Эра безумия. Колыбель грёз (СИ) - Анненкова Валерия - Страница 82

- Что же ты знаешь о нем? - с тенью страха смотрела на дворянина Луиза.

- Наш главный королевский прокурор, дорогая моя, когда-то давно был женат на одной маркизе. - Монелини даже не пытался скрыть в своем взгляде коварную искру рано торжествующей победы. - И, когда она родила ему сына, то де Вильере своими собственными руками утопил этого ребенка!

- Как?

- Не волнуйся, ребенок выжил. - Граф чуть усмехнулся, вспомнив бал. Он заметил, как представитель власти скоро вышел из его кабинета, а вслед за ним исчез и Андре. - Более того, сейчас он планирует революцию, о которой так давно ходят слухи. И де Вильере, похоже, прекрасно знает об этом, только молчит, потому что знает, что последует за такое преступление! Луиза, мы имеем дело с самим исчадием ада, но я нашел его слабость, и если о его падении узнает весь Париж, то нам удастся отомстить за Агнессу. Мы оборвем этому Люциферу крылья, и он уже никогда не взлетит так высоко!

Монелини чуть не зашелся мерзким смехом человека, то ли спятившего, то ли знающего, что делает и, что за это может настичь его. С одной стороны он осознавал, что творит зло, а с другой - лелеял мечту посмеяться над несчастьем своего злейшего врага. Граф, как ему самому казалось, просчитал все ходы, возможные и невозможные, но он забыл об одном, не менее ужасном факте. Де Вильере отправил его на каторгу не из-за ненависти или каких-либо личных причин, а из-за безвыходности своего положения. А Монелини собрался мстить ему уже из-за неприязни и неспособности простить отнятое счастье. Виной всему злоба - чувство, порождающее месть. Многие люди, желающие обрести счастье, никак не могут понять, что для этого не нужно сделать что-то невозможное, надо лишь научиться подавлять эту змею, подговаривающую совершить преступление. Они зависимы от этого, ибо злоба в самые трудные моменты жизни помогает окончательно не пасть духом. В определенной степени это нормально. Но лишь в определенной, а, когда зло начинает брать верх над человеческим разумом, управлять его действиями и решениями, то это не приводит ни к чему хорошему. Если же злость присуща человеку, наделенному властью, то это ведет к мукам народа, несчастных людей, невиновных в своей судьбе. А если это чувство правит всеми: богатыми и бедными, королями и нищими, женщинами и мужчинами - то мир ждет разруха, хаос и зверства, страшнее адских мук.

***

Де Вильере все это время сидел возле Агнессы, нервно посматривал по сторонам, подобно потерявшемуся ребенку, и припадал дрожащими от тревоги губами к ее горячему лбу и бледным щекам. Он целовал супругу, замечая, что все вокруг уподоблялось туману, серому и мрачному, как его жизнь, до появления в ней красавицы. Она спала, мягко обняв его руку и прижав ее к себе, словно маленькая девочка прислоняла к своему чудесному личику плюшевую игрушку медвежонка. Это, и вправду, было самое умилительное зрелище на свете, способное заставить плакать даже ангелов. Рука королевского прокурора, обнимаемая девушкой, была единственной частью его тела, к которой он просто не имел права подпускать конвульсию переживаний. Мужчина не хотел, чтобы она чувствовала его скованную панику, медленно поглощающую разум, будто какая-то заразная болезнь. Он всматривался в черты ее прекрасного личика, как в последний раз, опасаясь, что красавица вот-вот исчезнет, оставив ему после себе лишь яркие воспоминания и море душераздирающей скорби. Де Вильере никак не мог поверить, что хрупкий смысл его жизни был способен погибнуть в любую минуту.

Стук в дверь эхом пробежал по комнате, заставив королевского прокурора вздрогнуть и вновь вернуться к своей печали. Он не сказал ни слова, предполагая, что это могли быть слуги, или Ришар, постоянно вмешивающийся не в свои дела. И, тем не менее, дверь с едва слышным скрипом открылась, и в комнату вошел Этюен.

- Здравствуйте, господин де Вильере! - доктор снял цилиндр, зайдя в комнату.

