Лебединая песня. Любовь покоится в крови - Криспин Эдмунд - Страница 63

— Хорошо, — кивнул он. — Попробуем. Когда начнем?

— Немедленно! — решительно ответила Элспет. — У вас есть машина?

— Да.

— Отлично. Но прежде чем мы отправимся, я представлю вас своим родителям, чтобы они не подумали, будто у вас что-то дурное на уме. Ну, начнете распускать руки и все такое. — Фен был шокирован. — Идемте.

Когда они собрались — и переоделись, по настоянию Фена, в более теплую одежду, — было уже семь вечера. Ясное небо, чистое и нежно-голубое, уже наполовину затянулось облаками, обещавшими мелкий дождь. Винни-Пух долго упрямился, не желая залезать в автомобиль.

— Он все делает наоборот, — заметил Фен после того, как их усилия потерпели крах. — Давайте попробуем прогнать его.

Они попробовали, и трюк сработал. Пес мгновенно запрыгнул на место водителя и принялся лизать рулевое колесо, покрыв его липкими слюнями, после чего уставился в переднее стекло. Прошло еще много времени, прежде чем им удалось сдвинуть собаку в сторону. Наконец Элспет крепко ухватилась за его ошейник, и профессор тронул с места свою «Лили Кристин». Раздраженный Винни-Пух поскреб лапой окно, проверяя его на прочность, но убедился, что сбежать нельзя, и застыл в мрачной неподвижности.

По указаниям Элспет Фен выехал от директорского дома на главное шоссе, примерно в миле от школьных ворот свернул на проселочную дорогу и потащился по ее колдобинам в окружении буйной зелени и диких мальв.

— Самый короткий путь, — извиняющимся тоном объяснила Элспет. — Можно ехать по шоссе, но так будет гораздо дольше.

— Все в порядке, — сказал Фен, стараясь увернуться от бродивших по дороге кур. — Винни-Пух еще с нами?

Элспет оглянулась. Пес подпрыгивал на заднем сиденье, и вид у него был одновременно свирепый и озадаченный, словно его одолевали сомнения относительно целей экспедиции. В какой-то момент он рванулся вверх, пытаясь достать пролетевшую мимо мошку, но потерял равновесие и тяжело плюхнулся на спину Фена. Но из машины никуда не делся.

— Винни-Пух в порядке, — сообщила Элспет. — А мы почти приехали.

Они миновали пшеничное поле, просторный луг с мирными овечками и полуразвалившуюся ферму. Впереди маячила стена темного густого леса, и трава перед ним пестрела лютиками и маргаритками. В вечернем воздухе пахло сеном, заходившее солнце тлело и плавилось в ветвях огромных вязов. Возле черного амбара, смотревшего на окраину Кэстривенфорда и серебрившуюся вдали ленту реки, они повернули на ровную дорогу, и скоро деревья обступили их со всех сторон.

— Мы на месте, — сказала Элспет.

Фен остановил машину. Винни-Пух, временно впавший в ступор, безучастно смотрел по сторонам. Под деревьями почти стемнело, и в лесу царила тишина.

— Здесь не очень оживленно, — заметил Фен. — Вы правы, это самое подходящее место. Какой план кампании?

— Вы оставите меня тут и проедете до конца леса. Чтобы напасть на след, надо найти следы крови. Разделившись, мы пойдем навстречу друг другу, пока не встретимся или пока кто-нибудь из нас не найдет то, что мы ищем.

— По обеим сторонам дороги?

Элспет покачала головой.

— Нет. Видите, слева лес совсем неглубокий? Надо смотреть только по правой стороне.

— Ясно. Кто возьмет Винни-Пуха?

— Пусть он идет с вами. Кажется, вы ему нравитесь.

— Все так говорят, — пробурчал Фен. — Даже если это правда, сомневаюсь, что это комплимент.

— Если что-нибудь найдете, крикните. «Пусть эхо вторит имени любимой».

Фен приподнял брови.

— Боже милосердный, — пробормотал он. — Какая начитанная девушка.

Элспет улыбнулась.

— Просто я писала реферат по Шекспиру, — объяснила она. — До встречи.

Профессор двинулся дальше, и вскоре лесная чаща расступилась. Он поставил автомобиль на обочине, вылез из салона и подозвал Винни-Пуха.

— Теперь ты будешь охотничьей собакой, — объявил Фен. — Ищи кровь.

Дорога была узкой и неровной. Он направился обратно в лес вдоль высокой насыпи, густо поросшей лебедой и чертополохом. На обочине стоял покосившийся знак, предупреждавший об опасности разжигания костров. Высоко в кронах дубов дрожали бледные блики вечернего солнца, а в свежем воздухе влажно пахло березовой корой. Винни-Пух, заметно оживившись, начал бодро обнюхивать землю, и Фен приступил к поискам.

В наступавших сумерках это была нелегкая задача, а разросшаяся зелень по краям дороги делала ее еще труднее. К счастью, часть насыпи с плотными зарослями папоротника и ежевики выглядела нетронутой — там явно никто не ходил, — поэтому можно было сосредоточиться на небольших просветах с тянувшимися в чащу тропками, где виднелись следы. Но даже это не внушало Фену большого оптимизма. Когда через час из глубины леса донесся призывный крик Элспет, он уже не сомневался, что из их затеи ничего не получится.

Но Элспет нашла, что искала. Когда Фен подбежал к ней вместе с запыхавшимся Винни-Пухом, она внимательно рассматривала маленькое пятнышко, темневшее на пыльной и перемешанной с песком траве у обочины дороги. Пес сразу проявил к нему живейший интерес. Наверное, в его памяти воскресли подвиги далекой юности: обнюхав пятно, он издал довольное урчание и, не отрывая морды от земли, начал медленно взбираться вверх по насыпи.

— Ну, вот! — Глаза Элспет сияли от возбуждения. — Это кровь!

— Может быть, — осторожно пробормотал Фен.

— Ах, бросьте! Конечно, кровь.

— Не стану вас разочаровывать, — возразил профессор, — но даже если так, ее мог оставить какой-нибудь раненый кролик.

— Неважно. Мы все равно пойдем по следу. У вас есть бумага?

— Бумага? Зачем?

— Если мы зайдем в лес слишком далеко, то должны оставить след. Иначе нам придется долго искать обратную дорогу, тем более в темноте. Мы можем заблудиться, и наши кости склюют вороны.

— Вороны? — нахмурился Фен, представив эту картину. — Господи Иисусе.

Он пошарил в карманах своего плаща и, к собственному удивлению, извлек из него маленькую Библию.

— Пятьсот страниц, — сообщил Фен. — Если экономить, то на какое-то время хватит.

Тем временем Винни-Пух с трудом карабкался на насыпь, скользя лапами по склону и тяжело пыхтя. Нагнав его сзади, Фен дал ему легкого пинка, и они вместе забрались наверх. У входа в лес столбом клубилась туча мошкары. Впереди между деревьями зеленел густой подлесок, состоявший в основном из лесной крапивы, желтого дрока, колючей ежевики и огромных, похожих на пагоды, разлапистых папоротников. В этой непролазной чаще кое-где виднелись черные поляны и просветы, выжженные пожаром и окаймленные зарослями пурпурной аквилегии. Тропинку преграждали упавшие стволы, обвитые мелким плющом. Не успели они сделать и двух шагов, как их поглотило странное, глубокое молчание большого леса.

Винни-Пух, уткнувшись носом в землю, хаотично вилял в траве: профессор надеялся, что это указывало на поиски следа.

Следующие полчаса они молча шли в быстро сгущавшейся темноте, вырывая и бросая на землю странички Библии, но почти не продвигаясь вглубь. Проблема заключалась не только в том, что им приходилось постоянно продираться сквозь дремучий травостой — безнадежно испортивший их одежду, как с грустью заметила Элспет, — но и в необъяснимом поведении Винни-Пуха. Если в первое время тот сломя голову мчался вперед, уверенно идя по следу, то в конце Книги Левит вдруг потерял ко всему интерес и принялся обнюхивать кроличьи норы. На Книге Притчей пес неожиданно сделал стойку и уставился куда-то вдаль с величественным видом Кортеса, озирающего Тихий океан с вершины Дарьей. Фен, и без того не питавший особого доверия к способностям Винни-Пуха, начал сомневаться, что тот вообще понимает, чего от него хотят.

Увы (хотя в свете следующих событий следовало бы сказать — «к счастью»), поведение Винни-Пуха демонстрировало признаки старческого слабоумия. Фен давно подозревал, что их четвероногий спутник воспринимает происходящее как приятную прогулку. Но пару раз его чутье позволило им наткнуться на новые капли крови, и это убедило их двигаться дальше, хотя и без надежды на успех. Ко всему прочему, в голове у Фена крутилась мысль, что если они вдруг действительно найдут Брэнду Бойс, она наверняка будет мертва, может, обезображена, и это вызовет у Элспет сильный шок. Он сосредоточенно молчал, прикидывая, как лучше всего поступить в подобных обстоятельствах. Сама Элспет, поначалу оживлявшая путь своей милой болтовней, тоже притихла. Ее угнетала мысль, что лучшая юбка и чулки медленно, но верно превращаются в лохмотья, и только гордость мешала сдаться и повернуть назад.