Жнец крови и пепла (СИ) - Гринберг Александра - Страница 76

— Годы идут, а моя Киара по-прежнему мила и прелестна, как дюжина линяющих гадюк, — с сарказмом констатировал Гейбриел. Но когда сигарилла вместе с мундштуком осыпалась прахом — больше невозможно было терпеть удушливую гвоздичную вонь, — его некромантская светлость несколько спала с лица.

— Нет, прошу прощения — как две дюжины, — картинно вздохнув, он отряхнул перчатку и воззрился на Киару с явным предвкушением на лощеной физиономии. А затем весьма опрометчиво прошагал к столу и уселся напротив. — Пташечка моя сладкоголосая, я выметусь тогда, когда сам пожелаю. У меня карт-бланш на любые действия в стенах вашей богадельни, чем я и не преминул воспользоваться…

— С какого это перепуга, драгоценный?

— Разрешение за подписью самого императора, моя милая Киара. Даже ты не настолько обнаглела, чтобы оспаривать его решения, с каким бы пиететом милорд Константин ни относился к тебе лично.

— Гейб, родной мой, — Киара вернула ему гаденькую усмешку, мысленно наматывая его кишки на кулак, — я плевать хотела, что за бумажонку тебе подписал милорд Константин. Из уважения к нему я тебя немножко потерплю, но командовать ты здесь точно не будешь.

— Я первый некромант Империи!

— Ты бездарный ублюдок, которого я восемь лет тащила на своем горбу! — рявкнула Киара, от души долбанув кулаком по столу. По столешнице прошла трещина; пришлось задышать на счет, чтобы не разнести к демонам половину этажа. Сильным независимым женщинам с котами не пристало проявлять столь вопиющую несдержанность, особенно если сие грозит финансовыми потерями и ответственностью пред лицом закона. — И с твоим мнением никто здесь не будет считаться, — продолжила она уже спокойнее. — Да, ты умудрился предать меня дважды и остаться в живых, но это говорит отнюдь не в твою пользу, Гейбриел. Всем известно, сколько раз я вызывала тебя на дуэль и сколько раз ты, жалкое подобие магистра, отоврался. О, Хладная! Мне что, надо выйти на площадь в торговый день и проорать: «Гейб, твоя мать — шлюха»? Впрочем, это не оскорбление, а констатация факта…

— На свою мать погляди! — взвился Гейб. Нападки на легкомысленную матушку он воспринимал весьма болезненно — из любви не столько к матушке, сколько к себе и своей репутации в приличном обществе. — Дуэль? Много чести мною же отмытой деревенщине! Должно ли мне, самому Лейернхарту, марать руки об дочурку торгаша и полукровной вырожденки?!

— За столько лет ты, никчемный лицемер, мог бы придумать оскорбления поновее… Ой, прости, это ведь слишком сложно для существа, чьи мозги размером с вишневую косточку! — Она вдруг снова ощутила себя хозяйкой положения, и это помогло немного совладать с бурлящей, разъедающей нутро ненавистью к этому вонючему предателю. — Ладно, крысеныш, слушай сюда. С результатами твоего расследования я ознакомилась и, скрепя сердце, готова их принять. А теперь взял их в руки и пошел переписывать по регламенту, так как, увы, в нынешнем виде они годятся лишь для вставки в дерьмовый бульварный романчик.

— Да не знаю я ваших регламентов! — возмутился Гейб.

— Не моя проблема, родной! — Киара одарила его едкой ухмылочкой и развела руками. — Следующий вопрос. На кой хрен для простого, как две твоих извилины, железного ножа понадобилась экспертиза независимого артефактора? Я тебя уверяю, там магии по нулям.

Взгляд Гейба бешено заметался по комнате — в этот миг конфетный красавчик в самом деле приобрел поразительно сходство с крысой. Но тут же взял себя в руки.

— Ты, пташка моя, ни разу не артефактор, — поведал он очевидную вещь, возвращаясь к излюбленному снисходительному тону. — Уж прости, что не доверяю твоим… обрывочным познаниям. Знаю, полицию консультирует госпожа Линдтерн, но ты же понимаешь мое нежелание к ней обращаться?

Она понимала, о да, — госпожа Линдтерн мечтала так и эдак проклясть сиятельное угробище почти так же сильно, как сама Киара.

А ещё она понимала, что её подозрения, пусть и остаются недоказуемы, но крепнут с каждой секундой.

