Fatal amour. Искупление и покаяние (СИ) - Леонова Юлия - Страница 107

Взглядом указав прислуге на выход, Николай вошёл и плотно прикрыл за собою двери. Марья осталась безучастной к его появлению, она даже не переменила позы, продолжая смотреть невидящим взглядом в окно. Окинув беглым взглядом жену, князь глубоко вздохнул, подавляя мгновенно вспыхнувшее чувство брезгливости и отвращения. Неприбранная, непричёсанная, неопрятная, шёлковый капот, надетый поверх ночной рубашки, в пятнах. Разве может такая женщина вызвать симпатию?

— Мари, мне кажется, пришло время нам поговорить, — начал Куташев, присаживаясь подле жены.

— О чём? — равнодушно обронила она, не поворачивая головы.

Николай с трудом подавил раздражение и постарался не выказать гнева, вызванного её поведением и внешним видом.

— О вас, Мари.

— Обо мне? — проскользнули нотки удивления в интонациях её голоса. — Чем я вам не угодила, Nicolas?

— Я нахожу ваше поведение несколько странным. Более того, я вас не узнаю. Вы давно видели себя в зеркале? — осведомился он.

— Я не хочу, — вздохнула Марья.

Николай подавил ещё один раздражённый вздох. Он определённо не собирался нянчиться с ней, но вскоре начнётся светский сезон и общество станет интересоваться тем, куда пропала княгиня Куташева. Самому ему было совершенно плевать на то, что станут говорить о нём и его семейной жизни, но есть ещё Софи, и вся эта шумиха и сплетни вокруг фамилии Куташевых вряд ли положительным образом скажутся на rénommée его сестры. Только ради Софьи он старался соблюдать светские условности, и только забота о её добром имени не позволяла ему откровенно попирать принятые в свете правила, хотя и не мешала высмеивать их.

Поднявшись с кушетки, Николай подхватил жену под локоть и принудил встать. Нисколько не заботясь о том, что может причинить ей боль, он подтащил её к зеркалу и развернул лицом к её отражению, удерживая за плечи.

— Смотрите! Смотрите на кого вы стали похожи! — потряс он её словно тряпичную куклу.

— Вас это беспокоит? — выпрямилась Марья, стряхивая с плеч его руки. — Мне казалось, вам и дела нет до меня.

— Мне нет до вас дела, Мари, — сквозь зубы процедил Куташев, — но, увы, мы живём в столице на виду у многих, и мне приходится считаться с этим. Анненковы прислали приглашение. Через две седмицы Ирина Александровна устраивает небольшой музыкальный вечер на даче в Царском селе. Надеюсь, к тому времени вы будете готовы появиться в свете.

— А ежели я не хочу, — упрямо возразила Марья.

— Тогда вы поедете в том виде, в каком я вас застану к назначенному часу, — пригрозил Куташев. — Сомневаюсь только, что ваше тщеславие позволит вам опуститься до подобного.

Уходя, князь громко хлопнул дверью, но Марья даже не оглянулась. Сосредоточенно и хмуро, она вглядывалась в зеркало, из которого на неё глядела всклокоченная бледная особа весьма отталкивающего вида. "И это я?!" — ужаснулась княгиня.

Утром следующего дня Марья Филипповна заставила себя спуститься в столовую. На этот раз княгиня была аккуратно причёсана и одета в простое домашнее платье из тёмно-синего муслина. Заметив в тёмных глазах супруга нечто похожее на одобрение, Марья равнодушно отвернулась, всем своим видом показывая, что старалась она вовсе не ради него. За завтраком она почти ничего не ела, выпив только чашку обжигающе горячего чая. Софья попыталась разговорить её, но на все расспросы княжны Марья Филипповна отвечала коротким "да" или "нет".

После трапезы Куташев собирался отбыть на службу. Вскоре летний лагерь будет свёрнут, и необходимо было проверить готовность казарм к прибытию полка на зимние квартиры. Николай Васильевич одевался в своих покоях, когда, предварительно постучав, к нему в комнату вошла Марья. Наблюдая, как камердинер помогает супругу облачиться в белоснежный колет, княгиня расположилась в кресле.

— Митька, выйди, — догадавшись, что она не станет говорить при слуге, велел князь.

— Ежели вы желаете, чтобы я в нынешнем сезоне сопровождала вас, мне понадобится новый гардероб, — без всяких предисловий произнесла Марья.

