Плывуны. Книга первая.Кто ты, Эрна? (СИ) - Гуревич Рахиль - Страница 22

А тогда мы сидели с Маринкой... − папа кашлянул, − с Мариной на шикарных креслах. В холле на первом этаже стояли столики, а рядом с ними шикарные мягкие кресла. За нами, у окон, стояла «оранжерея»: цветы в горшках. Ну там разные листики мохнатые, не разбираюсь я в цветах − папа кашлянул и посмотрел на маму, я на маму не хотел смотреть: в конце концов, ничего такого, папа просто вспоминает своё детство и, ясно, как белый день, первую любовь.

− Я был с мамой, с твоей бабушкой, − надо было приходить с родителями на этот чёртов совет. Но многие приходили одни, а я - с мамой. Но мама ходила неподалёку, по коридору, чтобы никто не подумал, что она моя мама, хотя все по-моему знали.

На Марине был пиджак, даже не пиджак, не знаю как это у девчонок называлось. Что-то такое голубое летучее, на пуговицах.

− Тогда «летучая мышь» была в моде, − подсказала мама.

− Наверное. Такие плечи ещё широкие и штаны-«бананы». А у неё они были необычные, какие-то прорези, кармашки, в общем, тяжело мне описать, не знаю, как описывать. Хотя помню всё. Я её заметил, благодаря прикиду. Мы разговорились. Она рассказывала, что произошло на уроке. Я рассказывал, как мы трясли прохожих на улицах.

− Как? - я постарался не показывать своё волнение.

− Теперь ты перебиваешь. Как, как, − занервничал папа. - Трясли мы прохожих, окружали и отбирали мелочь. Ну там рубль, два. Редко трёшник.

Опа! То чувство, когда папа тоже мелкий воришка.

− Марина мне сказала, что она не знала об этом. Но классная как-то встретила её на лестнице, преградила путь и спросила: «Ты видела, как Щегольков выуживал деньги у прохожих?». Марина ответила, что нет. Марина говорила мне, что она была поражена и решила, что это какие-то сплетни. «Но, ты знаешь, − сказала она мне тогда, когда мы сидели в этих мягких креслах в холле первого этажа. - Но ты знаешь, − сказала она. - Если бы я такое видела, я, наверное, рассказала бы классной». Тогда я ответил, что это неважно, что без неё уже рассказали и не только классной, но и милиционерше... Вот, − папа задумался. Дальше сказал: − Всё лето у нас был роман. А потом ссоры пошли. И я съехал с катушек. После нашей размолвки, мама позвонила Марине и спросила уроки. Мы тогда с мамой жутко ругались. В общем, меня поставили на учёт в наркологический диспансер. Доктор, нарколог, сказал родителям следить за мной. И мама стала следить за учёбой. Я врал, что ничего не задано. И тогда мама позвонила Марине. И Марина выдала ей все уроки, даже по обществоведению параграф назвала. Помню, я тогда прибежал к Марине и стал обзывать её предательницей. И ставить ей в пример других девчонок, которые в меня влюблены и допетрили бы не говорить маме о дэ-зэ.

− А Марина была в тебя влюблена? - наконец-то мама решила перебить папу.

Папа не ответил, сделал вид, что не расслышал. Он продолжал.

− Я стал просить у Марины списать уроки, а она так обиделась, так возмутилась. Она сказала: «Я не знала, что не надо маме было говорить. Звонит взрослый человек, спрашивает уроки, я и ответила. Ну что я сделала такого?» Я хлопнул входной дверью. Ушёл. Пошёл к другой девчонке, к Лёльке.

− Эта та, которая на рынке сухофруктами торгует? - это я спросил.

− Кто это на рынке сухофруктами торгует? Почему я не знаю? − вы бы видели мамино лицо. Она, ведь, должна всё знать.

− Да никто! - отбрил маму папа. - Ты слушать будешь или нет? Если ты думаешь, что мне это всё легко вспоминать, то ты ошибаешься. Переписал я у другой девчонки дэ-зэ. А утром первая была физра. Мы, ребята, приходили пораньше, чтобы поскакать на таких тренажёрах под названием «Кузнечик». Тогда тренажёры только появляться стали. Беговая ещё дорожка была. И я в зале занимаюсь, а она только пришла и зовёт меня из зала, суёт тетрадки. Видно, переживала, что так всё вышло. Она вообще, как я сейчас понимаю, была простосердечная... Но я ответил, что не надо. Без угроз, без недовольства, просто сказал, мне действительно было уже не надо. Не нужна была её любовь. Я, так же как и Скворцов, разлюбил её. Там ещё у нас на Новый год было тоже происшествие. Тоже в восьмом классе. Одна училка, она у нас заведовала чем-то вроде культурных мероприятий, ещё сидела в профкоме школы и в комсомольском бюро, она проводила... Ой! Да вы её знаете, − папа хлопнул себя по лбу. Обросшие волосы у него на лбу повисли сосульками, как у девчонки, папа вспотел, а мне знобило. - Эта училка и теперь в Тёминой школе.