— Недостойная дилетантка благодарит тебя за разъяснения, дорогой Гейбриел, — сахарным тоном поблагодарила Киара. — Это всё, что я хотела знать. Теперь пошел вон отсюда. Иначе тебя вынесут, предварительно сметя в совок.

— Ха? — делано изумился Гейб, закидывая ногу на ногу. — Нет уж, посижу ещё. Я, может, соскучился по твоей дивной мордашке и поганому языку.

Желание вывернуть ублюдочного Лейернхарта наизнанку пришлось подавлять нечеловеческим усилием воли.

Нет, она могла бы вывернуть… ну, или хотя бы выкинуть этот патлатый дар небес в ближайшее окно. Однако император, лично подписывающий засранцу всякие сомнительные бумажки, такого произвола явно не одобрит.

— Отлично. Тогда поступим по-другому. — Она резко сорвалась с места и шагнула было в сторону капитанской каморки. Но идти дальше не пришлось: оказывается, Стэн уже какое-то время наблюдал за представлением в дверях, а из-за его мощного плеча опасливо выглядывала Анни. — Стэн, я в морг. К моему приходу настоятельно прошу тебя убрать это отсюда. Работать меньше чем в десяти ярдах от твоего приятеля я отказываюсь.

И, прежде чем кто-нибудь успел её остановить, Киара вышла в коридор. Дверь за ней, оглушительно хлопнув, разлетелась в щепу.

Разговор, состоявшийся на похоронах, Марк бы с радостью перенес на пару лет вперед. Не потому, что его хоть как-то трогала смерть пары сотен человек — чужие жизни не слишком волновали и до того, как сломался трансформатор. Нужно время, чтобы окончательно свыкнуться с мыслью: отсутствие человечности в его случае вполне нормально.

Наверное, ещё там, на балконе, нужно было сказать что-то, поддержать Киару и успокоить, но нужные слова никак не желали находиться. Только голова всякий раз начинала болеть сильнее, стоило глянуть на неё, подозрительно косящуюся и ожидающую хоть какой-то реакции.

Киару было жаль. Потому что те люди — они мертвы, а мертвым, как известно, глубоко наплевать, кто из живых разводит по ним сопли. А Блэр — вот она, живая, красивая, сильная и явно желающая ту часть своей жизни забыть раз и навсегда. И вряд ли ей на самом деле нужна его жалость. Она вообще мало кому нужна.

Реакцией стала трещина в стене, когда очередная попытка вызвать в себе чуть больше эмоций по отношению к этой истории не увенчалась успехом. В ответ на это Киара, которая в любой другой ситуации разразилась бы лекцией о хреновом контроле или потащила бы на полигон, придала стене прежний вид одним взмахом руки. И, бросив что-то вроде: «Побудь один», ушла.

Бежать за ней Марк не стал. Попытался окликнуть, но без всякого энтузиазма, мысленно соглашаясь — им стоит отдохнуть друг от друга, а самой Киаре — в одиночку переварить свалившиеся на её голову отношения с ним.

На работу Марк шел с неохотой, впервые в жизни малодушно подумывая взять отпуск подольше и отправиться ловить рыбу в Ледяном озере. Одно «но» — маменька-лич до сих пор разгуливает по Иленгарду, а значит, прихватить Киару с собой — наводить порядок на ближайшем кладбище, как завещала бабушка, — никак не выйдет. А засыпать без неё спустя столько совместных ночевок вряд ли получится.

Не вдохновляла и записка с подписью коммандера Ларссона, который приказывал явиться в участок. Ощущение скорых неприятностей холодило спину, несмотря на вот уже пару недель длящуюся жару.

Он безбожно опаздывал: пришлось заглянуть в хозотдел за формой, поругаться там с каким-то занудой в пенсне, невесть откуда взявшимся на месте старой Берты (дамы суровой, но не любившей всякие бумажки, как и половина полицейского корпуса), выяснить, что без дрянного акта о порче имущества не видать ему новой формы как своих ушей, и, матерясь на манер дорогого дедули Аргуса, поплестись восвояси. В его случае — в некроотдел, который, мать его так, находился ровнехонько на другом конце полицейского корпуса.

Долгожданная встреча с инфернальной принцессой вышла весьма красочной — послышался громкий и сухой треск, а миг спустя Киара, больше напоминающая черный вихрь, вылетела из-за угла с такой скоростью, будто за ней гналась дрянь похлеще недоубитого лича. Даже не глянув на Марка, всё тем же стремительным шагом она направилась к лестнице.