Заноза Его Величества (СИ) - Лабрус Елена - Страница 79

— У вас что-то случилось? С Его Величеством?

— О, нет, Барт! Это у вас что-то случилось. У тебя, у Марго, у него. Причём давно. Почему? — резко поворачиваюсь я к нему. — Почему ты ему ничего не сказал тогда? Не объяснил? Не знаю, — качаю я головой, — не …

— Попросил?

— Да хоть бы и попросил.

— Вы просто плохо его знаете, миледи. И никогда не видели пьяным и в ярости.

— Нет, ну почему же, — усмехаюсь я. — Когда он подарил мне пистолеты, было весело. И мы были чертовски пьяны.

— Вы любите его.

— Увы, — широко развожу я руки и откинув назад голову, подставляю лицо солнцу. — Он сказал, что меня погубит любопытство, но меня погубит любовь. И это вовсе не красивые слова, Барт. И знаешь, мне даже не жалко, — роняю я голову на грудь, шумно выдыхая, открываю глаза. — Тебя жалко. Его жалко. А себя нет. Так и каким он бывает в ярости?

— Неуправляемым. Беспощадным. И бесполезно что-то ему говорить. Он глух, слеп, безумен. И я мог бы с ним подраться…

— Понимаю. Но всё же он король.

— А ещё самый одинокий в мире человек. И простите, что я это скажу: не оставляйте его. Пожалуйста! Будьте с ним до конца. Не сомневайтесь, что он любит вас. Никогда, за всю жизнь я не видел его таким счастливым.

— Ты не понимаешь, Барт, — чувствую я, как мои глаза снова наполняются слезами, но мне удаётся их сдержать. — Если я останусь в теле Катарины, оставлю всё как есть, он умрёт.

— Если не останетесь — тоже. Он давно решил, что не будет без вас жить.

— О, господи, Барт! — врезаюсь я шпорами в бока несчастного коня, и генерал едва успевает схватить поводья и успокоить мою лошадку. — Он забрал девушку, которую ты любил. Он заставлял тебя смотреть, как каждый вечер она идёт в его спальню. Теперь он великодушно её вернул, но не разрешает вам оформить свои отношения. И после всего этого ты печёшься о нём? О нём?!

— У него есть причины так поступать, миледи. А у меня — ни одной, чтобы его ослушаться.

— Ну вот опять! — шумно выдыхаю я. — Опять эти тайны, эти недомолвки, недоговоры. Опять этот железный занавес, о который я бьюсь лбом. Ты знаешь, а я ведь хотела. Хотела не просто спасти ему жизнь, а подарить будущее, исполнить его мечты. Сделать по-настоящему счастливым. И мне казалось, я даже смогу. У меня бы получилось. Если бы феи помогли мне вернуться из моего мира обратно. Если бы ведьма пошла мне навстречу и вернула жизнь. Если бы знахарка сказала, что жизнь короля стала таять так стремительно и почему. Я уже всё придумала. И я бы со всем справилась, смогла, если бы у меня было больше времени. Или… плюнула бы на всё давным-давно и не тешила себя глупыми надеждами, если бы король хоть раз показал мне вот эту фотографию, — лезу я сумку и протягиваю Барту свой портрет.

— Где вы это взяли, миледи? — удивляется он.

— Там, где я всё беру. Подслушала, подсмотрела, украла, стащила из ящика стола.

— Простите, я не пойму, но чем вас так расстроил этот снимок, — пожимает он плечами.

— Чем?! Ты серьёзно? Чем? Тем, что это моя фотография, Барт!

И вот теперь он действительно удивляется. Нет, он просто немеет, уставившись на меня как на привидение.

— Да, когда-то я была такой, — выдёргиваю я фотку из его рук, пока он её не уронил. — Только сейчас я на двадцать лет старше. Все феи, обе Акаты, ведьма, все они видят меня как есть. И я очень долго сомневалась, как же мне быть. Мучилась, сможет ли он любить меня такой. И даже решила: была не была, уж какая есть, так будет честно. Если они ему и так всё рассказали, даже описали меня, значит, так тому и быть. Если что, не пропаду, и его не буду ни в чём винить. А потом... я нашла вот это, — взмахиваю я чёртовой фотографией.

— Но это точно ваш снимок? — всё ещё смотрит он на меня ошарашено.

— Я уже и сама себе не верю, что когда-то была так молода. Но, да, это я, — тыкаю я в чёрно-белое изображение. — Видишь, это лестница в нашем институте. Как раз напротив деканата. Это Ленкина нога. Это кусок сумки, клетчатой. Подруга мне подарила как раз на двадцатилетие, когда… — замолкаю я, понимая, что он меня совсем не слушает. — Барт?

