Тьма надвигается с Севера (СИ) - Шкиль Виктория - Страница 88

— Правильно. — Мардоний довольно хмыкнул, растягивая в улыбке своё черное, покрытое рабью, веснушек лицо. — А знаешь, что означает каждая из стрел?

Наёмник отрицательно качнул головой, состраивая на физиономии выражение глубочайшего сожаления. Наставник иного и не ожидал. Бросив быстрый взгляд на солнце, он обернулся, посмотрев в сторону виднеющихся из-за невысокой дюны крыш села. В полдень к руинам храма, в котором расположились на отдых воин и некромант должен был прийти улле, который их сюда и вызвал. Что-то было неладно с сельским кладбищем и священник, оказавшийся не в силах справиться с этой проблемой, скрепя сердце призвал в селение некроманта. Пока же, до полудня оставалось ещё несколько часов, которые Мардоний решил провести с пользой, преподав своему ученику самые простейшие основы Магии.

— Магия, — начал он, обводя своё художество палкой, — окутывает наш мир со всех сторон. Как облако. Она пронизывает его насквозь, она есть в воде и в огне, в воздухе и в земле, во всем живом и неживом. Ее можно оттуда извлечь, обладая определенными способностями и знаниями, и использовать по своему усмотрению. При этом, магия всегда будет хранить на себе следы того источника откуда ты её черпал…

— Это как? — Не понял Борагус. — Я столько раз слышал, что магия одна, только используют её для разных целей…

— Ты замечал, что вкус воды разный, в зависимости от местности, где находится колодец? Так же и с волшебством. Оно сохраняет в себе следы того вещества из которого ты его выбрал. Волшебная сила, набранная из воздуха — легка и может вознести тебя до облаков, а волшебство, вычерпанное из огня — дрожит как раскалённый воздух и обладает способностью поджигать то, во что её направят. Как и воду, Магию можно очистить от посторонних примесей, только для этого требуются совсем другие умения и способности, как, например у алялатов. Вам, мхазам, такое волшебство недоступно.

— Я понял.

— Существует шесть ветров, направленных в разные стороны. Их имена: Разун, Зандак, Нарсит, Лилл, Саб и Рух.[2] — Указка по очереди ткнулась в каждую стрелу. — Наш ветер зовется Лилл. Простаки думают, что он противостоит жизни, но на самом деле смерть и жизнь лишь две стороны одной монеты. Сегодня ты здоров, а твое тело пышет жизнью, а завтра ты лежишь в земле и всецело принадлежишь смерти, становясь ее частью. Мы черпаем свою силу из смерти, разложения, боли и страха, в противовес всему тому что идет от Разуна. Знаешь почему? Потому что Разун это сила богов, даруемая людям свыше, а в Раю, как бы не звался правящий в нём Творец, нет места мучениям — этот удел оставлен лишь здесь в смертном мире, зато его не способен перекрыть ни один бог. Потому-то некроманты всегда свободны в своём выборе. Мы сами определяем свой Путь.

Некромант замолчал, дожидаясь пока эффект от его слов дойдёт до разума полукровки. Он ждал логичного вопроса, который всегда следовал в таких случаях от других людей, что если некроманты такие сильные, то почему они не правят этим миром, но его не последовало. Видимо власть над миром было последним, что сейчас интересовало его ученика.

— А что вот это? — Привстав со своего места, Дарик ткнул указательным пальцем в маленький кружок в центре построения, из которого, как лучи исходили в стороны стрелы ветров.

— Корень ветров, Сила Равновесия, сосредоточение всех магических Сил, — охотно пояснил Мардоний, — хотя, некоторые зовут это место Хаосом.

— А какое из определений верное? — Покивав, на всякий случай уточнил полукровка, на что последовал чёткий ответ

— Все.

Некромант снова обернулся, вглядываясь в сторону села и прикрывая козырьком ладони от слепящего солнца глаза. Загребая ногами песок, к ним торопливо приближался высокий старик в белых одеждах — теперь его уже отчётливо видел и поднявшийся со своего места Дарик. Бугристое чернокожее лицо, под зелёной чалмой, белая густая борода и широкие, будто приляпанные губы. К ним, улыбаясь, шёл улле-Эфеби…

Книга Нуримана выпрыгнула из рук подскочившего Дарика и, горестно трепеща страницами, птичкой улетела в дальний угол. Сон таки сморил Борагуса за чтением, наложив недавние события на давние воспоминания, потому, что вышедший к ним тогда священник не был убитым неделю назад проповедником. Однако не сон заставил полукровку так резко проснуться, а нехорошее чувство, что в комнате он теперь находится не один.

