Аркадия (СИ) - Беляева Дарья Андреевна - Страница 59

Мы с Астрид пошли быстрее, но не побежали. Побежать значило выдать преследователям, что мы знаем об их присутствии. А это, на открытом пространстве, пожалуй был наш единственный козырь. Для того чтобы остановить их во времени, мне нужно было видеть их и суметь совершить условный жест.

Почему-то я с самого начала не мог заставить себя думать, что это Аксель, Делия, Герхард и Констанция. Наверное, стоило благодарить какое-то особенное чутье. А можем им просто не пришло бы в голову таиться.

Страх, который меня накрыл, был инстинктивным и не обоснованным. То есть, с точки зрения разума он, безусловно, имел право на существование - мы с Астрид были одни в ночном лесу и не имели понятия о том, как выбраться отсюда без потерь. И посреди этой идиллии кто-то смотрит на нас из темноты.

И мы не знаем, чего от него ждать.

Словом, ситуация располагала к страху определенного толка, но пришла тревога совсем другого рода. Смутная, необоснованная тревога, которая частенько охватывает, когда, к примеру, идешь по пустынной улице далеко за полночь, и тут ветер внезапным порывом поднимает ворох листьев, и их безобидный шелест едва душу из тебя не вышибает.

Настолько он страшный и настолько непонятно, чем именно.

Вот что-то подобное и вызвало у меня движение в темноте. Не рациональный, естественный страх, а внутренний трепет перед неопределенностью. Мы с Астрид старались сохранять спокойствие. Нужно было пересечь относительно открытое пространство, а затем пуститься бежать. В лесу петлять будет легче. Главное вовремя заметить того, кто прячется.

А потом мне пришла такая интересная мысль: а вдруг он не один. Тот, кто наблюдает из темноты мог наблюдать и вместе с приятелями. Что нам тогда делать? Я ничуть не жалел, что мы с Астрид сбежали.

Вполне возможно, что остальные давным-давно мертвы благодаря сомнительному волшебному менеджменту Акселя, а мы еще неплохо продержались.

Я видел, что Астрид потянулась к ножу. Я же не утруждал себя столь бессмысленным действием. Мои руки должны были быть свободны, чтобы я сумел остановить время.

- Ты готов? - спросила Астрид. Голос ее дрожал от волнения, но в каком-то более приятном смысле, чем я ожидал. Кажется, она чувствовала радость от неожиданного приключения. Я надеялся, что вскоре мне передастся ее восторг.

- Как и всегда, - ответил я.

Некоторое время мы шли молча, северное сияние над нами продолжало изливать свою удивительную красоту, но я больше не запрокидывал голову, чтобы полюбоваться. Я смотрел в темноту. Там, среди деревьев, было что-то. Может быть, только ночной зверь. А может быть кто-то похуже. Или что-то похуже. Я пожалел, что мы с Астрид были не в Стокгольме. Там у нас было бы куда меньше вариантов ответа.

Преследователь или преследовали упрямо не показывали себя. Я даже стал думать, что все это мне показалось. Мы вошли под ненадежное укрытие деревьев, и никто не потревожил нас.

Но все-таки я не мог перестать ощущать чужое присутствие. Все было тихо, движений в темноте тоже не было, но я ощущал каким-то иным чувством, чувством под номером шесть - за нами продолжают следить.

Если бы они хотели напасть, наверное, напали бы. Я знал, что в таких случаях полагается иметь при себе пистолет, но в Аркадии я все еще не встретил огнестрельного оружия, хоть Герхард и говорил, что у его отца здесь был пистолет. Справедливо было бы дать его и мне, раз я занимаю ту же должность. Однако справедливостью Неблагой Король был озабочен в последнюю очередь. Мы с Астрид убыстрили шаг, я с радостью узнал вокруг ту же местность из которой мы пришли. По крайней мере, мы с Астрид не заблудились. Даже если мы умрем здесь и сейчас, в свой список достижений напоследок сможем внести ориентирование в волшебном лесу.

Когда мы оба поняли, что знаем в каком направлении двигаться, то одновременно побежали. На этот раз веселый азарт ни у меня, ни даже у Астрид никак не находился. Мы бежали просто для того, чтобы бежать, взволнованные и взъерошенные. Я подумал, в последнее время мы с Астрид только и делаем, что бегаем.

Мы бегали от родителей, от ответственности, от неизвестных ночных преследователей. Один раз и вовсе сбежали с особым размахом - аж из человеческого мира.

В сущности, времяпрепровождение хорошее, для сердца, опять же, полезно, но нужно было все-таки поразмыслить над тем, чтобы остепениться. Из всех дорог на свете я все-таки больше предпочитаю Восьмеричный Путь.

