Женька и миллион забот (СИ) - Ворошилова Лариса Александровна - Страница 74

— Только не надо удивляться, каким образом я все это достал, — седовласый слегка прищурился и потыкал жестким пальцем по переплету папки. — Ваши люди работают в высшей степени безответственно. Причем некоторых уже перекупили конкуренты. Так что не удивляйтесь, что у вас из-под носа перехватывают сделки, которые вы готовили не один месяц. Промышленный шпионаж развит во всем мире. История показывает, что страна, позже всех включившаяся в гонку экономического развития, чаще всего в силу объективных причин очень быстро начинает опережать своих конкурентов. Возьмите Японию, Южную Корею, Китай. Эти страны очень скоро вытеснят с рынка сбыта старые развитые страны с мощной инфраструктурой. Уже вытесняют. То же самое ждет и Россию. Правда в нашей стране сказываются некоторые национальные особенности, но уверяю вас, промышленный и экономический шпионаж у нас развит не хуже, чем в Соединенных Штатах или Германии. В ход идет все: подкуп, переманивание специалистов, шантаж, похищения и даже внедрение своих людей в ближайшее окружение. Мало того, некоторые криминальные группировки тоже хотели бы убрать вас с дороги. И уж они-то не постесняются в средствах.

Костик слушал во все уши. Когда он учился в университете, ни один преподаватель экономики не рассказывал таких вещей. Время было другое. Он вдруг понял, что в лице Виктора Львовича обрел не только отменного начальника службы безопасности, но еще и очень эрудированного и умного человека, с которым найдутся общие темы для разговоров. Однако выглядеть на его фоне зеленым пацаном не хотелось, поэтому Костик принял осанистый вид и деловито кивнул.

— Виктор Львович, я вам доверяю на все сто процентов. Даю вам карт-бланш. Если вы считаете, что кого-то необходимо уволить, значит, этот человек будет уволен без промедления.

— Дело не только в этом, — лицо седовласого нисколько не изменилось, однако в темных глазах под седыми бровями появились задорные искорки. — Необходима полная реорганизация управления. — Он снова выудил из толстой папки листы бумаги, положил их перед Костиком и накрыл ладонью, — здесь все мои замечания и рекомендации. Вам надлежит в ближайшие два дня с ними ознакомиться и утвердить. — Он поднялся и слегка склонил голову. — Честь имею, — он старомодно откланялся и вышел, аккуратно закрыв за собой тяжелую дверь кабинета.

Костик взял в руки листы с убористым шрифтом и вдруг осознал, что, если разобраться, Виктор Львович — страшный тип. За несколько дней он прибрал к рукам и его самого — Костика — и весь его бизнес. Если и дальше дело пойдет такими же темпами, то в скором времени, не Костик будет командовать своими подчиненными, а Виктор Львович.

И настораживало еще одно — они так и не оговорили зарплату нового начальника службы безопасности. Но это, как видно, Виктора Львовича нисколько не волновало.

Вот с таким смешанным чувством смущения и подозрений Костик принялся штудировать те рекомендации, которые предоставил ему седовласый. Засиделся до пяти часов утра, загонял горничную, каждый час заказывая себе крепкий черный кофе, однако к началу рабочего дня у него сложился совершенно отчетливый план действий.

За последующие девять лет Костик Штука ни разу не пожалел, что взял на работу Виктора Львовича.

…Именно в эту минуту Виктор Львович, отозвав в сторону Екатерину, давал ей четкие указания своим вкрадчивым, тихим голосом:

— Не спускайте с нее глаз, следуйте за ней, куда бы она не пошла. Прислушивайтесь к каждому слову. Понятно?

Екатерина молча кивнула. Она была благодарна Виктору Львовичу, который когда-то взял ее в этот дом на нехитрую должность горничной, невзирая на темное прошлое. Для него она готова была сделать все, что угодно.

— Ступайте, и запомните — никому ни слова. Минут через двадцать приедет Константин Николаевич, тогда и решим, что с ней делать.