Сердце его бешено колотило, грозя выпрыгнуть из груди, пальцы сами собой стискивались на поясе, ища рукоять сабли, а взгляд шарил по сторонам, упорно никого не находя в пустой комнатке. Может быть, это духанщик подкрался к двери и шпионит за ним? Откинув в сторону подушку, Дарик схватил лежащие под ней ножны с саблей и в один прыжок преодолел отделяющее его от двери расстояние. Выдернув кинжал из щели между косяком и дверью, полукровка пинком распахнул её вовсю ширь и… Никого! Коридор был пуст, но ощущение чужого присутствия упорно не желавшее покидать Дарика усилилось ещё больше. Теперь он чувствовал это так словно кто-то стоял за его спиной. Поддавшись внезапному импульсу, Борагус быстро обернулся, бросая опасливый взгляд себе за спину и, в тот же момент, с испуганным воплем подскочил на месте, потому, что над его кроватью, прямо в воздухе висел улле-Эфеби, убитый им пять дней назад!

Проповедник выглядел так, будто шагнул в реальность прямиком из его сна. Та же перетянутая кушаком белая рубаха-юбка и зелёная чалма на голове. Не было никакого погребального савана или кровавых пятен на месте смертельных ран на одежде, которыми так любят хвастать приведения. Он казался живым и реальным, как если бы никогда не умирал.

Дарик попятился спиной вперёд, едва не упав, запнувшись о брошенную в коридоре циновку. Выставив перед собой саблю в дрожащей руке, будто оружие могло послужить ему щитом, он круглыми глазами смотрел как улле медленно опускался на пол. Не к каждому убийце являются его недавние жертвы — ещё меньше находится среди них тех, кто воспримет это спокойно.

— Какого демона?!! — С нарастающими в голосе нотками истерики, воскликнул полукровка, как только Эфеби коснулся мягкими остроносыми туфлями выцветшего ковра на полу комнаты. — Что тебе надо?!

Дух не ответил, лишь осуждающе покачал головой, в ответ на упоминания демонов. Шагнув вперёд, он скрестил руки на животе и… и дальше, мужество, не изменявшее Дарику всю его жизнь, на этот раз не выдержало испытания. Он бы не спасовал, явись к нему зубастый упырь или оживший мертвяк — с ними можно было положиться на собственные руки и честную сталь, но бесплотный противник, которого не способно поранить простое оружие, повергал Дарика в трепет. Ноги сами понесли полукровку прочь, вынеся его в общий зал, наполненный дымом кальяна и чадом забитого очага. Перемахнув с разбегу через чей-то низенький столик, Борагус задел ногами кувшин с кислым вином, перевернув его содержимое на посетителя, вызвав у последнего целую бурю неописуемых эмоций. Народу вокруг было не много — человек пять-шесть и один, уже знакомый Дарику, хафаш, но публикой они были особенной, которая предсказуемо отреагировала на внезапное появление мужика с оружием в руках и безумной мутью во взоре. Звон бьющейся посуды слился с лязгом выхватываемых клинков, а вал проклятий, обрушившихся на голову полукровки, заглушил натужный кашель подавившегося затяжкой вампира.

Дарик будто не замечал, что оказался в окружении полдесятка сердитых головорезов, требовательно что-то орущих ему на различных атраванских диалектах. Полукровка безотрывно смотрел на дверь, из которой только что выпрыгнул, со страхом ожидая появление из неё призрака. Терпение у головорезов в зале отказало всё же быстрее. Краем глаза, Дарик успел заметить, бросившегося на него высокого бедина, в грязных шароварах из парусины. Сабля ожила в руках полукровки, взметнувшись вверх, со звоном отражая нацеленный в его голову ятаган, а затем, по дуге устремилась вниз подрезая ногу бедина на середине бедра. Мужик коротко вскрикнул, отшатываясь в сторону и пытаясь руками остановить бодро текущую из раны кровь. Ловкость и быстрота, с которой Дарик проделал этот выпад, удивили всех (а больше остальных самого Дарика). Потому, когда полукровка бросился к выходу, описывая окрашенной кровью сталью круг над своей головой — никто не рискнул попытать счастья, встав на его пути. С прыжка распахнув дверь ударом плеча, Борагус выскочил на улицу.