Северному сиянию я теперь был благодарен вовсе не за его удивительную красоту, а за то, что оно освещало нам путь.

Наши преследователи, возможно, тоже пришли в движение, но я этого совершенно не замечал. С точки зрения логики им, вероятно, стоило бы перейти на бег вместе с нами, если они только хотели продолжать коммуникацию, но их движения были невидимы и почти бесшумны. Не сказать, чтобы это нас успокоило. Тот, кто может двигаться так тихо не имеет человеческой природы или, по крайней мере, сильно ее изменил.

Впрочем, а чего это я ожидал? Что здесь откуда-то появятся другие, нормальные люди?

Мы с Астрид остановились одновременно, глотая воздух, как рыбы, выброшенные на берег - безнадежно и отчаянно. Легкие рвались под напором цветка боли, распускавшегося в них. Я сказал себе: Адриан, ты должен бежать дальше. Наверное, я мог бы придумать и более жизнеутверждающую фразу, но времени было в обрез, и пришлось брать ту мотивацию, которая была под рукой. Я поцеловал Астрид в горячую щеку, и мы снова побежали. Этот марафон длился совсем недолго. Нам навстречу из ночной темноты под зеленовато-синий свет, испускаемый небом выступили неясные тени. Скорее всего они были вполне себе ясными и даже не тенями, но в глазах у меня темнело от недостатка кислорода и волнения. Даже странно было, давно я так не волновался.

Мы развернулись, но тени были и там. Нас окружили и, честно говоря, следовало этого ожидать. Я мысленно поставил себе двойку за тактику. А потом поднял руки и сказал:

- О, вечер добрый, господа!

И мысленно поставил себе двойку за стратегию. Впрочем, спешить было некуда. Я их видел, хоть и в некотором темном ореоле, теперь я мог остановить время. Я сжал и разжал пальцы, движение вышло даже вальяжное, я не знал, почему мою силу активирует столь странное движение, но всегда представлял, как выбрасываю шестеренки от часов - образ был сочный и соприкасающийся с тематикой остановки времени. В конце концов, все это глупости, решил я. Пока ты можешь останавливать время, что страшного вообще может произойти?

Вероятно я был наказан за свою самоуверенность, а может за какие-то кармические преступления, совершенные в моих прошлых жизнях, потому что тени продолжили двигаться. Астрид громко выругалась, а я вопросил у неба:

- Зачем мне эта сила, если она ни на ком в этом лесу не работает?

Сегодня был первый по-настоящему опасный день в Аркадии, и моя невероятная магия ничем мне не помогла. Астрид могла чувствовать себя отомщенной.

- Но давайте не будем спешить! - добавил я.

- Мы живыми не дадимся!

- Астрид, милая, но мы ведь с радостью дадимся живыми, - напомнил я.

- То есть дадимся, но если вы решите нас убить, будем драться до последнего!

Астрид снова выругалась, а потом выпалила:

- Да у них оленьи головы!

Я увидел силуэты рогов, вытянутые морды, меня передернуло. Впрочем, Астрид была не совсем права.

- Нет, милая, у них не оленьи головы, но они носят оленьи головы как шапки.

- Мне не стало легче!

Будь на месте наших преследователей кто-нибудь приятнее, обладающий по крайней мере чувством юмора, мы бы его позабавили. Но существа, выходившие к нам со всех сторон, сужавшие кольцо, были явно не чувствительны к тому обаянию из-за которого множество людей умиляется двойняшкам. А может это значило, что мы с Астрид безнадежно вышли из этого возраста.

Тени, наконец, превратились в нечто похожее на людей. Именно похожее. То ли я забыл, как выглядят люди, то ли с этими ребятами и вправду было что-то очень сильно не так. Самыми эстетически привлекательными частями их облика казались оленьи головы, распластанные по их головам, как рогатые, подтекающие кровью шапки. И хотя вокруг была вечная, непоколебимая зима, и не так далеко отсюда завывала древняя Буря, эти существа были полуголыми, закутанными лишь в какие-то части шкур, не похожие на одежду. Рванье кое-где демонстрировало гнилую плоть, оставшуюся под шкурами, плохо счищенную. Запах тоже стоял своеобразный, вероятно именно так пах копальхен, столь любимый народами крайнего Севера. Тела этих существ украшали зубы и кости, почти не выделявшиеся на бледной коже. Мудреные, витые украшения могли соседствовать с костями, с которых не сошло еще мясо, окровавленными костями, обтянутыми жилами.