Плывуны. Книга первая.Кто ты, Эрна? (СИ) - Гуревич Рахиль - Страница 46

− Ты расстроился? - спросила Катюша. Ей явно хотелось со мной поболтать.

− Да. Не видишь: плачу.

− Ты навсегда ушёл из «Тип-топа» или только на лето, а сейчас вернёшься?

− Навсегда, − странная она, зачем спрашивать, что и так ясно. И я уверен, что в лагере по сто раз это всё перетирали и перемалывали. Тот же Дэн, например.

− Нам не хватало тебя в лагере, − сказала Катюша. Она была с двумя хвостами как первоклашка, с бантами и воротничок такой кружевной. Симпотная до жути. Худая, в гольфах, коленки загорелые торчат, ещё чернее смотрятся из-за белых гольф.

Я молчал. Уж лучше бы Тиф чего-нибудь опять мне сказала запредельное - ещё на уроке я почувствовал какой-то мазохизм: она меня унижает, а мне и больно, и как-то спокойно. Типа, так мне и надо, я теперь ждал только худшего, а хорошего остерегался.

Мне хотелось побыть одному, постоять у открытого окна, полюбоваться ещё достаточно жарким пейзажем. (Да: я стал романтичным, сентиментальным. А как тут не стать, раз я начал себя жалеть. Это надо же: вляпаться во столько переделок!) Катюша мне мешала. Стоп! Наверное что-то у них в лагере стряслось. Катюша тут же подтвердила мои слова:

− Ты с Дэном больше не дружишь?

− Нет.

− И на футбол не ходишь?

Бог мой! Какой футбол? Я забыл о футболе! Точняк. Все поцы в конце августа там, и Лёха с Владом, а меня-то нет. Мне не до футбола, когда ходячие куклы ходят по городу, а потом ещё пересдача по английскому.

− Нет. На футбол я не ходил, − я сказал это как можно грубее. Мне надоел допрос. Но девчонки, они же душу вынимают, особенно Катюша. Они коварны и расчётливы. Вот и Катюша:

− Знай: я на твоей стороне.

− В смысле?

− Ну, в смысле, что про тебя рассказывают небылицы, а я ничему не верю, я за тебя...

Ясно. Где-то сплетничали обо мне, а Катюше это неприятно.

− Спасибо, − что ещё ей сказать, я не знал.

− Ну ладно. Я на обед. - Катюша посмотрела на меня неприязненно, и я тут же ответил:

− И я. - я вдруг понял, до меня дошло, что с Дэном я не буду встречаться и в столовой, он же в девятом, и я был этому очень рад. Хватит мне неприятностей на первый день. Их выше крыши.

Мы почапали (так выразилась Катюша) в столовую, и Катюша взяла меня за руку. Мы шли за руку! Я об этом столько лет мечтал. Но сейчас был не рад. С чего это? С какого? Потом за обедом пришла мне на ум фраза, что женщины любят жалеть. Где-то я её слышал или читал. Я вспомнил фильм. Там у тётки был клёвый мужик, а она осталась с мужем-алкашом, который её бил - пожалела придурка, а реального пацана прогнала... Правда реальный был киллером, но не в этом суть, суть в том, что жалкий с точки зрения мужчины вызывает симпатию у женщины. То, что Катюша со мной, вернуло мне уверенности. И тут же, в столовке, возвратило авторитет в классе. А то после математики на меня никто не смотрел, все отводили глаза, как от преступника. Тут же рядом со мной и Катюшей появились ещё подносы - поцы не хотели мириться с тем, что красотка (за лето Катюша стала настоящей красоткой) уплывает от них. Пообедали мы мило. Я прикупил себе и Катюше ром-бабу. И мы ещё долго их жевали, запивая компотом из перезревшего винограда. Компот был тёмно-красный, компот в нашей столовке по осени очень вкусный. Насыщенный цвет - так сказала Катюша. Спустя год я узнал, что чем меньше женщину мы любим, тем легче ей нравимся. Но тогда я этого не знал, «Онегина» ж в девятом классе проходят, но за год вывел это эмпирическим, как сказали на «физике», то есть, опытным путём.

