Импульс (СИ) - "Inside" - Страница 30

Гилмор тяжело и протяжно вздыхает, проводит рукой по красным волосам, взъерошивая их.

— Мы не можем, — говорит он.

— Нет, мы можем, — возражает Кларк. — Мы не просто можем. Мы должны.

— Она не дает согласие, — вставляет Эмили. — Без согласия…

— Ты что, зовешь ее замуж? — неожиданно спрашивает нейрохирург.

— Э. Нет?..

— Ты меня спрашиваешь сейчас?

— О чем?

— О замужестве.

— Я отвечаю. — Слегка опешившая от такого разговора Эмили начинает мять в руках ткань водолазки.

Кларк отмахивается от нее и переводит взгляд на Гилмора:

— Готовьте сыворотку. Чтобы не прикопались — берите максимальную синтетику, может быть, даже что-то с полиглюкином. Ставьте пакеты, но используйте в крайних случаях. Попросите Нил вскрыть седьмой квадрат, пусть вырежут эту дрянь. Предполагаю, что там водянка, значит, готовьтесь к эндоскопии. Держите ее на заменителях до последнего, влейте столько крови, сколько возможно.

— Но что мы скажем ей?

— Оформим как срочное вмешательство. Мы спасаем жизнь, а не веру в нее. — Кларк пожимает плечами. — Что Мосс сделает? Уволит? Ради бога. Они напишут пару жалоб, мы пришлем все результаты… Только знаешь что?

— Что?

— Спорим, что не напишут, — ухмыляется нейрохирург. — Скажи им, что она выжила чудом божьим. Нил, правда, зазнается…

Эмили разрывает на части, тянет в стороны: вот здесь ее Бог, давно поселившийся в сердце, неискоренимая вера, строчки из Библии наизусть; а вот тут — работа, спасенная жизнь, ощущение правильности происходящего.

И какая из сторон права — она не знает, только чувствует, что чаши весов равнозначимы: наверное, поэтому не удерживается и спрашивает:

— Но как же ее выбор?..

— Хотите потыкать в меня религией? — Кларк резко поворачивается к ней. — Тогда вам тут не место! — рявкает она. — И пока не купите халат, забудьте об операциях!

Эмили теряется: да, сказала глупость, но такая реакция Кларк ей кажется… страшной?

И несправедливой.

Обида горькими черными ветками прорастает из позвонков, опутывает кости, сжимает, дает все новые и новые побеги — тонкие и хлесткие прутья с метастазными листьями, душащие, душные, жаркие; подступает к горлу — давит на важные точки, распускает ядовитые цветы.

Кларк говорит что-то еще: бросается словами-камешками, больно бьющими по тонкой незащищенной коже, повторяет как заведенная: халат-халат-халат, словно он стал камнем преткновения, словно из-за него она вчера плакала — из-за чертового куска ткани, который сейчас валяется в кабинете.

Как будто не она клала Эмили голову на плечо.

Предательски-горячие слезы подступают к глазам, держатся там еще несколько секунд, а потом срываются вниз, оставляя на щеках сверкающие дорожки.

Кларк осекается.

Замолкает.

Закрывает рот.

Эмили подносит руку к лицу и одним движением растянутого рукава стирает влагу.

— Мне нужно идти, — произносит она хриплым голосом. — Папки.

— Лори, — окликает Гилмор. — Надо сказать Нилу, что у нас минус два.

— Что, Хармон слинял? — недовольно кривится нейрохирург.

— Он взял три выходных, — разводит руками Райли.

Кларк коротко кивает.

В нескольких метрах от нее, прижимаясь спиной к холодной стене, Эмили закрывает себе рот ладонью, позволяя тяжелым цветам обиды упасть вниз.

*

В предоперационной так тихо, словно бы вдруг выключили весь фоновый шум, выкрутив мощность на минимум.

В саму палату ее, конечно же, не пускают: без спецодежды и разрешения Кларк это сделать невозможно; поэтому Эмили остается на участке между входной дверью и самой операционной — в том самом узком пространстве, где хирурги моют руки — и снова забивается в темный уголок, стараясь не попадаться никому на глаза. Гилмор, подумав, все-таки дает ей шанс, только велит переодеться в хиркостюм и вести себя тихо, как мышь.

