может, просветишь на этот счёт?

Их-руг-Ахт чуть натянул поводья на себя, отчего ящерка перешла с бега на лёгкую трусцу, и обернулся ко мне:

— Тебе нужно ещё многое усвоить. — Наставительно начал он. — И первое, самое главное: имя — невероятно важно. Зная имя, можно сделать гоблину очень многое. Как хорошее, так и плохое, причём плохого в целом несоизмеримо больше.

— Например?

— Например… — повторил зеленокожий, и задумался. — Проклясть. Забрать его имя. Дать ему имя «Нон», что означает «несуществующий», за предательство, или какое-либо злодеяние. При этом приходят Великие Духи, чтобы убедиться, что проклинаемый действительно совершил нечто, что влечёт за собой подобное наказание. Такому гоблину не предложат ночлег, не дадут работы, у него не будет друзей, и даже врагов: его будут обходить стороной и остерегаться, ибо это — Нон.

Я нахмурился, осмысливая сказанное Их-руг-Ахтом. Как много всего того, что казалось мне когда-то незначительным, обретает здесь великий смысл. Одно имя может сказать и сотворить с гоблином столько, что становится понятным осторожность Учителя и нежелание раскрывать мне своё имя. Но не означает ли это, что он боится моего Проклятия? Ведь, опасаясь этого, он одновременно признаёт, что собирается сделать мне нечто, за что я имею на подобное право. Или я что-то путаю?

Но делиться своими мыслями на этот счёт с Их-руг-Ахтом не стал. Вместо этого решил перевести разговор в другое русло:

— Послушай, когда я искал тебя, то повстречал парочку гоблинов…

— Уборщики говна, — усмехнулся зеленокожий. — Славные ребята.

— Они сказали, что ты — неуважаемый гоблин. — Закончил я, и ухмылка исчезла с лица Их-руг-Ахта, сменившись жёсткостью. — Почему к тебе такое отношение? И что значит твоя приставка?

— Остановимся здесь. — Проигнорировал мои слова гоблин, и резко потянул поводья на себя, отчего Лежебока слабо взвыл и застыл на месте, подняв тучу брызг. Их-руг-Ахт проворно спрыгнул с ящерицы, утонув в болотной воде по колено, и взобрался на ближайший «островок». — Соберём хворост и разведём костёр.

Я лишь молча кивнул. Что ж, не хочет говорить — заставлять не буду. В конце концов, какое моё собачье дело…

Использовать ветви деревьев для костра мы не могли: слишком уж они высоко, а сами деревья почти идеально ровные, и если в прошлой жизни карабкаться по деревьям я умел, то с таким тельцем попытка закончиться только переломами меня-любимого, или ещё что похуже. Так что на «дрова» пошли ветки кустов, что росли повсюду, а также частично разбросанные всюду коряги. Далеко от выбранного гоблином островка я старался не отходить: несмотря на его заверения о нашей сравнительной безопасности, я всё-таки выделял именно слово «сравнительная».

Когда ветки для костра были сложены в кучу, Их-руг-Ахт достал из-за пояса какую-то прямоугольную деревяшку с вырезанной на ней отдающей слабым красноватым светом руной. Затем поднёс её ко рту и, что-то пробормотав, выставил перед собой в сторону веток. В то же мгновение руну загорелась яркой вспышкой, и из неё, вихляя и потрескивая, словно выполз, явно довольный своей свободой, сгусток огня, плюхнувшийся в импровизированные дрова и, почувствовав раздолье, разошёлся довольно нехилым по размерам костром.

На мой недоумённый взгляд гоблин улыбнулся, постучав когтем по деревяшке:

— Это — амулет. В него затачиваются души определённых духов, чтобы в последствии шаманы могли использовать их без различных ритуалов, — терпеливо стал объяснять он. — Есть одноразовые, мощные амулеты, в которых заточены духи высоких рангов. После их высвобождения амулет утрачивает свою силу, и руна на нём затухает навсегда. А подобный этому, — тут он снова повертел своей деревяшкой. — Можно эксплуатировать почти постоянно, ибо дух, что заточен в нём, самого низшего ранга, можно сказать, бытовой: фактически для разжигания костра и нужен.

— Так ты — шаман? — Удивился я. — Вроде как не похож.

