Импульс (СИ) - "Inside" - Страница 6

Она еще раз показывает на свое имя в бейджике, дожидается кивка и надевает перчатки; четыре ампулы, видимо принесенные Моссом, лежат на столике, дожидаясь своего часа: усиливающий эффект анестетиков мидазолам, тормозящий дыхательные рефлексы атропин, успокаивающий желудок метоклопрамид и противоаллергенный бенадрил. Эмили знает эту последовательность наизусть.

У пациента холодные, исцарапанные руки; Эмили долго ищет не задействованную ранее вену, прежде чем сделать укол, а после едва останавливает хлынувшую ни с того ни с сего кровь. В том, что она провела инъекцию верно, сомнений нет, но юноша не выражает никаких эмоций: ни боли, ни паники, ничего. Совершенная, абсолютная пустота.

Эмили больше ничего не пишет, только тяжело садится рядом, чувствуя, как насыщенность дня шерстяной шалью накрывает ее плечи. Сейчас она должна говорить утешительные, успокаивающие слова: все будет хорошо, наши доктора — профессионалы своего дела, а тот-самый-некий-Нил — просто светило современной хирургии.

Но она не скажет.

А он только смотрит на нее своими темно-зелеными глазами и говорит чуть нараспев, словно обращаясь к кому-то невидимому за ее спиной:

— И не знавшего греха Он сделал жертвою за грех.

Эмили молчит: переполненный событиями разум не сразу определяет библейскую цитату — а после ресницы пациента дрожат, когда он откидывается на подушки и закрывает глаза, и Джонсон в страхе надевает на его палец пульсоксиметр, но идеально ровные цифры загораются зеленым.

Он просто спит — наверное, так подействовала ядерная смесь лекарств, или у него тоже, возможно, был тяжелый день, а может, и вся жизнь; Эмили вглядывается в молодое, но уставшее лицо и пытается представить его жизнь до больницы: может быть, он был бродячим музыкантом, или секретарем, или простым студентом; или тоже, как и она, учился на медицинском.

И тогда, представляя четкие цветные картинки, она, чуть помедлив, тихо шепчет:

— Чтобы мы в грехе сделались праведными перед Богом.

Эмили вновь берет в руки папку — нужно заполнить оставшиеся строки, а потом разнести все по кабинетам; да и скоро пациента должны уже увезти на наркоз — здесь ее работа заканчивается, в дело вступает операционная медсестра.

Стеклянная дверь распахивается и ударяется о стопор так громко, что Джонсон подскакивает — и сразу же ойкает: острый край бумаги рассекает кожу.

Растрепанный, запыхавшийся паренек в белом халате набекрень и с чудом держащимся на кармане бейджиком останавливается напротив Эмили, пытающейся слизнуть выступившую капельку крови.

Ей это почти удается — и только длинная тонкая царапина на тыльной стороне кисти служит напоминанием о произошедшем.

В голове что-то щелкает.

— Эмили Джонсон? — пытается отдышаться студент. — Пройдемте к мисс Кларк.

Комментарий к 3. In the beauty of ice you can't see fire *В Великобритании система обучения на медсестер сильно отличается от нашей: санитарка (без образования) -> младшая медсестра (4 базовых года колледжа/университета) -> операционная медсестра (4 начальных года + полгода обучения сверху + стаж работы) -> старшая медсестра (4 начальных года + 2-3 года сверху + спецкурсы + стаж). Чтобы сменить специальность на врача, нужно получить базовое образование и затем дополнительное по выбранной специальности.

*В больницах англоязычных стран именами Джон и Джейн Доу называют пациентов/пациенток, чье имя по каким-то причинам (амнезия, кома, отсутствие родных и близких, которые могли бы назвать имя пациента) неизвестно.

====== 4. Every unhappy family is unhappy in its own way ======

Комментарий к 4. Every unhappy family is unhappy in its own way #np Brave Riley — Pearce и Waves Dean — Lewis

а в глазах у нее — неосвоенный млечный путь;

непутевые звезды блуждают туда-сюда;

все дороги кончаются римом когда-нибудь,

но без рима дороги не кончатся никогда.