— Миледи, — качает он головой, — вряд ли Его Величество думает, что это вы. Этот снимок, а ещё волосы, — показывает он на себе, изображая косу. — Мы забрали их у Катарины. У чёрного алтаря.

— Погоди, — а вот теперь я усиленно пытаюсь осмыслить его слова. — Ладно, опустим, что ты знал про волосы и соврал, когда я спрашивала. Но ведь это было для заклинания по изменению внешности? А там должны были быть волосы умершей девушки. Умершей, твою мать, — складываю я руки на груди. И понимаю, что ничего не понимаю. — Барт, эта коса? На ней с двух сторон резинки? Вот типа таких? — снимаю я одну, оставшуюся на запястье, скручиваю, показывая, как она крепится. — Только одна зелёная?

— А вторая голубая, — словно в трансе, кивая, произносит он. — Это ваши волосы?

— Вот, кобыла! — восклицаю я. — Прости, — закрываю руками уши лошади, — это я о ведьме, не о тебе. Сука страшная! Да, Барт, это мои. И вот теперь я точно жалею, что когда-то их не сожгла. И вообще-то я ещё жива, если что. Как вообще всё это понимать? Ба-а-арт?

— Это Эрмина нам выдала Катарину. Она не позволила ей закончить ритуал. А вы в это время… что вы делали в тот день?

— Упивалась в стельку абсентом, что же ещё. Ну кто бы сомневался, что во всём виноват этот чёртов абсент! Так и знала, что я чуть не упилась до смерти.

— А у вас был повод?

— Да, чёрт побери! Мы об этом не говорим, но всегда с подругой пьём в этот день, потому что в этот день умер мой ребёнок. Родился и умер. И эта дата, между прочим, указана на бирке, которую они, — всё же срывается мой голос, когда я лезу в сумку, — которую они использовали для своих ритуалов. Вот! — протягиваю я Барту в целлофановом пакете кусочек клеёнки с размазанной пастой и скрученным бинтиком, вставленным в прорези по углам.

Да, оставшуюся бирку я нашла и забрала. На всякий случай. Я теперь всё, что мне было важно и дорого ношу с собой в сумке как у почтальона Печкина, скрывая от вездесущих глаз и загребущих ручонок слуг.

— Простите, миледи, — возвращает Барт единственное, что осталось у меня на память с того ужасного дня. — Простите, что заставил вас это рассказывать.

— Чёртов Мёртвый лес заставил меня это заново пережить. Вот тогда было страшно. Я сейчас, ничего, Барт. Пустяки.

— Миледи, — взволнованно оглядывается он, хотя мы движемся в окружении всадников и впереди нас ещё экипаж с дамами. — Мы подъезжаем к городу, пожалуйста, накиньте капюшон.

— Ты думаешь, сегодня меня ещё что-то может испугать?

— Просто вам будет неприятно. И Его Величество просил…

— Замолчи, Барт! — оглядываюсь я на толпу зевак, и убираю всё в сумку. — И не говори мне больше о том, что просил Его Величество. Он сам себе худший враг. И если бы все так не боялись его ослушаться. Если бы так не зависели от его решений… А, ну вас всех, — отмахиваюсь я.

— Но вы сказали у вас был план? — рукой призывает он охрану, что нас сопровождает, держаться ближе. — Что вам нужно, чтобы его осуществить? Только время?

— Нет, Барт, мне уже ничего не нужно. Я долго не питала иллюзий, что Его Великолепное Величество сможет полюбить сорокалетнюю тётку и захочет связать с ней жизнь. Скажу тебе больше. Я панически боялась, что он сможет даже увидеть меня такой, как я есть, и разочароваться. И за сегодняшнюю ночь поняла, что надо было держаться этого убеждения. Что зря я поддалась порыву. Нет, Барт. Пусть всё останется как есть. Пусть он любит свою мечту. Думаю, он смирится, когда узнает правду.

— А ваш план вернуться?

— В топку его теперь. Хватит. Помечтали и будет.

— Тогда зачем вы искали эти волосы и фотографию? Зачем хотели знать о той девушке, чей облик Катарина хотела принять?

— Не поверишь, но это был типа план «Б». План «А»: вернуться такой, как я есть. План «Б»: если девушка была достаточно молода и мила, я бы рискнула даже ей стать, как хотела ей стать Катарина.