Плывуны. Книга первая.Кто ты, Эрна? (СИ) - Гуревич Рахиль - Страница 47

- А Светлана Эдуардовна? Что с неё взять. Женщины в положении нервные, я в интернете читал. А моя мама, прикинь, извёстку со стен отдирала и ела, -- и я попытался рассмеяться. Получилось, видно, не ахти, потому что Катюша вылупила на меня свои глазки размером с блюдце и спросила:

− В каком Светлана Эдуардовна положении?

− Ну... беременная, − испугался я. - А что незаметно?

− Да она никакая не беременная. Ты поменьше сплетни собирай. Если она на нескольких занятиях не была, это ещё не значит, что...

Я не слушал Катюшу. Я всё понял, наконец, до конца. Дошло до меня. Светочка потеряла ребёнка, ну, пусть не ребёнка, а его зародыш, и вот срывает свою злобу на тех, кто напоминает ей обо мне. Дэн, видно, подмазался, может он и знает о её горе; я предположил, что потеря зародыша для женщины - большое горе, да и для Серого тоже - я хорошо помню, как он обошёлся со мной на занятии...

− Тём! А ты не хочешь вернуться? - заело Катюшу, что ли?

Я пришёл в себя от «новости». В начале лета я бы обрадовался, что меня кто-то зовёт обратно, пусть не Светочка с Серым, пусть просто Катюша. А теперь, зная, что произошло у мамы со Светочкой и чем это для Светочки закончилось, о танцах следовало забыть навсегда. Меня пронзила ещё мысль: Серый! Он не остановится, он меня готов был уничтожить на том последнем занятии, а тогда ещё было неясно, потеряет Светочка ребёнка или нет. А теперь он не простит мне никогда свою трагедию, убить не убьёт, но рога пообламает, может и инвалидом сделает. Вполне себе реально. Серый да ещё разъярённый - это не Эрна. «Надо обязательно научиться быстро бегать, -- решил я. - Это может очень пригодится»...

− Тём! Да что с тобой! Чего ты испугался так?

− Я? Я... не... ничего не испугался, − я просто напялил на себя улыбку, натянул как киллер маску. − Я бы с удовольствием, Катюш, вернулся на танцы, но я уже в другой секции.

-- В беговой, что ли? - презрительно уточнила Катюша.

-- Слово дал Босхану Кануровичу, понимаешь?

Мда... Внутренний «я» наверное ухахатывался со смеху: Щеголь и слово дал, ну ты, Щеголь совсем заврался...

− Что ты бегун, впервые слышу. Говорили, ты летом работал, - Катюша решила сменить тему, поняла, что с танцами я завязал.

− Работал. На костюм этот заработал,-горько усмехнулся я.

− Тебе идёт. Всегда так ходи. Возвращайся, Тём!

«Тём» − раньше я бы растаял. Но сейчас сказал упрямо:

− Катя! У меня секция. Не могу. Я и летом занимался по утрам, бегал, - это конечно я врал. Я о секции вспомнил-то только сейчас, когда припомнил о возможной мести Серого. − А ты, Катюш, пусть и не солистка, не бросай. Занимайся. Главное работай. Всё может измениться, вернуться.

Катюша пожала плечами. И тогда я вдруг спросил у неё:

− Кать! Ты не замечала ничего странного?

− Когда?

− Ну вообще, в городе? (Я чуть не прибавил «и на кладбище»).

− Нет. А что произошло?

− Ничего не произошло. Просто разное рассказывают.

− А что рассказывают? - мы шли по улице Т, мы давно прошли мой дом, Катины хвосты развевались, будто хотели убежать от неё, Катины бантики порхали как бабочки.

− Ну... Разные небылицы, − сказал я уклончиво.

− Нет, − сказала Катя недоумённо. - Я ничего такого не слышала.

− Ну ладно. Ты извини, мне домой надо. Вон мой дом, -- я указал себе за спину. -- У меня секция, − наврал я, попрощался и пошёл в обратную сторону, оставив Катюшу.

Катюша, впрочем, понимающе мне кивала. Она наверное думала, что я так веду себя, потому что переживаю из-за танцев. Ещё я подумал, что она темнит. Может, она влюблена в Дэна. Зачем она мне про лагерь стала рассказывать и про их отношения. В общем, короче, я был рад, что избавился от Катюши. Я так о ней мечтал, но сейчас был не в настроении. Если она поссорилась с Дэном, то теперь значит можно подмазываться ко мне? Эх, Катюша, Катюша! Где ты была раньше? Теперь я никому не верю, теперь по городу ходят странные люди мягкие внутри.

Дома неожиданно оказался папа.

− Папа?

Мы обнялись. Папа объяснил, что дорога пустая, все едут в обратном направлении. Папа нёсся на всех парах, в Питере фуру отремонтировал, рессоры, помпу. Папа стал спрашивать о школе, как и что.

