Тьма надвигается с Севера (СИ) - Шкиль Виктория - Страница 28

— Дай ему воды.

Отцепив от пояса кожаную флягу, верблюжатник кинул её девушке, которая с лёгкостью поймав её налету, тут же откупорила пробку и тонкой струйкой плеснула незнакомцу на лицо. Тот очнулся, вздрагивая всем телом и замотал головой, пытаясь разлепить покрытые коркой глаза. Приподняв ему голову, Лиллис прислонила к его губам горлышко фляги и щедро запрокинула её, вливая в пустынника едва ли не половину содержимого. Незнакомец с жадностью пил, давился водой и кашлял, бормоча что-то на наречии пустынников.

— О чём он говорит?

— Какую-то ерунду о мертвецах, афритах и Саракаше. — Отозвался её брат, вслушиваясь в обрывки фраз. — Наверное, умом тронулся, или бредит. Надеюсь, что следить за нашими верблюдами ему это не помешает.

Мужчина неспешно слез с верблюда и подойдя к распростёртому на песке телу, подцепил концом ятагана его одежду, оттягивая её вниз от плеча и обнажая вытатуированную на груди раскрытую ладонь.

— Бохмич не может быть рабом. — Прокомментировала его находку девушка.

— Да. — Кисло признал мужчина. — Но мы спасли ему жизнь! Должен же он как-то отблагодарить за это? Пусть поработает на нас пару лун.

С этими словами он отстранил сестру в сторону, склоняясь над хаммадом. Перекинув руку незнакомца себе через плечо, он рывком оторвал его от земли и с натугой потащил к своему верблюду.

* * * *

Не каждый человек в своей жизни испытывал столь непередаваемое чувство, когда открываешь глаза, понимаешь, что жив вопреки всему и радуешься серому потолку над головой больше чем райским кущам, а сидящая у ложа изящная чернокожая девушка с медным чайником в руках, видится красивее всех ас'дхари. Просто нет слов, чтобы выразить все переполняющие душу эмоции. Хочется просто молча лежать и любоваться дивным созданием, которое без всякого стеснения растирает тебя чем-то скользким. Если принюхаться — кислым верблюжьим молоком… М-да…

Почувствовав на себе мужское внимание, девушка смущённо захихикала, но работы по намазыванию не прервала и лицо закрыть не попыталась. На ней было длинное ярко-синее платье, а голову покрывал белый платок, перехваченный надо лбом чёрной лентой. Приглядевшись, мужчина понял, что лицо её не чёрное, а скорее тёмно-коричневое, с правильным овалом и тонкими чертами, не могущее принадлежать бединке. Скорее обладательницей таких миндалевидных глаз и полных, но не вывернутых, губ, могла быть женщина балов.

— Как тебя зовут? — Нарушила молчание девушка. — Ты помнишь своё имя?

— Сорах ас'Хазир. — Подумав, представился кочевник. — А кто ты, о дивная роза?

— Лиллис. — Представилась смуглянка, с таким интересом и без малейшего стыда разглядывавшая его голый торс, что не привыкшего к такому откровенному вниманию со стороны женщин Сораху внезапно стало неудобно.

Как будто он вдруг превратился в коня на рынке и его оглядывают со всех сторон, ища изъяны. Обычно всё бывало ровно наоборот. Женщины его народа прятали свои лица под платками и одевались как можно скромнее и даже помыслить не могли чтобы кто-то чужой увидел хотя бы часть их тела. В этом смысле женщины бала были им полной противоположностью, это даже не бесстыдные бедины, это хлеще! Говорили, что все мужчины и женщины этого народа песков четверть века могут делать всё, что им заблагорассудится, предаваясь порокам и только после двадцати пяти лет, вспоминают об Аллуите и начинают чтить его заповеди. Они считают, что четверть века, с момента рождения и до двадцати пяти лет, их разумом владеют шайтаны, и покидают его только по истечению этого срока, если им дать как следует выбеситься.

— Маандиб говорит, что ты потерял разум в пустыне, потому, что когда очнулся, то болтал о злых духах и мертвецах. — Слова девушки заставили кочевника вернуться к реальности от рассуждений о высокой морали.

