Неприкосновенное сердце - Савицкая Анастасия - Страница 79

Я всегда понимала, что мой характер — не подарок для тех, кто рядом со мной. Но в то же время я и сама никогда не искала простых людей. Я слишком эмоциональная, сумасшедшая и непредсказуемая во всех смыслах этих слов. Обычно люди, которые со мной, не знают, что я буду делать и что чувствовать в той или иной ситуации. И, возможно, «сложная» — не совсем то слово, которым можно бы было меня охарактеризовать. Я люблю философские разговоры и всегда двигаюсь навстречу своей мечте. Корректирую идеи и мысли всех людей, которые мне важны, в том числе и свои. Да, определенно, «сложная» — не то слово, которым можно бы было назвать мою натуру, но я никогда не буду отрицать, что невменяемость и исключительное неистовство идеально подходят для описания.

В пятницу, после того, как я забрала дочь со школы, мы сидели в ресторане на улице и встречали первый день весны. Я смотрела на родителей с их детьми и усмехалась. Оливия ела мороженное и рассказывала, что в будущем хочет изучать языки. Я хотела этого. Хотела ей детства и семьи. Того, чего не было у меня. Мама все время переезжала, и пока я не пошла в колледж, приходилось следовать за ней. Я хотела, чтобы сейчас тут был Адам. Он был бы хорошим отцом. Но в то же время я понимала, что настанет день, когда он перестанет появляться тут, ибо это не его ребенок, и больше у него нет причин притворяться, что это не так.

— Мы домой?

— А ты хочешь домой? — усмехнулась я дочери.

— Нет.

— Значит, мы пойдем куда угодно, но не домой. Я заведу тебя в свое любимое место, и надеюсь, тебе понравится.

Мы сели в машину и направились в книжный магазин.

— Мы едим на Broadway? — спросила Оливия.

— Так и есть. Магазин называется Strand Book Store. В начале семидесятых лауреат Пулитцеровской премии журналист Джордж Вилл описал магазин максимально кратко: «8 миль книг». Я люблю читать, милая, — подмигнула я своей девочке. — Как и ты. И книги там занимают три с половиной этажа.

— Сколько там книг? — озарила улыбка ее лицо.

— Приблизительно два с половиной миллиона. Можно сказать, что восемь миль книг — скорее факт, чем метафора. По статистике в магазине одно из самых редких собраний книг не только в Нью-Йорке, но и во всех Соединенных Штатах.

Мы вышли из машины, и я взяла Оливию за руку, направляясь в магазин.

— Донна, — сказала она тихо, когда мы вошли. — Мне кажется, я больше не хочу заниматься танцами.

— Ты хочешь изучать лишь языки? — качнула я головой на стенд справа. — Посмотри себе что-нибудь. Вдруг понравится?

— Да. Ты помогла мне, и я...

— Милая, — перебила я ее, направляясь к следующему стенду, делая вид, что этот разговор не так важен. — Когда-то проводили научный эксперимент на лягушке. Сутью эксперимента являлось предположение о том, что если лягушку поместят в кипящую воду, она выпрыгнет, но если она будет находиться в холодной воде, которая медленно нагревается, то она не будет воспринимать опасность и погибать будет медленно.

— Я не понимаю, — пробормотала Оливия, смотря на меня с замешательством.

— Если положить лягушку в кастрюлю с водой и начать медленно нагревать воду, лягушка будет постепенно повышать температуру своего тела, адаптируясь к новым условиям. Когда вода начнет закипать, лягушка больше не сможет контролировать температуру своего тела. Она попытается выпрыгнуть, но у нее не получится. Знаешь почему?

— Она умрет? — не сводила она с меня глаз, когда я передала ей книгу.