Сквозь прозрачное толстое стекло она видит операционный стол, на котором лежит молодая девушка; даже в таком глубоком наркозе ее тело излишне напряжено — вздутые вены Эмили замечает почти сразу.

Джейка Нила — второго нейрохирурга — она видит впервые. Плотной комплекции, высокий, с сединой на висках и невероятно броской сине-желтой татуировкой на руке (Эмили, щурясь, различает головы сфинксов и лица людей), он громко смеется, рассказывая старый анекдот про хирурга и отвертку.

Он кажется целым. И если Кларк для Эмили воплощение льда, то Нил кажется ей ровным живым пламенем, спокойным и греющим.

— Дорогая, включи-ка нам оперу, под нее так хорошо работать!.. — Его спокойный и мягкий баритон без какого-либо акцента действует на медсестру успокаивающе. — Беллини или Норма, лучше первого. Он восхитительно обращается со своим голосом, чертов умелец!..

Гилмор замечает Эмили, подмигивает, включает аппарат; Нил направляется сразу к нему — в отличие от Кларк, калибровку «Лейки» он оставляет самому аппарату.

Эмили прижимается лбом к стеклу так сильно, что он начинает болеть; но не может отвести взгляд от мониторов: над расчерченными квадратами то и дело мелькают руки хирургов.

На спинальной нейрохирургии Эмили впервые, но существенных отличий в подготовке она не видит — разве что пациент лежит не на спине, а на боку, и трубок-проводов к нему намного больше, впрочем, как и самих людей — два анестезиолога, два хирурга, четыре медсестры и пара санитаров, мирно сидящих на стульях в углу.

Раздается щелчок — это включается главная бестеневая лампа, сигнализируя о начале операции, и над дверью загорается красный круг — операция начинается.

Эмили пытается запомнить все до мелочей, жадно поймать каждое движение, но разглядеть с такого расстояния почти невозможно, и она разочарованно вздыхает.

А потом кто-то негромко откашливается позади нее.

— Вот ты где.

Она оборачивается — и поскальзывается на капле дезинфицирующего раствора. Неловко взмахнув руками, чудом не снеся стойку со стерильным бельем, Эмили почти падает в руки Кларк.

Нейрохирург с минуту смотрит на нее странным взглядом: другого-я-от-вас-и-не-ожидала — а потом неожиданно говорит:

— Как насчет обеда?

====== 14. Beggar as blind as love ======

Комментарий к 14. Beggar as blind as love Это первая в моей жизни глава, в которой _так_много_ диалогов.

The Head And The Heart — Down In The Valley

Theory Of A Deadman — Angel

Boy Epic — Paralyzed (для сцены под мостом)

а я разложил на коленях карты, о грядущем себе солгу:

доживу до начала марта или прежде усну в снегу.

отсмеявшись, взойду на плаху; к воскрешению, отскорбев.

или я в кипятке, как сахар,

растворюсь

до конца

в тебе.

Лорейн Кларк не знает слова «нет». Эмили убедилась в этом давно, но сейчас, глядя на нейрохирурга в черном длинном пальто, цветастом шарфе и туго зашнурованных армейских ботинках, медсестра думает, что, в общем-то, для недавно раненной и болеющей женщины Кларк выглядит даже слишком хорошо.

И эта вечная вульгарно фиолетовая помада, делающая из нее фрика и обнажающая розовую полоску внутренней стороны губ, когда нейрохирург спрашивает:

— Пойдемте?

Эмили ожидает, что Кларк поведет ее в дорогой ресторан или вообще отвезет на другой конец города ради чашки кофе за сорок фунтов; но Лорейн уверенно пересекает А11, заворачивает на Кембридж Хит Роуд и оттуда ныряет во двор.

Нет. Она была готова ко всему — вплоть до того, что у Кларк под подушкой хранится фотография королевы, — но только не к едва заметной вывеске «Blind Beggar» над обшарпанной дверью.

«Слепой нищий»? Это шутка?

Кларк толкает массивное дерево от себя — мелодично звучит колокольчик, теплый воздух ударяет в лицо; в свете красно-желтых широких ламп Эмили видит ряды столиков и диванов; звон приборов мешается с негромкими разговорами; пахнет пивом и жареным мясом.

Типичный лондонский паб: сам хозяин, конечно же, за барной стойкой, по залу едва заметно передвигаются официанты, полная женщина у входа кивает Кларк, как старой знакомой, и ведет их к столику с табличкой «резерв».