− Там твоя математичка обзывала тебя на весь класс уголовником

− Татьяна Ивановна Феоктистова?

− Ну да. Её Тифой зовут, а ещё Лети-лети.

− Это зверь.

− Она сказала, что мама ворует, а тебя чуть не посадили.

− Ну в общем, если не придираться к мелочам, так и есть.

− И чё? Мама реально прям ворует?

− Ну не в прямом смысле. - папа улыбнулся прямой открытой улыбкой, так располагающей к себе всех-всех-всех. -- У мамы есть дела, делишки проворачивает, афёры. Ты же знаешь, мама с квартирами мухлюет.

− Знаю.

− Вот и другие знают. Да сейчас все, сын, кто может, воруют. Каждый на своём месте. Вот например я...

И папа затянул длинный рассказ о таможне, о проверках в рыбном ресторане, рассказывал истории гастарбайтеров, узбеков из Питера. О том, как они пробивают стены и потолки, чтобы посмотреть, что есть у соседей - смотрят через дырку в стене. Но я не слушал папу. Я думал, что я ничего не знаю о мамином прошлом. Я поел рыбы горячего копчения, попил чай, собрал сумку и пошёл на футбольную коробку. Я не видел сегодня в школе физрука. А в секцию записаться надо. Заставят, наверное, справки нести. В общем, я пошёл поговорить с физруком. Спасибо Катюше, напомнила.

Физрук был как обычно в пристройке к хоккейной коробке. В футбик никто не играл. Первое сентября − суматошный день. Все бегают ещё в «Книжный», покупать тетради. Мы поговорили. Босхан Канурович -- калмык. У нас их много. Среди калмыков попадаются такие длинные, как он. А вообще калмыки среднего роста. Он мне обрадовался, похлопал по плечу:

− Поумнел?

− Угу.

− Ну и в самый раз для парня. Тринадцать лет не поздно.

− Скоро четырнадцать.

− Замечательно. Ну, Артём, поездим ещё с тобой по соревнованиям. А то эти танцульки твои. Ну куда это годится? Друзья твои никто больше не хочет?

− Нет.

Босхан подвёл меня к стенду, где было расписание, стал объяснять план тренировок, говорил о сухожилиях и коленных чашечках, о сердце, а я смотрел вокруг. На коробку, на площадку. Всё было спокойно. Но я ждал. Я сам не понимал, кого или чего. Может пятнистого?.. Стоп! Я вспомнил! Я не видел пятнистого, когда шёл через пруды. И от этого равновесие, спокойствие улетучилось. Всё лето пятнистый сидел сначала у котлована, потом у второго пруда, а сегодня - нет. Может, тоже в «Книжный» за тетрадями пошёл?!

Я пришёл рано. Босхан дал мне лёгкое для первого раза задание, сказал, чтобы я не ждал основную группу, потому что в основной группе Лёха и Влад, а они задают быстрый темп. Босхан мне занятие со всеми пока не разрешил, надо было пройти ещё обследование - но мама мне это быстро организует. Я побежал в парк. Это вниз до конца улицы, левее фитнес-центра, там дорожки и небольшая площадь. Деревья насажены. Сейчас они засыпали дорогу плодами. Сливы - год был сливовый − воняли кисло. Я бегал и старался ни о чём не думать, бегал и рассматривал обитателей парка. Там гуляли с детьми, но чаще катались на велах и скейтах. И постоянно мне трезвонили, чтобы я уступал им дорогу. Меня это выбешивало. Бегалось, вроде, легко, и на душе становилось всё легче. Бег проветривает мозги, бег - великий успокоитель и философитель, так вычурно выразился физрук. В конце разминки я душевно себя почувствовал намного спокойнее. Такое состояние пофигистское, и почти глубокое спокойствие.

На следующий день болели мышцы. Ноги, спина и даже почему-то руки. Всё болело, но надо было идти на тренировку. Я подумал: хорошо, что у меня нет справки и Босхан не заставляет (пока не заставляет) бегать в полную силу. Бегал я совсем не резво, Влад и Лёха, обгоняя, смотрели на меня с еле скрываемым презрением. Остальные поцы были, как на подбор, с рожами киллеров, хорошо хоть очкастый хомяк с футбола тоже оказался бегуном, он бежал со мной за компанию, наверное ему Босхан так приказал. В общем, первая неделя получилась какая-то скомканная. Школа, ежедневные пинки Дэна в коридоре, выматывающий бег под ещё жарким солнцем. Пить хотелось постоянно. В пятницу я не пошёл в школу. Тиф определённо с головой расдружилась. Ставила мне каждый день двойки. Три дня - три двойки. За дэ-зэ. Да, я не делал дэ-зэ. Мне было лень. Я уставал на беге, голова плохо варила.