— Вы вольны скупить все модные лавки, Мари, — усмехнулся Куташев. — Ваши счета будут оплачены.

Марья поднялась с кресла.

— Это всё, зачем вы пришли? — поинтересовался Николай, поправляя тесный ворот колета.

— Более мне ничего от вас не надобно, — равнодушно отозвалась Марья.

— Признаться, мне наши отношения до свадьбы были куда больше по душе, чем нынешние, — заметил Куташев.

Княгиня остановилась в дверях спиной к нему:

— Ничего не могу поделать, Nicolas. Дерзить вам, как прежде, не получается. Вы меня более не вдохновляете, — вздохнула она, закрывая за собой дверь.

Проходя мимо детской, Марья услышала плач младенца. Замедлив шаг, она нерешительно положила ладонь на ручку двери. Ребёнок плакал всё громче и громче. Распахнув двери, княгиня вошла. Кроме неё и плачущего младенца в комнате более никого не оказалось. Постояв над колыбелью и поборов желание закрыть уши от невыносимого детского крика, Марья взяла дитя на руки. Пелёнки оказались мокрыми. Поморщившись, молодая мать распеленала сына и беспомощно огляделась. Взгляд её обратился к комоду. Выдвинув верхний ящик, княгиня нашла стопку аккуратно сложенных пелёнок. Кое-как перепеленав младенца, Марья принялась укачивать его. Тихо напевая невесть откуда всплывшую в голове мелодию, княгиня кружила по комнате, с удивлением рассматривая собственное дитя. Не верилось, что за две седмицы младенец мог так перемениться. Он стал заметно крупнее, щёки его округлились, и он явно прибавил в весе. Отворилась дверь и в комнату вошла кормилица. Одарив бабу гневным взглядом, Марья передала ей ребёнка, не удержавшись, ласково провела кончиками пальцев по пухлой щёчке и погладила мягкий тёмный пушок на голове сына.

С этого момента она более не игнорировала собственное дитя и заходила в детскую по нескольку раз на дню, интересовалась, как ребёнок кушает, как спит, подолгу просиживала у колыбели, просто наблюдая за ним.

За день до намеченного у Анненковых суаре, в дом на Мойке приехала модистка с двумя помощницами. Привезли заказанный Марьей Филипповной гардероб. Всё пространство в будуаре заняли платья, шляпки, накидки, ротонды, целый ворох тончайшего женского белья. Марья, примеряя обновки, оживилась. Лицо её раскраснелось, в глазах появился озорной блеск. Взгляд её обратился к роскошному ярко-синему бальному туалету. Возможно, для музыкального вечера платье и казалось чересчур вызывающим, но она так давно не надевала красивые вещи. Однако при примерке выяснилось, что оно довольно тесно ей в талии.

Модистка заверила её, что сие поправимо, и она может распустить немного швы, но к завтрашнему дню ей никак не поспеть.

— Милка, — перевела сверкающий взгляд на горничную молодая княгиня, — затяни корсет туже.

Вместе с помощницей модистки горничная затянула шнурки на корсете так, что Марья едва могла вздохнуть, но зато платье пришлось впору. Оглядев в зеркале своё отражение, княгиня Куташева самодовольно улыбнулась. Ныне она была хороша, как никогда. Грудь её стала заметно больше, а талия благодаря усилиям Милки и белошвейки казалась невероятно тонкой. Отпустив модистку и её помощниц, Марья велела Милке перенести вещи в гардеробную, а платье к завтрашнему вечеру оставить в спальне.

На другой день, собираясь к Анненковым, Марья страшно волновалась, будто бы впервые собиралась выйти в свет. Ей было не по себе от того, что она не могла знать, как встретит её Ирина, до сих пор не покидал страх, что княгиня Анненкова может выполнить свою угрозу и поведать князю Куташеву тайну отцовства Михаила. Когда туалет был почти полностью завершён, дверь, ведущая в покои супруга, открылась, и Николай шагнул в спальню жены.

Князь остановился посреди комнаты, окинув Марью внимательным взглядом. "Хороша! Вне всякого сомнения, хороша!" — прищурились тёмные очи.

— Позвольте и мне внести некое дополнение к вашему совершенному облику, madame? — иронично улыбнулся он, открывая обитую бархатом коробочку, что держал в руках.