Екатерина хотела было заправским движением большого пальца перечеркнуть собственное горло, но одно лишь присутствие Виктора Львовича отбивало охоту шутить. Если уж совсем откровенно, эта женщина, не боявшаяся никого и ничего, не склонившая головы даже в зоне, слегка побаивалась этого интеллигентного, всегда такого вежливого, пятидесятипятилетнего мужчину. И еще, она бы никогда себе в том не призналась, но он ей безумно нравился. Нравился как человек, как мужчина. Но она и Виктор Львович — две вещи несовместные, это и ежу понятно. И если такой аристократ когда-нибудь выберет себе пару, то, конечно же, не ее — Катьку Мясорубку.

— Хорошо, сделаю.

— Ступайте.

Екатерина развернулась и направилась к спальне Виалетты, подать ей сок, фрукты, цветы, забросать топ-модель таблетками и… оделить красавицу такой долей тепла и заботы, чтоб она под ее тяжестью встать не смогла.

Виктор Львович проводил женщину пристальным взглядом. Обернись горничная в этот момент, она была бы весьма удивлена выражением его лица.

***

— Вот что, сердешная, ты со своим ангелом-то разберись. Приструни как следует. Твой все-таки, ни чей ишшо. Ты хоть представление имеешь, что он учудить может в нетверезом виде? — знахарка уставилась на Женьку, сердито буравя художницу взглядом маленьких, глубоко посаженных глаз. — Да ить он же в таком состоянии всю деревню нашу в каверну скинет — не почешется. Ему ить это — плевое дело!

— Как это «в каверну»? В какую «каверну»? — переспросила незадачливая художница, ничегошеньки не понимая.

— В какую, в какую, — передразнила бабка гнусаво. — Знамо дело в какую, в пространственную. Он же ить, паршивец, с чистой энергией работает. Ну, навроде, как ваши атомные электростанции, тока на кварковом уровне. Он же любой предмет, какой ни на есть, может аннигилировать.

Женька озадаченно уставилась на «паршивца». Паршивец сидел на столе, раскинув лапы, и сконфуженно вырисовывал в лужице чая крохотным пальчиком какую-то загогулину.

— Ить он же какой-никакой флуктуативный энергосброс произведет, так нам после него хлебать — не расхлебать. Ить он же, пакостник, эдакий, за прошлом годе чего утворил-то? — старуха вопросительно уставилась на высокоментальную живую единицу в лице Женьки Костыриной. — Он ить нам цельный пруд взял да и стравил в каверну эту проклятущую. Ить этот пруд-то — самая что ни на есть полезная вещь в хозяйстве! И тебе вода чистая, а уж какая в нем рыба-то водилась! Рыба-то! И щука тебе, и карасики, и плотва… Мужики-то наши, что ни день, так рыбачить ходили. И ведь не переводилось! Иной год до того на рыбу урожайно, что по всей деревне в бочки солили на зиму. Так мы пруд энтот опосля всем миром оттудова выковыривали. Так ить его ж рази за просто так оттудова изымешь? Ни коли! Пространственные вектора локации сместились, он тепереча в аккурат вровень с колокольней висит, над площадью базарной. Мало того, что мы им и попользоваться-то не можем, так протекать стал! А как дожди! Так и вовсе сладу с ним нет! Льется через край!

Наверное, у всей троицы был настолько ополоумевший вид, что бабка снизила накал страстей.

— И все вот энтот пакостник виноват, — знахарка потыкала в сконфуженного ангела пальцем.

Если б ни повышенная шерстистость морды, ангел бы, наверное, зарделся, как институтка.

— Я ить что? Рази не понимаю? Ну, молодой ишшо, неопытный. Так не шали! Ведь нанюхался мяты: всю деревню взбаламутил. Тетке Матрене корову на крышу взгромоздил. Бедная Пеструня так на крыше полдня и сидела, обнявши трубу, покуда наши мужики ее за хвост оттудова не стащили! Деду Тарасу в нюхательный табак перцу напихал, а на огороде все, что ни росло, на метр в землю увел. Гуляй-Певуну баян попортил. Он ить теперь не играет — ревет тока, будто слон больной. Да по нашим-то временам, ангела-то вашего в места повышенного энергозабора за один только пруд полагается сослать. Так мы что? Нешто мы не понимаем? Даже жаловаться не стали. А коли нажаловались бы?

Кирюшка закрыл мордашку лапками, уткнувшись носом в ладошки, повалился на столешницу и… разрыдался.