Девочка. Книга вторая (СИ) - "Dave Gahan Admirer Violator" - Страница 111

Да, Ли Куан Ю поднял нищую страну с колен и создал богатейшее государство, искоренив преступность и коррупцию. Только вот какой ценой… Я кинула взгляд вниз и, найдя безошибочно своего хищника, задумалась: было что-то общее в ведении дел этих двух мужчин — Барретт и сам был "Великим сторонником насилия", построивший, как и Ли Куан Ю, свою империю с нуля — следуя жесткой политике, он диктовал безоговорочное подчинение и беспощадно наказывал виновных.

И внезапно меня осенило! Я поняла, к чему араб завел этот разговор о Сингапуре: он хотел, чтобы я провела параллель и нашла сходство между суровой политикой Ли Куан Ю и Барретта, изобличая жестокий нрав и авторитарный характер моего Дьявола.

— В любом случае, если вы основали свой бизнес в Сингапуре, значит для ведения дел обратная сторона медали этой мегакорпорации вас устраивает, — парировала я, защищая и политику премьера, и Барретта.

Назари внимательно посмотрел на меня и растянул рот в улыбке, вероятно, понимая, что я не собираюсь обсуждать с ним крутой нрав Ричарда.

— Не все так просто, — ушел он от моего выпада. — В Сингапуре, скажем так, частный судостроительный бизнес, если он не контролируется государством, развит не так интенсивно. Так что я веду дела не только в Сингапуре, но и по всей Малайзии. И живу на два дома: в Куала-Лумпуре и здесь. Я вообще люблю подвижный образ жизни, — мягко ушел он от темы бизнеса. — Часто бываю на Тайване и Филиппинах, в Гонконге и Шанхае. Я повидал настоящую Азию. Самобытную. Удивительную.

И глаза Назари замерцали теплым светом.

— Вы родились в Азии? — предположила я очевидное.

— Нет, родился я в Европе.

— Так вы имеете отношение к династии Назари, создавших Альгамбру? — поинтересовалась я, вспомнив, что в "Никки" он так и не ответил на мой вопрос.

Он указал подбородком в сторону водного пространства, где была "припаркована" часть яхт, и я, проследив за его взглядом, увидела, как в отдалении от них покачивалась белая красавица не менее двухсот футов длины, на которой яркими золотыми буквами в арабском стиле красовалось "АЛЬГАМБРА". Значит я все таки была права — Назари являлся потомком знаменитой династии. И мое любопытство искусствоведа взяло вверх: мне было интересно, как сложилась дальнейшая судьба этого рода.

— Что случилось после падения Гранадского Эмирата? — начала я издалека.

— Весь род Назари перебрался в Марокко, — выдал он общеизвестный факт, но дальше продолжать не стал.

— Вы бываете в Испании?

— Нечасто, — коротко ответил он, и мне показалось, что с Европой его связывали не самые хорошие воспоминания, будто он на нее за что-то сердится.

Может быть, эта обида всей династии Назари была впитана с молоком матери? Понимая, что со своим любопытством затронула не самую приятную тему, я решила перевести все в шутку.

— "С завистью Запад воззрит на меня, средоточье Востока", — процитировала я знаменитую надпись с фризы фасада одного из дворцов эмирской резиденции, театрально вытянув руку в сторону "Альгамбры".

Назари повернул голову и внимательно посмотрел на меня.

— Вы опасная женщина, Лилит.

— Вы меня с кем-то путаете, — усмехнулась я столь забавному заявлению.

— Отнюдь. Вы смотрите на человека, безошибочно находите его струну и умело начинаете играть на ней.

— Я всего лишь поддерживаю интересную беседу, — возразила я.

— Нет… — покачал он головой, — вы не просто беседуете, вам дано отбрасывать светскую мишуру и видеть суть. Вы касаетесь самой души собеседника.

И Назари едва заметно пододвинулся, немного переходя границы моего личного пространства, что мне очень не понравилось. Что ж, я достаточно времени уделила дорогому гостю, а значит можно было спокойно попрощаться и навсегда забыть об этом странном человеке. Но не успела я произнести слова прощания, как араб продолжил беседу.

— Вам идет красное, — отметил он.

— Благодарю, — официально улыбнулась я, еще немного отодвигаясь.

— Нужно отдать должное Барретту — он стратег. Подумал даже о цвете.

— Простите? — не поняла я.

— Вы в вашем наряде не принадлежите этому шахматному королевству, и тем самым провоцируете. Люди, видя чужака либо теряются, либо защищаются, либо атакуют, и в этот момент легче вывести их из зоны комфорта, и начать вести свою игру.

Я внимательно на него посмотрела, пытаясь понять, куда он клонит. Он вновь пытается сделать выпад в сторону Барретта?

— Вы сейчас хотели сказать мне комплимент или в чем-то обвинить? — атаковала я.

Лицо Назари осветила широкая улыбка, и он, склонив голову, произнес:

— Я всего лишь хочу сказать, что Барретт остается Барреттом. Он из всего извлекает выгоду…

"Даже из меня", — мысленно договорила я за араба, понимая, что он попытался в очередной раз вбить клин между мной и Ричардом, тонко констатировав факт с красным платьем. Назари, определенно, давил на мое тщеславие, пытаясь сказать, что я лишь пешка в игре Барретта, но я не собиралась обсуждать своего мужчину с посторонним человеком.

— Учитывая, что Ричард не делает ничего противозаконного, рада была ему помочь. Мы с ним в одной команде, — дала я отпор и, намереваясь попрощаться, бросила взгляд вниз, разыскивая в толпе Барретта.

— Почему вы с ним? — внезапно услышала я вопрос и, отведя взгляд от "шахматного поля", посмотрела на Назари.

— Вы задаете неуместный вопрос, вам не кажется?

— Нет, не кажется, — возразил Назари, желая продолжить разговор, — такой, как Барретт, не способен на чувство.

— Это вас не касается, — произнесла я спокойно, но уверенно.

— Я знаю Барретта не один год, — проигнорировав мой ответ, продолжал Назари. — И видел, во что он превращал жизни других. Он использует людей и вышвыривает их на обочину жизни с переломанными хребтами.

Он говорил спокойно, без эмоций, и в его голосе звучала достоверность и знание сказанного — он не обличал, а лишь констатировал факт. Я внимательно смотрела на араба и теперь отчетливо понимала и его цель, и тактику в достижении этой цели. Искренность. Я даже могла поверить, что сам Назари считал это правдой.

Но это была лишь его точка зрения, лишь один угол обзора. Я видела другой сегмент жизни Ричарда Барретта, пока находилась на Базе, и для меня тот период стал бесценным опытом — именно там у меня была возможность изучить Его мир изнутри. Да, в этом мире были жесткие порядки и правила, но я видела сплоченную команду людей, которых объединяли совсем не товарно-денежные отношения или страх. Я знала то, о чем даже не догадывался Назари.

— Он не оценит ни вас, ни вашей преданности, ни вашей любви, — между тем проговорил араб и замолчал, внимательно исследуя мое лицо.

— Вы зря теряете время, — отрицательно покачала я головой, а Назари, услышав мой ответ, на секунду замолчал и продолжил.

— Вы достойны того, чтобы вас боготворили, а не ставили на колени, — бил он по моему самолюбию, вероятно, избрав другую тактику.

— Любовь нельзя унизить. Там, где есть любовь, гордыне не место. Она отдает, а не берет, — и я верила в то, что сейчас говорила, отстаивая свою любовь.

Назари, вероятно, ожидая другого ответа, посмотрел в мои глаза, будто хотел в них найти истину, и внезапно улыбнулся.

— Он не понимает, какая женщина ему досталась, — покачал он головой. — Чистый алмаз без фальши. Ваша чистота обезоруживает. Вам хочется исповедаться в грехах.

Назари практически повторил слова из моего сна об арабах, и мое сердце тревожно забилось, будто подсознание, послав мне тот странный сон, предвещало остерегаться этого человека.

— Мне пора, — попыталась я завершить разговор.

— Уходите от него ко мне. Я сделаю вас счастливой, — он не напирал, его голос звучал спокойно, но в нем чувствовалась убежденность.

— Самонадеянно с вашей стороны такое заявлять, — покачала я головой.

— Вам только так кажется, — улыбнулся он. — Я уже делаю вас счастливой. Ваш радостный голос, ваша улыбка, когда вы получили от меня подарок, не могут врать. Не спорьте, я знаю, вы никогда с ним не улыбаетесь. В отличии от него, я буду ценить вас, беречь вашу нежность и положу к вашим ногам мир. С Барреттом вы опускаетесь в преисподнюю, а со мной вы вознесетесь в небеса.