— Я не сошёл с ума, и я правда видел это своими глазами! — С горячностью возразил кочевник, отстраняя руку бальской девушки и пытаясь подняться со своего ложа, но бессильно свалился обратно. — Это было в селение твоих соплеменников, в пяти днях пути отсюда. Я видел мёртвых людей спрятавшихся в колодце. Их убили, даже не видя их, а их глаза вытекли. Саракаш…

— Саракаш это сказки. — Сильный уверенный мужской голос, раздавшийся от дверей, заставил Сораха замолчать, так и не досказав, всё, что намеревался. — Если Минра не выжгла твой разум, то ты просто сказочник.

У входа, уперев руки в бока, стоял высокий темнокожий мужчина в грязно-сером тюрбане, с открытым лицом. Плечи его укрывала белая накидка, наброшенная на просторную тунику серого цвета, с короткими, по локоть, рукавами. Талию перетягивал широкий кожаный, обшитый красным холстом пояс, на котором висла перевязь с изогнутым ятаганом. Крепкий и широкоплечий, но в тоже время сухой, как все жители песков, он напоминал обвитую толстыми канатами жердину.

— Да, я знаю множество легенд, потому, что я шайрун, — обиженно заявил Сорах ас'Хазир. — Но впервые я увидел самую страшную из них воочию!

— Ты шайрун? — Брови мужчины, который, наверное, и являлся Маандибом, удивлённо поползли вверх, — где же тогда твой сетар на котором ты играешь перед зрителями?

— Остался в Алясбадском духане. — Нехотя признался ас'Хазир. — Мне жалко было его там оставлять, но я всё равно плохо на нём играл.

Маандиб растянул тёмные губы в иронической усмешке и решив не допытываться о случившемся, предпочёл сменить тему разговора, поинтересовавшись у Лиллис, как себя чувствует их спасённый.

— Мы нашли тебя в пустыне, в двадцати пеших фарсангах от нашей деревни. — Пояснил он специально для Сораха и как бы невзначай, весомо добавил. — Ты умирал.

Хаммадийский певец был понятлив и быстро сообразил, на что намекает бал. В общем он и сам понял, что ему конец, ещё когда удрал из того злополучного оазиса и разум вновь вернулся к нему — без воды в пустыне не выжить, а все его бурдюки остались возле колодца. Если бы не Лиллис с братом, то над ним бы сейчас пировали стервятники.

— Да продлит Аллуит бессчетно твои годы, великодушный муж! — Вздохнул кочевник, предпринимая новую попытку встать и на этот раз его решительно уложила обратно уже сама Лиллис. — Чем мне отблагодарить своих спасителей? Я не ремесленник, я сказитель и немного воин. Мои руки не смогут вылепить из глины даже простого горшка!

— Горшок не единственный способ выразить свою благодарность, — хохотнул бал. — Умение пасти верблюдов и ухаживать за лошадьми тоже весьма полезно. Позже мы поговорим об этом, а пока поправляйся и поднимайся на ноги.

Поманив к себе пальцем свою сестру, Маандиб склонился к её уху, что-то быстро шепнув её, после чего они оба вышли за дверь, оставляя ас'Хазира одного. Только Лиллис, запнулась на пороге, бросая на хаммада слегка извиняющийся взгляд, будто совсем не желала сейчас уходить.

Глава 6. Герои отправляются в поход

По прошествии пары дней, Феранор понял, что наказание для него заключалось в присутствии в его отряде троих балбесов, вытянувших его в знаменитый поход по борделям, закончившийся горячей ночкой с двумя девицами и дракой с орками на утро. «Единорог» пробовал перед ним оправдаться, объяснив, Феранору, что всё это было не более чем… шутка! Ему показалось, что будет очень весело и остроумно, если заставить капитана добираться до дворца Барабаллы пешком. Дальше началось сваливание вины на: владельца купален; Бальфура — который не мог связно перевести лопотание бедина; и на неправильное здешнее вино, от которого бьёт по мозгам с первого же кубка. В конце Каэльдар принёс Феранору извинения, совершив это в узком кругу всех участников тех событий, включая эльфийского посла. Капитан выслушал его, скрипя в душе зубами, но с выражением терпеливой безмятежности на физиономии, после чего резко ударил по лицу тыльной стороной ладони, не забыв сразу же извиниться.