— Не похож, — кивнул он. — Потому что я и не шаман. Точнее… почти нет.

— Почти? — Начинаю чувствовать себя идиотом, только и делающим, что переспрашивающим, да ничего не понимающим.

Их-руг-Ахт хмыкнул, а затем расхохотался. Наверное, приятно ему вот так играть со мной в «умный гоблин — тупой гоблин». Зеленокожий протянул руки к костру, и в полумраке леса блики, падающие на них от огня, создали впечатление, словно те светятся, готовясь произнести какое-то заклинание, или управляют языками пламени, уводя их то влево, то вправо, а то и вообще завивая в причудливые зигзаги. На самом же деле он просто грелся: на болотах и впрямь было зябко.

— «Руг» означает «Друид», — после продолжительного молчания наконец произнёс гоблин, заставив меня вздрогнуть. — И не любят нас по многим причинам. — Тут он вновь замолк, не уводя взгляда от огня, а затем снова заговорил: — Во-первых, из-за безысходности.

— Безысходности? — Ну наконец-то получилось хоть что-то выудить из этого скрытника. — Чьей?

— Клана, конечно! — Немного рассердился Их-руг-Ахт, но затем, видимо, вспомнил, с кем разговаривает, и быстро остыл, продолжив: — Нас мало. Очень мало. На десять шаманов родится только один друид. Потому мы невероятно ценимся любым кланом, и нас с распростёртыми объятиями примут где угодно. Представь себе, если я, например, возьму, да захочу просто уйти куда-нибудь, где мне будут рады? Раскрою чужому клану их секреты, потайные места, через которые можно на них напасть? И, разумеется, клан делает всё, чтобы я не ушёл: но не в клетке же меня запирать. Так что им приходится давать мне лучшую еду, лучших женщин… Да неважно. В общем, какого вождя устроит, что у него под носом находится, как он думает, «везунчик по рождению», которому дают всё лишь только за то, что он есть друид? Ну и, разумеется, остальные, чтобы не злить вождя, злятся вместе с ним на меня, но продолжая удовлетворять моё «хочу», — при последних словах он как-то грустно улыбнулся, продолжая гипнотизировать взглядом костёр. Или это костёр гипнотизировал его?

— И за что тебя так ценят? — Решил я всё-таки продолжить выуживать из него инфу.

Тот в небольшом замешательстве оторвался от разглядывания огня, глядя на меня так, как будто в первый раз видит, а затем встряхнул головой, отчего его уши смешно заболтались, и ухмыльнулся:

— Бьёшь без промаха… кхем… Гул-Дук. Верный вопрос, ибо в нём и заключается причина номер два. — Их-руг-Ахт подбросил веток в костёр, и тот, получив новую порцию «еды», радостно взлетел выше, отчего я чуть отшатнулся, решив отсесть немного подальше. — Мы, так же, как и шаманы, можем общаться с духами, но немного по-другому. Мы управляем душами животных, подчиняем их своей воле. Без нас Улы не стали бы такими одомашненными и прирученными.

Тогда всё становится понятным. Вот почему Учитель послал меня именно к нему, вот почему он абсолютно не опасается ящеров, и отчего так сильно ценится кланами. Да уж, лишись хоть одна деревня такого сокровища — это будет действительно серьёзное бедствие. Постепенно Улы, лишившись контроля, скатятся в своё дикое состояние, начнут нападать на своих же хозяев. Да и если даже не думать об этом, то кто будет приручать ящериц? Или отваживать решивших испробовать свою силу и замахнуться на деревню монстров? Только вот один вопрос всё никак не давал мне покоя:

— Но как?

— Что «как»? — Пришло время удивляться Их-руг-Ахту.

— Как ты их… подчиняешь? — Пояснил я.

Гоблин некоторое время тупо моргал, глядя на меня через огонь, а затем громко и разливисто засмеялся, отчего Лежебока, что дремал рядом с ним, недовольно повернул к нему свою морду и фыркнул, мол, чего спать мешаешь, псих?

Закончив смеяться, чему я был откровенно рад, ибо такой смех в подобном месте вызывает дрожь в коленках, холодный пот и желание смыться куда подальше, Их-руг-Ахт разве что не хлопал в ладоши: