Плывуны. Книга первая.Кто ты, Эрна? (СИ) - Гуревич Рахиль - Страница 23

− Артём! Не маячь! Ляг уже! Ложись!

Я послушно лёг. Мама принесла второй плед и накрыла меня. Но меня всё равно бил озноб. Я слушал. Я весь превратился в слух.

− В общем, она вернулась в девятый класс совсем другим человеком. Весь город знал, что она каникулы провела за границей у родни. И в школе к ней стали относиться по-другому. Тиф стала нашей классной, возненавидела Марину и презрительно стала называть «немкой», и ещё один дед из ветеранов, самый противный, стал поджидать Маринку после уроков у школы и шипеть ей оскорбления, угрозы, чего только не говорил.

Месяца два, сентябрь, октябрь, она вообще молчала. Ну с девчонками болтала, что-то рассказывала. А так пришибленная стала какая-то. С математичкой ругалась жутко. Та перестала её пускать на урок. В итоге директор вызвала Марину к себе и сказала уходить из школы. Но Марина отказалась. Тогда директор и математичка пошли к Марине домой, разговаривали с её родителями. Те тоже отказались переводить, так ещё написали в газету, чтобы разобрались. И весь девятый класс вот эта заваруха продолжалась. Все говорили о Марине. Вышло уже две статьи, это кроме письма её родителей в газету. В общем и целом, Марину в школе многие не любили. Она же типа предательница, нажаловалась в газету. И мы там в декабре...

− Где «там», − уточнила мама.

− Там это там, − папа взбесился, потом сказал: − в путяге. Я же в то время в школе не учился, в ПТУ ушёл. И вот мы в декабре обворовали склад на сумму меньше пятидесяти рублей. И нас поставили на учёт в милицию, и должен был быть суд. И вот нам сказали, что если мы выполним одно их задание, то суд сделает нам отсрочку приговора, не упечёт в колонию. И мы согласились на всё и сразу. Мы понимали, что задание будет какое-то патриотическое. Оказалось: так и вышло. Но я конечно не знал, что это патриотическое задание будет Марины касаться. Значит, нам объяснили, что в Доме Творчества заседает клуб интернациональной дружбы. Они везде тогда была, Артём! - папа повысил голос.

− Угу, − сказал я.

− КИДы, клубы дружбы с другими странами, там пионеры и комсомольцы переписывались с другими народами, из других стран, желательно из соцлагеря, но и из капстран тоже разрешалось. И вот этот наш КИД пригласил Марину, чтобы она провела лекцию и рассказала о стране, в которой побывала летом. И всё это мероприятие должно было произойти в огромном театральном зале.

− Где у нас отчётные концерты? - я вскочил с дивана.

