Белые розы (СИ) - Карелин Андрей Дмитриевич - Страница 17

— Да, папа… да… могу… сейчас. — Он смотрит на меня умоляющим взглядом. — Мне надо ехать, — шепчет.

— Езжай, — киваю я.

— Уже выезжаю, буду минут через тридцать… Хорошо, — отвечает он в трубку.

Смотрит на меня, подходит и целует меня в щёчку.

— Я побежал, — шепчет.

— Давай, — шепчу я, передразнивая его шёпот.

Провожаю его до дверей.

— Завтра в институте.

— Завтра в институте, пока! — Готовлюсь закрывать за ним дверь.

— До свидания, тётя Ира! Рад был с вами познакомиться. Ещё заскочу как-нибудь.

«Когда вас не будет дома», — добавляю про себя.

— Всё, пока! — Сашка целует меня и выбегает.

— Пока! — Я закрываю за ним дверь. Томно вздыхаю и иду в свою комнату. Опять придётся одной сидеть. Опять придётся мастурбировать.

В комнату заходит мама.

— Милый молодой человек! — говорит она.

— Да, он такой. — Я мечтательно закатываю глаза.

— Решили уже, как детей называть будете? — Прикалывается она надо мной.

— Ну, мам! — возмущаюсь я.

— Да без разницы! Называйте, как хотите. Потом сгрузите их мне, а сами будете сидеть, любоваться друг другом.

«Это будет ещё ой как нескоро».

Новый год

Стою перед зеркалом, любуюсь собой. Люблю себя безумно! Так приятно часами смотреть на себя! Наверное, ни на кого другого столько не смотрю, как на себя, — даже на Сашку, даже на мамку в детстве. Вот он, мой самый любимый человечек, — это, конечно же, я сама. Хотя стыдно в таком сознаваться. На мне новенькие замшевые угги, джинсы с блёстками, с очень таким закрученным рисунком и заниженной талией, так что едва на костяшках висят и почти не прикрывают низ живота.

Мама говорит, что там всё простудить опасно, поэтому я наверх ношу белый шерстяной белый свитер и плотные колготки под низ. Сверху — длинная меховая жилетка (понятное дело, из искусственного меха: откуда у меня деньги на настоящий?). Хотя настоящего — то и не хочется: мне зверушек жалко. Рукам, конечно, холодно, их согревает только джемпер. На голове — шапка с одним меховым помпоном, сейчас такие в моде. На руках — тканевые перчатки: должно же мне хоть где-то быть тепло.

Яркий зимний макияж: тоналка, ресницы, брови подкрашивать не забываю, волосы, а что с ними сделается, я так и не решилась их выровнять кератином, мне они пышные нравятся и Сашке вроде тоже.

Улыбаюсь каждый раз, как думаю про Сашку; мы с ним уже неделю не виделись. Он всё со своим отцом по работе мотается. И как ещё и в институте успевает? А у меня едва времени хватает, чтобы учиться. А вчера он приехал и пригласил меня в горы, на лыжах покататься. Я говорю ему, что не умею на лыжах, а он говорит: инструктора возьмём, научишься. В общем, это он мне решил такой подарок на Новый год сделать. Наверное, все свои деньги, что у отца заработал, на путёвки ушли.

— Мам, ну не знаю, — канючу я. — Может, не ехать? Дорого сильно.

— Ты с ума сошла! Почему не ехать?! Он же за всё уже заплатил!

— Но мне же ему деньги потом придётся возвращать. А у тебя зарплата маленькая, до весны возвращать будем.

— Это он тебе так сказал? — Из кухни появляется мать и на меня смотрит. — Эх, какая же ты у меня Снегурочка выросла! — радуется она.

— Ничего он мне не говорил! — возмущаюсь я. — Просто ты же знаешь этот анекдот: кто платит за девушку тот её и танцует.

— Ну да, — отвечает мать. — А тебя что кто-то другой танцевать будет? Или я чего-то не знаю?

— Ну почему же другой? — улыбаюсь я. — Сашка — больше некому. Я никому другому и не позволю себя танцевать. Фу-у-у, ещё слово такое дурное придумала — «танцевать меня»!

— Ты сама этот анекдот вспомнила… — напоминает мать. — Походу, он тебя уже насовсем брать решил, раз за тебя платит. Кроме того, он же мужик, а значит, должен платить.

