Белые розы (СИ) - Карелин Андрей Дмитриевич - Страница 16

Мать никогда особо не психовала. Она всегда меня уравновешивала. Уход отца я, наверное, хуже, чем она восприняла. Это она меня тогда успокаивала.

— А чего же это мы без сладкого сидим? — говорит мать и достаёт из холодильника кусочек тортика.

— Я не буду, — говорит Сашка.

— Ешь, — иронично смотрю на него. — Ты же мужик, ты здоровый, тебе больше надо.

Он берёт чайную ложечку, отламывает кусочек тортика и протягивает мне. Я не особо-то хочу. Но мне нравится, как он меня кормит из ложечки. И… нет, я ничего такого себе в этот момент не представляю, я же не настолько испорчена доступным порно.

— Ладно, — говорит мамка. — Посидите тут пока, а мне по делам сходить надо. — Она встаёт.

— Тётя Ира, вы нам совсем не мешаете, — одёргивает её Саша.

— Да мне действительно нужно. — Она накидывает куртку и уходит. Мамка ну совсем на меня не похожа: это мне нужен целый час чтобы накраситься. А она «берёт шинель и идёт домой». Спартанка она, короче. Не знаю, в кого я такая манерная.

— Может, в моей комнате посидим, — предлагаю я, доев тортик. Сашка сам ни кусочка не съел, всё мне скормил. Откармливает, значит. Дурак, мне же худеть потом!

— Давай. — Он ставит посуду в раковину и вымывает чашки. Такой хозяйственный. А я не помню, когда я в последний раз посуду мыла, всё мамка сама делает. Мне даже немного стыдно.

Больше книг на сайте - Knigoed.net

Мы заходим в комнату, и я запрыгиваю на кровать. Он садится рядом и гладит мои ноги. Какой же он милый и хороший!

— В институт завтра пойдёшь? — спрашивает.

— Ага, — киваю я, — я только сегодня не ходила.

— Да ты уже говорила… ну, в смысле писала.

— А ты? — спрашиваю.

— Нет, завтра опять с отцом дела, — начинает он. — У отца фирма, и он хочет, чтобы я управлял ею, когда он в отъезде будет.

— А когда же учиться? — удивляюсь я.

— Отец говорит, чтобы я на заочку переходил: ему всё больше помощи нужно. — Он смотрит вниз, прямо на мои ножки, и улыбается. — Да-а, вчера ты навела у нас шороху!

— Ой, не напоминай! Я, как вспомню, мне сразу стыдно становится.

— Да забей ты! мои родители — прогрессивные люди. Отец вообще похвалил: «Какую красотку ты подцепил!»

— А мама?

— А мама… ну-у-у, ей понравилось, что ты еврейка, говорит, они семейные люди. — Он берёт меня за руку. Одной рукой согревает мою ногу, другой — руку. Боже, как мне с ним хорошо! — Мы с ними посидели, поговорили, когда он тебя отвёз. В общем, они тебя ещё раз в гости приглашают, только на этот раз трезвую и в трусах.

«Чёрт, они всё-таки заметили, что я без трусиков была».

— Ну, это не сложно: после вчерашнего я вообще не пью. Всё, я в завязке!

— Да ладно, не парься, с кем не бывает! Однажды мою сеструху старшую домой привезли вдрызг пьяную — на ногах не держалась. И ничего. Отец даже слова ей не сказал. Ну, мать немного пожурила, но под одобрительное хмыканье отца.

— Нет, я действительно больше не пью — только слабоалкоголку. Я вчера еле до дома дошла, завалилась в ванну и уснула. Проснулась аж в пять утра, вся холодная и дрожу.

Он обнимает меня, прижимает к себе. Я чувствую его крепкие объятия и тепло его дыхания. И тут поворачивается ключ в замке.

«Ну, вот опять на самом интересном месте! Похоже, я обречена на всю жизнь остаться девственницей».

— Может, телек посмотрим. — Сашка берёт пульт и включает телевизор. Там работает какой — то местный телеканал.

— Я его лет пять уже не включала, — улыбаюсь я.

— Тогда в интернете что-нибудь.

— Выпуск «Бэдкомидиана».

Он включает свой телефон и держит его в руках, а мне на плечи накидывает плед, чтобы я не мёрзла, я ж кашляю. Так переживает, что я заболею. Мы сидим в обнимку и телефон смотрим.

Мамка стучится и заглядывает в комнату.

— Сидите? — спрашивает она.

— Да, мам, — киваю.

— Чего сидеть? На улицу бы сходили.

— Нам ещё посидеть хочется, — отвечаю.

— Скоро в гриб превратишь от постоянного сидения дома, посинеешь, вон позеленела уже, — смеётся мать.

— Не посинею, — отвечаю и ещё сильнее прижимаюсь к Сашке.

— Тебе нравятся мои ножки? — Шепчу я ему.

— Конечно, — он пальчиком поглаживает меня по стопе. — Они такие гладенькие, такие идеальные! Так бы их и зацеловал!

«А я бы у тебя отсосала», — добавляю про себя. Вслух я такого произнести не могу. А про себя — сколько угодно. Мечтаю попробовать на вкус его сперму. Наглотаться её, размазать по своим губам. Чёрт, я опять возбуждаюсь, но не стану отпрашиваться в туалет! Потерплю ради него.

— А у тебя кто-то был до меня? — спрашиваю.

— Была одна девушка… или две. — Он делает вид, что вспоминает.

«Да что ты врёшь! Я же вижу, что не было никого. И почему парням нужно на эту тему постоянно врать? Похоже, девственность хороша только для девушки, а парни все строят из себя альфа-самцов, готовых в любой момент оплодотворить самку».

Фу-у, я уже рассуждаю о парнях, как о животных!

— А вот ты у меня первый. («И единственный», — добавляю про себя).

— Ну не знаю, твоя мамка говорила, что у тебя уже были уже какие-то парни, цветы дарили, домой провожали.

«Ух, мамка, когда это она успела всё разболтать? Надо было дольше краситься».

— Да, была парочка ухажёров, только у меня с ними не было ничего. Ничего-ничего. С ними я даже не целовалась. («Наверное, поэтому я и целоваться не умею», — добавляю про себя).

— И где же ты так хорошо целоваться научилась? — (Вот реально меня его вопросы в тупик ставят!)

— С подружкой.

— Да ладно?! Серьёзно, что ли?

— Да, у меня была подруга в детском лагере. Сколько мне тогда было? Тринадцать? Не помню точно. Вот мы с ней и учились целоваться. Ну, чтобы, когда найдём себе парней, уметь уже.

— А парней в лагере не было?

— Были, только мне они не нравились.

— Ты так откровенно обо всём мне рассказываешь…

«Ну не всё я тебе прям рассказываю, много чего я тебе никогда не расскажу», — думаю я, а вслух говорю:

— А что мне от тебя скрывать? — Кладу голову ему на плечо. Он гладит мои волосы. У меня, наверное, эрогенная зона в волосах — я просто замираю, когда он прикасается к ним, даже пошевелиться не могу. Ну, как и к ногам, собственно, и к груди. Я, похоже, соткана из эрогенных зон. Страшно выходить в люди!

Выпуск Бэда заканчивается, и Сашка включает «Камеди клаб». Не дико смешно, но мы же тут не «Камеди клаб» смотрим, а сидим в обнимку.

— Уже в кровати, — заглядывает мамка.

— Мам, ну не смущай Сашку. Всех мужиков мне разогнала! — в шутку возмущаюсь я.

— А чо смущаться-то? Пусть чаще к нам приходит.

Сашка вопросительно смотрит на меня.

— Можешь не слушать её, — шёпотом говорю ему, а про себя добавляю: «Слушай, слушай».

— Может, уроки сделаем? — предлагаю я громче.

— Давай, только я конспект дома забыл.

— Что значит — забыл? Ты что, ко мне с конспектом шёл? я тебе что, институт?

Смеётся.

— Действительно.

— Давай мои сделаем, а ты завтра перепишешь.

Открываем мой конспект, а он весь сердечками цветными изрисован, и в каждом написано «Сашка».

— Кто такой этот Сашка? — в шутку возмущается он, поглаживая меня по коленке. А я только об одном мечтаю: пусть он поднимет руку выше, мы же всё равно под пледом сидим, пусть прикоснётся к моей «девочке» — я даже готова сделать вид, что ничего не заметила. Но он опять врубает скромность и убирает руку.

«Ну, Са-а-а-ашка!» — мысленно кричу я, но ничего сказать не могу.

Я открываю конспект и читаю, что задано. По привычке беру свой телефон.

— Ты мне уже целый час ничего не писал! — в шутку возмущаюсь я. Похоже, от такого накала иронии он реально не понимает, что происходит. — Да забей ты, — отмахиваюсь.

«А может, порно посмотрим», — предлагает мой внутренний голос. Но я уже давно его не слушаю.

Через час звонит его телефон. Он подскакивает и хватает трубку.