Студент ведет ее служебными коридорами — сетями узких, безоконных проходов с тусклыми желтыми лампами и бесконечной вереницей дверей без каких-либо опознавательных знаков, поэтому для Эмили остается загадкой, как он ориентируется среди них. В отделение неврологии они попадают через две с половиной минуты — знакомая комната отдыха, закуток и большое пространство основной части отделения.

Эмили входит в кабинет Кларк, затаив дыхание — если бы она налажала или крупно ошиблась, то выговор ей сделал бы либо лечащий врач, либо старшая медсестра, но никак не нейрохирург: он вообще не имеет никакого отношения к младшему персоналу, если это, конечно, не его собственная бригада.

Кларк стоит вполоборота: руки скрещены на груди, белый халат небрежно накинут на плечи, губы искривлены в подобии улыбки.

У Эмили сосет под ложечкой — страх, смешанный со странным благоговением. Будь на ее месте Ребекка, она бы поджала губы, расслабила плечи и смотрела на все происходящее сквозь наплевательский прищур. Но Эмили не Ребекка, она может только мять и без того заломленную ткань халата и переминаться с ноги на ногу.

Из всей больницы на шестьдесят тысяч человек персонала мисс Кларк понадобилась именно она.

Или?..

— Джонсон, — тяжелый взгляд нейрохирурга почти физически ощутим, — это наш психиатр, доктор Чарльз Кларк.

О черт. Хорошо, что она не сказала ему ни слова.

Воздух в легких кончается, когда студент, позвавший ее сюда, садится на мягкий диван и закидывает ногу на ногу; но — она готова поклясться! — в этот момент в его темных глазах мелькают озорные искорки.

Шалость, бесспорно, удалась.

У Чарли копна светлых волос, рваные джинсы и футболка с эмблемой The Beatles. Эмили мысленно оправдывает себя: любой принял бы его за студента-практиканта; лишь серый бейджик, окончательно свалившийся с длинного халата, выдает в нем врача.

Она присматривается: длинный черный ремешок Swatch, серые с голубым Balmain и небрежная, словно специально поставленная клякса на нижней левой поле халата — еще один известный логотип, названия которого она не помнит. Завистливый вздох — в Великобритании врачи получают едва ли не больше, чем в других странах.

— Мисс Джонсон…

— Можно просто Эмили, — тихо говорит медсестра, пытаясь не отвлекаться на свои мысли.

Они брат и сестра или муж и жена? Кто из них старше? И как вообще зовут эту женщину?

Зачем она здесь?..

Чарли только молча разводит руками, словно отвечая на незаданные вопросы.

— Давайте сразу к делу. — Кларк-которая-женщина усаживается в широкое, с высокой спинкой кресло. — Говорят, вы провели утро у некой пациентки с очень странным диагнозом, верно?

— Но мы говорили не больше получаса. — Эмили качает головой. — Я только спрашивала…

— Вы говорили о мозаике. — Чарли расслабленно откидывает голову назад и смотрит в потолок. — Чтоб вы знали, мозаика, Эмили, это элемент системы.

— Какой системы? — Второй раз за день Джонсон чувствует себя полной дурой.

— Ее памяти, конечно.

Все, что выдает Эмили в ответ, укладывается в простое «Э-э-э?»

— Наш мозг, — терпеливо объясняет Чарли, — пытается закрыть пробелы в памяти воспоминаниями из ниоткуда. Либо же, если травма слишком серьезная, цепляется за слова, места, поступки — и вставляет их, словно недостающие фрагменты.

— Как мозаику, — догадывается Эмили.

— Верно, — удовлетворенно кивает психиатр. — Ее мозг уцепился за два фактора: это вы, Эмили, и мозаика. Пазл. Фрагмент. Обрубочный кусок жизни — то ли прошлой, то ли настоящей. И эта идея — что она как-то связана со всем этим — сейчас надежно поселилась в ее голове и пускает там корни.

— Словно вирус?

— Точно. Словно вирус.

— Скоро ей предстоит операция. — Нейрохирург как будто и не слышала их разговора. — Мы будем снова вскрывать ее голову, чтобы посмотреть, как там дела. — Смешная шутка из ее уст звучит черной иронией. — Она какое-то время будет в сознании, и доктор Кларк советует, чтобы рядом были вы. Может быть, таким образом мы спровоцируем… что-нибудь.