Глава пятая. Тифа

Глава 5

Тифа

Я специально не уходил из школы, я знал, что Катюша ждёт меня во дворе. Она там специально щебечет с девчонками. Первого сентября они все нафуфыренные, накрашенные, Катюша ещё ничего, в образе, а некоторые... мда... Да ладно уж. Пусть как хотят. Я сидел в раздевалке и болтал с уборщицей. Она рассказывала мне, сколько за прошлый год в школе всего было украдено. Особенно крали обувь. Я никогда таким не занимался. И потом: ну хорошо, взял ты чужую обувь, ходить-то в ней где? В школе нельзя светиться, в городе тоже могут застукать, узнают обудку и звездец. Уборщица у нас в школе удивительная. Зовут её Ибрагимовна, имени не знаю. Она маленькая, коренастая, но не жирная, в лице что- армянское или грузинское, седая и с заколкой на затылке. Не совсем она из нашей местности, и говорит со странным акцентом. Вокруг неё всегда девчонки вьются, она болтает с ними как девочка. Видно, что ей в кайф с детьми. В отличие от учителей, которым, даже если они не показывают виду, мы всю жизнь испортили, искалечили судьбу.

В общем, я болтал, болтал с Ибрагимовной, но Катюша оказалась настойчивой. Она тоже всё болтала и болтала с девчонками. Болтушки разошлись, и она осталась одна во дворе - я всё из окна вижу. Катюша села на оградку клумбы, стала читать в телефоне. Я попрощался с Ибрагимовной и вышел. Катюша тут же встрепенулась, и пошла ко мне.

− Ты домой?

− Да.

− Ты далеко живёшь?

Ой, ё! Она, наверное, думала, что я спрошу: «А ты?» и пойду её провожать.

− Да. То есть нет. Живу, − я махнул неопределённо в сторону улиц.

− А-аа, − сказала она.

И мы пошли. Раньше бы я сказал: «Катя! Чего тебе надобно?» Но мне было жалко её.

− Ты не обращай внимания на Тифу!

− Я и не обращаю.

Мы шли и шли. Я никого и ничего не видел вокруг. Я думал: надо бы взять у неё рюкзак. Но не стал. И вдруг она мне говорит:

− Я тоже из «Тип-топа» уйду.

− Почему?

Катюша вдруг разрыдалась и сказала мне, перепрыгивая с пятого на десятое, что в лагере замутила с Дэном, а он её бросил. Это было странно. Я Дэна знаю. Он падла, но не стал бы Катюшу бросать. Просто назло мне не стал бы. Я так и сказал. Катюша всхлипывать опять стала и опять объяснять, пересказывать случаи, как он ей то сказал, а потом то, а на последней дискотеке послал прямым текстом, сказал, что достала. И тут до меня дошло. Дэн хочет выжить её. Он же вместо меня теперь. Она напоминает ему обо мне, о том, что кто-то лучше его.

− Ну а как Дэн танцует, двигаться стал норм?

− У него прямо прорыв. Все удивляются.что делают с человеком успехи. Мама однажды сказала, что, если у человека всё задуманное получается, он двигается вперёд. А если человеку ставят палки в колёса, он рано или поздно разочаруется в себе и станет неудачником. Неудачник - это про меня. Меня вдруг тогда на улице посетила мысль. А почему, собственно, я должен быть успешным? Чем я лучше других? Я знаю ребят с футбола, которые реал кроме каши дома ничего не видят, их родители вкалывают на пищевом заводе, ковыряются в этом тухляке, который в августе везут с колхозных полей для овощных консервов. Томатная паста, баклажанная икра, и т.д. И это всё добрые люди, часто пьющие. А как тут не запить, когда они пашут в этих жутких огромных цехах, да ещё держатся за свою работу как за спасение... Многие люди у нас выживают, а не живут. Вот и я пойду работать на консервный завод, если из школы выгонят или экзамены не сдам, мама устроит. А Дэн начнёт двигаться вверх по лестнице успеха. Ну и пусть. По фиг. У каждого своя дорога. За лето понял: не надо думать, что ты весь такой из себя великий, рано или поздно щёлкнут тебя по носу. И ещё я подумал, что всё быстро меняется. Если бы не мой позор на танцах, Катюша бы сейчас со мной не шла по улице...

− Дэн тебя специально выживает. Не уходи, Кать. Он только этого и ждёт. Не уходи и всё.

− Я уже не солистка, − и опять слёзы текут.-Светлана Эдуардовна так изменилась, такая злая стала, меня называет «щегольковой невестой», и убрала из солисток, и из первой линии тоже.

− Но ты извини, Катюш, ты же вы... (чуть не сказал вымахала, но осёкся) ты же выросла всё-таки за лето. Все старшаки во второй линии. - я хотел успокоить Катюшу в надежде, что она от меня отстанет. Потому что как правило все лезут к тебе, когда у них проблемы и начинают грузить, грузить чуть ли не первого встречного, пока собеседник не загрузится под завязку. Дэн тоже такой был. Все проблемы на меня вываливал.