- Шарль! - королевский прокурор тут же оживился. - Слава Богу! Шарль, наконец-то...

Он буквально подскочил на ноги, аккуратно отняв свою руку у Агнессы, которая, судя по всему, не обратила на это внимания. Этюен внимательно смотрел на Виктора, пытаясь понять, что сейчас происходило в его голове. Де Вильере находился на расстоянии пяти шагов от доктора и всем своим видом старался не выдать внутреннюю панику, бьющуюся в один ритм с сердцем. Его взгляд был, как никогда печален, но при этом не утрачивал своей выразительности. Он тщательно сдерживал дрожь, контролируя каждую клетку своего тела. Трепетало только его дыхание.

- Что же случилось, Виктор? - Этюен взглянул на постель.

В какой-то момент он потерял дар речи, сердце начало стучать чуть-чуть медленнее, но намного сильнее, четче. На постели лежал прекрасный бес, настолько очаровательный, что Шарлю не хотелось даже нарушать тишину, окутывающую его сладкий сон. В ней все было прекрасным: небрежно разбросанные по подушке черные длинные волосы идеально оттеняли бледно-белое личико, изогнутые брови были мертвецки обездвижены, темные густые ресницы даже не дрожали, а алые губы выделялись, подобно каплям свежей крови на снегу. Единственным ужасом сей картины было лишь медленное увядание, предначертанное этой юной девушке. Легкий порыв удивления коснулся Этюена, он часто видел больных и умирающих, но еще никогда не испытывал подобного сожаления. Она, такая молодая и красивая, беспомощно лежала в постели, будто старуха, готовая в любое время распрощаться с жизнью.

- Шарль, - охрипшим от волнения баритоном произнес де Вильере, - умоляю тебя, помоги! Она - это вся моя жизнь!

Он приблизился к доктору и, схватив его за руку, посмотрел прямо ему в лицо. Тот неожиданно столкнулся с самыми неподдельными на свете эмоциями, он впервые увидел самую искуренную тревогу во взгляде представителя власти, человека от которого он этого не ожидал. Королевский прокурор испепелял Этюена обреченными глазами, в которых еще не потухла тусклая надежда на милость Господа. Почему же он сейчас уповал на помощь Всевышнего, если прежде считал подобные мысленные мольбы тратой времени? Ответ прост: человек, загнанный в тупик, из которого невозможно выбраться, ищет чудо везде, только бы оно спасло его от гибели. В данном случае, смерть Агнессы означала одно - смерть самого де Вильере.

***

Королевский прокурор больше часа расхаживал под дверью в спальню, с нетерпением ожидая выхода доктора. Если бы за каждое мучительное мгновение, что безумно сдавливало его сердце, де Вильере повышали бы в должности, то он давно бы уже занял место Господа. Как ему были знакомы такие минуты ожидания, и как они уже начинали надоедать ему! Первый раз представитель власти мучился, ожидая появления на свет сына, а второй - наблюдая за смертью отца. Был, правда, и третий случай, о котором мужчина предпочитал не вспоминать, надеясь забыть его, как стыдливую детскую шалость.

Пять лет назад де Вильере был только назначен на новую должность главного королевского прокурора Франции, а это повышение требовало участия во многих громких делах и присутствия на всех важных судебных заседаниях. Одно такое, самое первое, заседание надолго засело в его памяти, то был суд над женщиной, убившей двоих своих новорожденных детей. Виктор просто не мог ни то что бы смотреть на детоубийцу, он даже не желал слышать ее оправдательные речи. Больше всего его раздражало осознание того, что люди, имеющие детей, столь хрупкие и бесценные подарки жизни, просто не ценят их. Де Вильере так страстно желал, чтобы у него был ребенок, который бы смотрел на мир поистине любопытными и добрыми глазами, пропитанными интересом ко всему существующему. Он не мог и не хотел понять, почему Бог позволяет детям рождаться в тех семьях, где они совсем не нужны, а не в тех, где их так ждут. Почему женщина, для которой ребенок - лишь обуза, стала все-таки матерью, а та, что с трепетом лелеяла мечту о появлении на свет дитя, лишилась этой возможности? Королевский прокурор, привыкший искать везде справедливость, не мог найти ее в этой истории.