− Да, да. И зал был битком. Ветераны бесились, что капиталистическая мораль навязывается жителям нашего города - так они говорили о будущей лекции. Они раздали нам вопросы, которые мы должны были выучить наизусть, и задавать Марине после лекции. «И места вам выделят в первом, втором и третьем ряду» − сказала Дворникова. Готовили нас неделю, нас освободили от учёбы в путяге и мы целый день сидели в милиции и Дворникова нас инструктировала. Что творилось в зале. Яблоку негде было упасть. Конечно: весь город читал газету, знал о скандале в школе. Делом Марины заинтересовался горком, он как раз он и организовал эту лекцию с показом слайдов, и с тем, чтобы потом в дискуссии Марина поняла, что социалистический строй лучше капиталистического. В общем, Марину хотели уничтожить силами города, поэтому там первые ряды занимали всё такие же нанятые «вопросники» как мы. И вот лекция началась. Я сначала думал: скукота. Позевал. Нас Дворникова просила чаще зевать, потому что лекцию снимала телевидение. В общем, я сначала выполнял инструктаж, но потом забыл всё на свете. Это была сказочная лекция, я окунулся в совершенно другой мир, в сказку. Марина рассказывала много, интересно, она очень изменилась за то время, что я её не видел. Она была очень хороша собой. Она говорила о королях, о дворцах и замках, о резиденциях, перемежая всё это немецкими названиями. Она рассказала легенду о безумном короле, который строил замки. Я знал, что она будет рассказывать эту легенду. Меня проинструктировали. Как раз Дворникова назвала короля сумасшедшим. Марина так не называла. Она вообще обо всём рассказывала с восхищением. Зал аплодировал стоя. И тут объявили, что зрители могут задавать вопросы. И посыпались вопросы. Ветераны стали кричать на Марину, что она ничего не сказала о фашизме и первом концлагере на территории «сказочного королевства». А Марина ответила, что она рассказывала о девятнадцатом и восемнадцатом веках. Марине стали говорить, что она уходит от ответа. Тогда она крикнула: «Нет!» И Марина рассказала о каком-то священнике, которой во время войны в главной церкви читал антифашистские проповеди. Марина попросила оператора показать слайд под каким-то там номером. И рассказала, что священник после победы был освобождён из заточения, и умер спустя год. Много ещё Марина рассказывала. О своей двоюродной бабушке, о её знакомых. Я задал свой провокационный вопрос, сейчас противно вспоминать. Я спросил, почему, когда все работали в летнем лагере, собирали помидоры, боролись за урожай, Марина позволила себе уехать за границу и бросить класс. Предполагалось, что Марина возмутится и начнёт рассказывать, как всё было на самом деле - её же на самом деле не взяли в этот трудовой лагерь. Тут предполагалось, что все рассмеются, а Марина растеряется. Но Марина на мой вопрос ответила: «Не поехала, потому что ты, Щегольков, там был. Думаешь, я забыла, как твоя компашка меня избивала?» Все рассмеялись, а я стал оправдываться, что это было давно, пять лет назад, но все всё равно смеялись. И кто-то с задних рядов вдруг крикнул, что я и такие как я остальные - скоро в колонию отправятся, воришки и ожидают суда. И что, как говорится, говорится в чужом глазу соринку, а в своём бревно, и так далее. То есть, всё пошло не так. Люди расходились после лекции довольные, некоторые подходили к Марине спросить о короле. А Дворникова, она появилась в пустом зале, была злая ужасно. Но отсрочку приговора нам дали, в колонию не отправили, и я доучился в своём ПТУ, стал автомехаником, пошёл в автошколу при военкомате, стал водителем. А в ноябре Берлинская стена пала. - папа замолчал.

− Это всё? - спросил я.

− Нет. Дай передохнуть.

− Может, чаю? - спросила мама.

− Нет! - заорал папа. - Где мои сигареты?

− Ты же бросил курить.

Папа снова задыми электронкой.

− Короче, склифосовский. Дальше случились такие дела. Мне рассказывали, что директор вдруг вызывала Марину в кабинет и просила привести что-то из-за границы. Да все её просили. Весь класс. Вся школа. Совали деньги и просили привезти шмотки и даже еду. Уж не знаю, привезла она или нет. Только Тиф по-прежнему её ненавидела. Потом Марина уезжала учиться. И у нас, в родном городе, стала бывать наездами и всегда кому-нибудь помогала деньгами, кому-то что-то привозила. В общем, прошло десять лет. Я о ней и думать забыл бы, но постоянно жили слухи: вроде бы она вышла за немца замуж, что дети, что очень и очень помогает некоторым деньгами, ещё любую запчасть может достать, даже иномарку поможет перегнать. В общем, очень нужный водителю человек. Я к ней пошёл, мне пумпа для ауди позарез нужна была, для старой аудюхи. Маринка меня прогнала. Сказала: «Ты, Пэпс, вали, вопросы иди учи, продажная харя». И я смотрел на неё и понимал, что это уже совсем не та Марина, совершенно другой человек. И звали её теперь Эрна, и фамилия у неё была Габриель. Она показалась мне какой-то очень спокойной. Она придавливала, когда разговаривала. Я не могу этого объяснить. Всё дело в том, что она помнила ту лекцию. Как раз в это время стали происходить разные неприятности и поползли разные слухи. Их было много, неприятностей. Нет! Не у меня. Не у нашей компании, но у других, с кем мы во дворе росли. Как-то мы сели с покойным ныне Скворцовым и проанализировали всё, что знали. Оказалось, неприятности у всех поголовно членов совета дружины, которые выгнали её из пионеров. Ну а теперь, что говорить - Скворец уже отпел своё. Теперь на очереди я.

− Ерунду-то не мели, − голос мамы был строг и спокоен.

Папа вздыхал и вздыхал: