Клятва графа Калиостро (СИ) - Крылатова Екатерина Александровна - Страница 37

Наконец, собственная однушка и, после недолгой радости, Афганистан. Похоронка эта до сих пор лежит в шкатулке. Господи, господи, могла ведь работать. Сына в садик, а сама – до седьмого пота. Не оставляет государство людей, прожили бы как-нибудь... Но у меня ведь мама в обкоме! К маме не пошла, а замуж – была обязана!

Эта часть тебе тоже знакома. До рождения Риты я летала, как на крыльях. Муж умница, при деньгах, не пьющий, уважаемый человек и, главное, Тёму принял, как родного. Как родного, господи!.. Неужели и вправду от свалившегося счастья люди ничего не видят?!

Сын терпел, всегда терпел. Это потом я узнала, что пока любовалась в роддоме на Риточку... На записке, которую мне передал Гоша, в нижнем правом уголке осталось буроватое пятно. Я еще подумала: мясо, что ли, резал?..

- Не надо, не продолжайте, - попросила я. И без того ясно, что было дальше. Вопрос в другом: - Откуда Георгий узнал, что железо блокирует магию? Это ведь было железо, не так ли? Веревки уже не держали.

Марина запнулась, но сообразила быстро:

- Ему кто-то из своих посоветовал. Хомяк, кажется... Да, Хомяк. Гоша тогда еще кричал: «Хорошо Хомяк придумал, видно, опыт есть». Я запомнила.

- И кто он, этот Хомяк?

- Понятия не имею, - устало ответила свекровь. – Не видела, не знакомы.

Она попрощалась первой. Обиделась, что я не стала ее жалеть и так нагло сменила тему. Признаться, я действительно погорячилась, но тревога за мужа вкупе с паранойей, от которой, наверное, не избавиться до самой смерти, слегка придушили чувство такта. Помириться с ней всегда успею, сначала надо выяснить, что это за кошмары такие. Интуиция у меня пускай и послабее Воропаевской, но даже она чует: что-то здесь нечисто. Случайностей же в мире не существует в принципе.

В спальне надрывался будильник и, выразительно поскуливая, нарезал круги Арчибальд. Артемий, ради которого этот спектакль и затевался, крепко спал, подтянув колени к груди и положив ладони под щеку. Умиротворенный и невинный, как дитя. Будить его рука не поднялась, поэтому я отключила будильник и отправилась выгуливать обормота. Расследование решила продолжить позже. Зря, что ли, обеденный перерыв придумали?

***

Возвращаться к работе оказалось трудно не столько физически, сколько морально. Терапия всё еще ходила под впечатлением от смерти Ульяны Юдиновой, но жизнь продолжалась. Новый заведующий отделением Наталья Николаевна внедряла новые порядки, а самое главное – уехал Сологуб. Подсуетился, сдал всё досрочно и отчалил, не попрощавшись. То есть, попрощаться-то он попрощался, только вот я на прощание не успела.

- Одни мы с тобой остались, Верка, - вздыхал Толян. – Тебе экзамены сдать, мне – пересдать, и разлетимся, как в море корабли.

- И куда ты собрался, Анатолий Геннадьевич? Покорять столицу?

- Ты чо? – неподдельно удивился Малышев. – Чо я там забыл? Здесь останусь.

- Ну и я здесь. Куда мне ехать, сам подумай?

Толян подумал и на радостях презентовал мне старый Славкин халат – «чтоб на экзаменах повезло». Правда, самому Толяну не помогло, но вдруг мне поможет?

Насчет экзаменов не волновалась: за этот суматошный год я провела тотальную переоценку ценностей. После всего, что с нами произошло, бояться каких-то тестов и собеседований было... нелепо. Сдам я их, и Толян обязательно сдаст, если поднапряжется. Он же не глупый малый, просто ленивый очень и безалаберный слегка. Ничего, вылечим!

Жанна Романова считала дни до декрета. Считать осталось буквально месяц.

- На этом пузе ничего не застегнешь, - жаловалась она. – Всё расходится, разъезжается и рвется. Хочу носить растянутые маечки! Хочу вязать пинетки! В декрет хочу!

Я улыбалась этим заявлениям, а Жанна в самый неподходящий момент вспоминала, что я могла бы составить ей компанию, если бы не «бы», и очень огорчалась. Правда, мысленно, и незаметно переводила разговор в другое русло. А я? Я знала, что у нас всё еще будет, и от души радовалась за подругу.

Сложнее всего было привыкать к тому, что Воропаев больше не мой начальник. Не хватало кабинета, честное пионерское! В нашем распоряжении была целая ординаторская, но там нельзя было спрятаться в случае чего. Зато было забавно наблюдать, как друзья привыкают называть моего мужа на «ты» и по имени без отчества. Всё-таки авторитет – великая вещь.

Ближе к обеду явилась Анька в компании сутулого молодого человека в очках. Как оказалось, сестрица по привычке завалилась в кабинет к «родственнику», но Наталья Николаевна любезно направила, куда нужно.

- Всем здрасьте! Родственники, будьте людьми, внесите вклад в наше светлое будущее: денег дайте.

- На что? – прямо спросил Воропаев.

- На кино и Крокодилу на экстрасенса. Через неделю в десятый, а он до сих пор заикается.

- Какому крокодилу? – не поняла я.

- Да вот этому, - она дернула своего спутника за ухо. – Это Алик, по прозвищу Крокодил.

- Я не Кы-кы-рокодил, - запротестовал юноша, поправляя очки, - я А-а-а-алиг-гатор!

- Ой, да какая разница? - отмахнулась сестрица. – Что из одного чемодан, что из другого.

Аллигатор покраснел и еще больше ссутулился, однако возразить не пытался. На Аньку он смотрел больными глазами обожателя, готового ради своей богини и в огонь, и в воду.

- Ладно, не обижайся, - «богиня» небрежно потрепала Алика по щеке. – Так что насчет денег? Ему на полном серьезе к экстрасенсу надо. Танька нам одну бабку посоветовала, которая от заикания лечит. Правда, дороговато берет, но Куйбышева вылечила – он теперь скороговорками говорит. Типа шла Александра по автомагистрали и употребляла... Ну дайте денег, а?

Мы с мужем переглянулись.

- Ань, скажи честно, куда ты опять вляпалась?

- Что значит «опять»? – она плюхнулась на диван между нами («Крокодил, не стой, приземляйся!») – Телеграфирую по буквам: человеку помощь нужна. Нате вот, смотрите, - она спокойно закатала рукав джинсовой куртки, - не колюсь, не пью, не нюхаю. Мне тренер голову бы открутил. Просто я Аллигатору должна, - призналась Анька, - я у него алгебру списала.

- Аня, х-х-хватит! – вмешался парень. – Пы-пы-пойдем. Извин-ните зы-а б-бе-бе...

- Не лезь, куда не надо! Речевой центр – это я. Ладно, раз вы такие принципиальные, - обратилась она к нам, - давайте в долг возьму. Отдам, когда Россию выиграю, а я ее выиграю...

- Аня! Пы-п-жалуйста! Т-ты н-ни... н-нич-чего мне н-не должна! Я н-не хочу, чтобы ты...

Артемий молча полез в карман, достал бумажник, из бумажника – пару сотен, и протянул мне. Я машинально взяла.

- Дамы, сходите за мороженым. Нам с молодым человеком нужно поговорить.

- Эй-эй-эй, - возмутилась сестра, – я Аллигатора не оставлю...

- Тебе какое? – улыбнулась я, хватая ее под локоток.

- Любое, только не со сгущенкой.

Анька зло зыркнула на Воропаева и всё же позволила себя увести. Правда, когда мы вышли из ординаторской, она скрестила руки на груди и заявила:

- Я буду подслушивать!

Пожала плечами. Колдовать при постороннем муж точно не будет, но...

- Дамы, магазин чуточку южнее! Попросите – вас проводят.

- Пошли уже, - сказала я, глядя на надувшуюся Анютку. – Расскажешь, кто такой этот Алик и почему тебе хочется его спасти.

До киоска мы почти бежали: с неба начинало задумчиво накрапывать. Пока я выбирала между клубнично-банановым и фисташково-шоколадным, сестра постукивала по асфальту носком кеда и пыхтела. Значит, списала алгебру... Нет, я не против. Экзамены в выпускных классах – та еще штука, а наша Анька и точные науки – как умножение на ноль: сколько ни умножай, ничего путного не выйдет...

- Прекрати меня препарировать! - сердито сказала она. – Ненавижу этот твой взгляд: «а что у нашей деточки случилось? Я должна это понять!»

- Спасибо, - забрала у продавщицы кулек и сдачу. – Я тебе шоколадное взяла. Не против?

- Верка, блин! Ты меня вообще слушаешь?!

Я развернула шуршащую упаковку и с наслаждением откусила от рожка.