— Да, — усмехнулась я. — Потом. Но причина будет в том, что она не сможет выпрыгнуть, потому что потратила все силы на то, чтобы регулировать температуру своего тела. И на самом деле, причина — не кипящая вода, а то, что лягушка была неспособна выпрыгнуть вовремя, —присела я перед ней, ложа свои руки ей на плечики. — Эту историю я использую, как метафору к тому, что нужно реагировать сразу на значительные изменения, которые в любом случаи происходят постепенно.

— Привет, — услышала я голос за спиной.

— Адам, — улыбнулась Оливия и обошла меня, чтобы броситься к нему в объятья. — Почему ты не позвонил?

Его взгляд был прикован ко мне, и я так соскучилась по нему. Боже, я схожу с ума. Этот человек дал мне возможность понять, что любовь бывает не с первого взгляда, но до последнего вздоха. Что ненависть и презрение не вечны. Гулять до утра и вести глупые разговоры тоже счастье. И пусть потом эти воспоминания оставляют лишь боль, но это потом. Тогда это было чудесно, и этого достаточно.

— Побудешь с нами? — улыбалась моя дочь.

Укол ревности пронзил меня лишь на мгновение. Она всегда так ждала его, и Адам по-настоящему любил ее. Кажется, что он никогда не сможет ей отказать, и эта девочка теперь надолго будет владеть его сердцем. Адам не тот человек, которого можно сломить или сжать в тисках. Или просто я не та женщина. Какого это: иметь такую власть? Скорее всего, это самое пьянящее чувство на земле.

— Все, что ты захочешь, моя любимая, — поцеловал он ее в носик. — Веди нас.

Какое-то время мы молчали, следуя за Оливией, которая выбирала книги и складывала их в корзину. Чушь, что все забывается и чувства притупляются. Ничего не проходит и не забывается. Меняются поезда, дороги, моменты, люди и даже самомнение, но, когда те самые воспоминания начинают блекнуть на фоне других, они навсегда остаются в нашем сердце. И каждый раз при звуке голоса или взгляде на то так давно знакомое лицо, ты понимаешь, что начинает болеть. Ты понятия не имеешь, к какому доктору обратиться, потому что кажется, что болит все тело. Это бывает так редко, но всегда так больно, и ты каждый раз прокручиваешь снова и снова ту же самую пленку, понимая, что в тот момент столько времени назад так хотела, чтобы кто-то спас вас обоих от желаний уйти и показал необходимость остаться.

— Зачем ты тут, Адам? — спросила я так, чтобы это услышал лишь он. — Ты не должен этого делать, ведь она моя дочь.

— Она не твоя, Донна, — видела я раздражение в его глазах. — Она наша дочь.

— Донна, — окликнула меня моя девочка. — А ты веришь в чудо?

— Чудо? — усмехнулась я, присев перед ней. — Что такое чудо, как ты думаешь?

— Это то, чего не бывает.

— Нет, любовь моя, — пригладила я ее волосы. — Чудо — это то, что случается, когда мы искренне верим. Но веру нельзя купить, как шлем или велосипед. Она просто есть.

Она обняла меня, и я сжала ее в объятьях в ответ. Оливия снова пошла вперед, а я несколько секунд смотрела ей вслед. Я становлюсь настолько свирепой и безжалостной, когда речь заходит о моей дочери. О ее спокойствии и защите сердца. Я боялась посмотреть на Адама. Просто не была готова. У меня внутри что-то творилось, и я не могла этого объяснить. Он знал меня, и я так хорошо знала его. В этом человеке было столько разных оттенков любви и ненависти. Я любила его чувство юмора, и Адам понимал мое. Он знал, что я сумасшедшая, и любить для меня в новинку. Сколько бы я ни пыталась его оттолкнуть, он всегда отдавался без остатка, пусть и настолько, насколько он умел. Адам порой был таким чокнутым и таким разным. Он знал, какие мои глаза, когда я люблю. Он знал, как я прикасаюсь, когда люблю, и это для меня гораздо больше, чем факт того, что я знаю это о нем.