Неприкаянное Племя: Сурвивалист (СИ) - Аразин Александр Михайлович - Страница 73

Так началось сражение.

Первая жертва свалилась с глухим воплем. И в этот миг три сотни лучников епископства, занимавших позицию вдоль гребня, разрядили свои луки. Меткими выстрелами были выведены из строя несколько сот бойцов вражеского отряда, прежде чем хоть один из них сумел что-то предпринять. И только тогда на стоянке началась суматоха, как в растревоженном муравейнике. Бросив на землю бесполезные одеяла, опрокидывая в костры котлы с варевом, подвергшиеся атаке люди кинулись кто куда в поисках укрытия. Злобно хихикая, Стоянов выпустил вторую стрелу, которая угодила в пах чужаку. Тот рухнул на землю, корчась от боли; при этом он умудрился подкатиться под ноги бегущему товарищу, и тот, споткнувшись, упал. Слишком много людей скопилось на маленькой площадке, и возникшая среди них паника оказалась весьма на руку нападавшим. С противоположного края долины, вели огонь стрелки Всеслава Дорвича. Прежде чем командиры захватчиков сумели восстановить порядок, были повержены ещё две сотни солдат. Но вот прозвучали команды, и лучникам Риницы стало труднее попадать в цель - осаждённые бросились под защиту всевозможных укрытий: поваленных деревьев, крупных камней и даже неглубоких ложбинок. Однако стрелы ещё настигали свои мишени.

По команде одного из офицеров пришельцы устремились к границам епископства. Стоянов ликовал, как дикарь. Вероятно, головорез, командовавший этим сбродом, вообразил, что повстречался с патрулём, преследующим лишь одну задачу: оттеснить его людей туда, откуда они явились - в холмы. Те бандиты, которые сумели перегруппироваться и повиновались приказу, добежали лишь до тени, отбрасываемой вторым хребтом... но вынуждены были остановиться, услышав крики и скрип доспехов. Пятьдесят из авангарда упали, сражённые стрелами, когда в бой вступили лучники Фаланги. Передние ряды смешались и в растерянности топтались на месте. Ещё сотня их боевых товарищей, пронзённых стрелами, нашла здесь свой конец, прежде чем арьергард сообразил, что была допущена ошибка; в конце концов, офицер дал приказ отступать.

Солнечные лучи окрасили розовым цветом края туманной пелены, когда те лучники на гребне, что стреляли первыми, возобновили свою смертоносную работу. Зажатые между двумя гребнями, каждый из которых сулил гибель, незваные гости, толкаясь и мешая друг другу, втянулись назад, в узкую теснину. Окрылённый Лука произвёл в уме примерный подсчёт и пришёл к выводу, что чужаки потеряли убитыми или ранеными добрую треть своего состава. Продолжая выпускать стрелу за стрелой, он уже прикидывал, что и вторую треть удастся вывести из строя, прежде чем остальные столкнутся с солдатами епископства, засевшими у них в тылу. Однако в этом его расчёты не оправдались: вскоре обнаружилось, что иссяк запас стрел у него в колчане. Раздосадованный тем, что лишился возможности убивать, он схватил большой камень и высмотрел внизу человека, пытавшегося укрыться в расселине скалы. Он отклонился назад и метнул камень; наградой ему был донёсшийся снизу стон. Распалённый жаждой битвы, он принялся искать другие подходящие камни.

Вскоре его примеру последовали прочие лучники, оставшиеся без стрел, и теперь на налётчиков сыпался град камней. На востоке вдоль тропы поднимались тучи пыли; оттуда слышались громкие выкрики: Бажен и его послушники создавали видимость того, что Фаланга начинает атаку. Некоторые из бандитов, те, кто был более подвержен панике, сломя голову кинулись на запад. Стоянов спихнул вниз свой последний камень. Взвинченный до предела предвкушением славы и победы, он выхватил меч и заорал:

- Мисаль!

Воины из его полка бросились вслед за ним в неудержимую атаку - вниз по крутым склонам ущелья. Камни грохотали, осыпаясь из-под их ног. Но вот они достигли лощины; их окутал липкий туман, и схватка началась. Почти две тысячи врагов - мёртвых или умирающих - остались лежать на земле, а тех, что остались в живых, ждали на западе щиты, копья и мечи воинов под командованием Садко.