− Тиф? - уточнила мама.

− Точно. Татьяна Ивановна Феоктистова. Ты её знаешь?

− Знаю, забыл мою должность? И даже прозвище знаю.

− Кликуха, что надо. Тиф! А сына её мы Фикусом дразнили. Сын от неё уехал, когда она тяжело заболела, а теперь она не поддерживает с ним отношения, Эрне, кстати, всё имущество завещала.

− Эрна - это кто?

− Ну Марина. Она её можно сказать спасла. Вылечила. Лекарства, хорошие врачи и тэ дэ и тэ пэ.

− Не отвлекайся.

− Угу. Ну так вот, а тогда на Новый год Тиф дискотеку устроила. Тогда уже разрешили дискотеки, а не танцы. Это была одна из первых дискотек в школе.

− Отличие? - спросил я.

− Ну темно, мигают лампы, светомузыка. Металл тогда вовсю рулил. Нижний брейк танцевали.

О! Майн гот! И тут нижний брейк. Но я уж молчал, сейчас не до брейков.

− И был такой аттракцион, ну или типа того. Тиф ставила стул. На него садился парень. Ему давали в руки цветок. Розу искусственную. Этот аттракцион и назвался... какая-то там роза, забыл. И вот начиналась песня, медляк, что-нибудь типа «Отеля Калифорнии». И подходили две девчонки. Парень выбирал одну, а другой давал в руки цветок. Такая переходящая роза. К этой девчонке подходили двое парней. И она выбирала. А другой парень садился с цветком. И вот ближе к концу песни я оказался на стуле.

− Как? Тебя не выбрали? - изумилась мама.

− Да. Не выбрали. Была там одна фря, − папа пыхнул сигаретой.

− И вот я сижу. И размышляю: кто ко мне подойдёт. И ко мне подошли Марина и ещё одна девчонка, серая крыска. Худая как палка. Видно было, как любит меня Марина, как она хочет помириться со мной. И что-то меня торкнуло: я вручил цветок Марине, а пошёл танцевать с этой крыской. А смотрел через плечо крыски на Марину, на то, как она расстроилась, как кусает губы, чтобы не разреветься. Она конечно была интересная в своём роде. Но высоченная, выше меня. Хотя тогда по ти-ви шёл сериал «Спрут», и там у комиссара Катаньи тоже была девушка выше его на голову. Ну в общем, я думал, Марину рассердить. По лицу видел: для неё этот момент - огромное горе. Буквально секунд двадцать оставалась до конца медляка. И я смотрел на Марину и видел, и торжествовал. И вдруг! Вдруг она изменилась. Стала спокойной, и сидела с этой розой, и смотрела сквозь танцующие пары. Сквозь, пойми ты! Она как будто отлетела, выпорхнула из проблем и увидела что-то, что не видел никто из нас. Я резко обернулся, на сцене, на занавесе я увидел нечто, что сейчас назвали голограммой. Силуэт человека, только больше, и плащ у него развивается в клетку. Я видел его полсекунды - не больше - пока не прозвучал последний аккорд. Я тогда сразу забыл об этом, отмахнулся как от сверхъестественного.

− Ты был пьян? - мама просто спец всё перевернуть с ног на голову. Мама у меня очень приземлённый человек, ей не до мечты. Ничего не поделаешь - должность.

− Да. Был. - кивнул папа раздражённо. − Мда, что-то я размечтался...

− Ну это всё хорошо. Но ты же начинал с другого. Потом перескочил. - мама всегда просила папу рассказывать всё покороче. Я ещё удивился, почему она его не останавливает. Ну наконец-то! Все эти папины любовные фантазии были интересны, но мне тоже хотелось узнать, что же было дальше.

− Зачем ты нам это всё говоришь? - продолжала мама. - Ночь на дворе. Покороче.

− Покороче тут не получится. Тут всё серьёзно, − рявкнул папа.

− Ну хорошо. Рассказывай, что хочешь, − и мама всхлипнула.

− Ну вот. Это я про восьмой класс. Хотел просто обрисовать Марину, чтобы вы поняли про её характер хоть чуть-чуть. И теперь переходим к самому важному.