Бадвин спешил. Его короткие крепкие ноги не знали устали: он стремился во что бы то ни стало поспеть к месту сражения до того, как будет повержен последний вражеский боец. Кто же мог предположить, что эти трусливые шакалы, только завидев строй Фаланги, развернуться назад? Из всей его тысячи, только стрелки нанесли какой-то урон по врагу, а остальные бойцы вынуждены были наблюдать издалека - вот сотник и торопился, подгоняя послушников.

На пути он столкнулся с чужаком в простом кожаном доспехе; взгляд у того был совершенно безумный. Вид меча и примитивного круглого щита незнакомца заставили Бадвина вспомнить, что свой собственный щит он так и не перебросил из-за спины, а теперь уже поздно. Он ругнул себя за беспечность, однако все же атаковал неприятеля, восклицая "Мисаль! Мисаль!" почти с мальчишеским восторгом.

Его противник приготовился к поединку на мечах, но Бадвин отбил клинок, занесённый для удара. Тогда чужак прикрылся щитом, предпочитая воспользоваться преимуществом в силе и в весе, но не рисковать, втягиваясь в обмен ударами с человеком, который может оказаться более искусным фехтовальщиком. Однако в какой-то момент он споткнулся; тогда Бадвин сжал рукоять своего меча обеими руками, занёс его над головой и, изо всей силы обрушив смертоносное оружие на врага, не только перерубил щит надвое, но и отсек державшую его руку. Искалеченный бандит с криком упал на землю. Сотник добил его следующим ударом, выдернул меч из мёртвого тела и побежал догонять бойцов Фаланги, которые вместе с ним вошли в лощину, а теперь успели намного опередить своего командира.

С запада доносились звуки битвы. Запыхавшийся, нетерпеливый, гордый своей силой и удалью, Лука прокладывал себе путь между скалами. Туман редел; теперь он был подобен золотистому покрывалу, сквозь которое виднелись блестящие доспехи и окровавленные мечи на фоне зелёной травы и листвы. Волна спасающихся бегством разбилась о стенку изготовившихся солдат епископства. Повинуясь команде Садко, они образовали привычный строй: щитоносцы впереди, копьеносцы - в одном ряду с ними через одного, а лучники - позади. Возможно, лишь каждому двадцатому удалось приблизиться к их рядам; Лука расслышал пение горна, обернулся на его звук и отпрыгнул в сторону; грохоча подкованными копытами, мимо него пролетела полная сотня кавалеристов. На острие клина всадников, верхом на большом олене скакал жуткий варвар; копье в его руке казалось поистине огромным и устрашающим.

Бадвин спешил, но к тому моменту, когда он уже рассчитывал присоединиться к Фаланге Серого Мисаля, сотник мог лишь увидеть, как последние враги умирают на остриях длинных копий. В окружавшей их чаще внезапно наступила жуткая тишина.

Я шёл по долине, обходя трупы с нелепо вывернутыми конечностями, вдыхая металлические ароматы смерти. Вокруг раздавались стоны раненых и умирающих, кто-то протяжно выл на одной ноте, другие - безудержно рыдали. Я обозревал результаты бойни, которую сам же спланировал, но так и не принял участия. Да, в этот раз мне досталась роль полководца, а не рядового бойца - весьма полезный опыт... вот только условия, в которых я его получил, смердели. Воняли кровью, потом и требухой.

Олег стоял, сложив руки на груди, и наблюдал, как хилы лечат наших воинов. Плечом я раздвинул столпившихся рядом солдат и буркнул:

- Ну?

Лишь на мгновение, отведя взгляд от раненого, друг зыркнул на меня и коротко бросил:

- Среди наших потерь нет.

- Олег, - с нажимом сказал я. - Пойми, так надо.

- Извини, - парень устало потёр глаза. - Я всё понимаю, просто эта бойня... на перевале было меньше трупов, чем тут.

- Среди послушников и солдат епископства большие потери?

- Не знаю, тебе лучше переговорить с Баженом и Садко.

Чтобы не бегать по полю боя, в поисках упомянутых офицеров, я отправил несколько посыльных, а сам присел на землю и облокотился спиной о валун. После сражения, границы между послушниками и городскими дружинниками стёрлись, выжившие вперемешку сидели у костров, ведя тихие разговоры, а монахи лечили раненых, не делая различия на то откуда пострадавший.