— Но я бы не хотела от него зависеть.

— А кто тебя, дуру, спрашивает, хотела ты или не хотела? Твоё дело маленькое: жизнь ему украшать — вон ты какая нарядненькая, как ёлочка! Езжай, пока есть кому за тебя заплатить.

— Спасибо, мамочка, ты у меня самая лучшая! — сюсюкаю с ней. — Ой, пока не забыла: мне ещё комбез нужен.

— Какой комбез?

— Лыжный, — отвечаю. — Я свои старые вещи пересмотрела и ничего подходящего не нашла.

— Ладно, — говорит мать. — Сколько он стоит?

— Я не знаю… ну дай пару тысяч, может… — немного мешкаю я. Так неудобно у мамы денег просить! Но куда тяжелее просить у Сашки: он же, по большому счёту, меня так ни разу и не «потанцевал». А значит, по сути, не должен за меня платить, а уже платит.

— Какие пару тысяч? Вот возьми пять и ни в чём себе не отказывай.

— Спасибо, спасибо мамочка! — Так бы её и расцеловала, если бы уже не накрасилась. — Всё, я бегу!

— Удачи! — Мама закрывает за мной дверь, и я спускаюсь вниз.

Мы договорились с Сашкой у торгового центра встретиться, но я, как всегда, опоздала.

— Привет! Ты чего так долго? — улыбается мне Сашка, прыгая с ноги на ногу.

— Маме помогала. — Ну не скажу же я ему, что выбирала помаду. Не хочу ссориться, тем более, когда он мне такой подарок делает.

Он берёт меня за руку, и мы заходим в сверкающий торговый центр. Я прямо на пороге снимаю шапку и распушиваю свою чёрную гриву. На меня уже все парни пялятся. Снимаю рукавички и шарф, сдаю их Сашке, пускай носит. Он не раздевается — видать, сильно промёрз, бедняга, пока ждал меня.

— Ты говорила, что у тебя комбеза нет, — говорит он. — Зайдём, глянем?

Мы спускаемся на лифте на цокольный этаж и заходим в такой понтовый магазин сноубордистов. На всех манекенах — шикарные комбинезоны разных цветов. А на стеклянной стене парень на сноуборде нарисован. Круто будет научиться кататься! Может, и я смогу.

— Саш, а может, я на сноуборде попробую, — говорю ему.

— Зачем тебе сноуборд? На лыжах сначала научись.

— На лыжах я немного умею, я в детстве с отцом на беговых каталась. Но как-то мне не сильно понравилось; может, на сноуборде лучше получится.

— Не морочь голову, — ласково отвечает Сашка. — Сноуборд — это не очень быстрый и не очень удобный вариант лыж. На нём меньше кайфа, и дольше учиться надо.

— Но эти сноубордисты такие крутые! — Засматриваюсь на парней, нарисованных на плакате, и это Сашке явно не нравится.

«Ой, прости!» — вспоминаю я. Нельзя говорить с парнями о парнях: признак дурного тона.

— Ну если ты говоришь — лыжи, значит — лыжи. Только пообещай, что ты меня научишь.

— Я от тебя не отойду, пока ты сама кататься не сможешь, обещаю.

— Спасибо! — улыбаюсь и целую его, а потом начинаю снова подрисовать блеск: надо же, чтобы губки блестели!

— Что — то ищете? — Подходит к нам продавец.

— Да, — говорит за меня Сашка. — Комбинезон на девушку.

Продавец окидывает меня взглядом и говорит:

— Есть на вас. Вам розовенький или серый?

«Ну что за вопрос дурацкий? Розовенький, конечно».

— А белый есть? — спрашивает Сашка. И почему он за меня всё решает? Меня это немного злит, но я старательно не подаю виду.

— Есть, но он на вашу девушку великоват.

«Ваша девушка!» Как же миленько это звучит!

— Тогда давайте розовенький, — говорю я и показываю на него пальчиком, как это делают тупые блондинки во всяких передачах типа «Дома-2».

— Несу, несу, — удаляется он.

Смотрю на Сашку; он рассматривает вещи в магазине, смотрит на новые лыжи, на гигантские ботинки (мне тоже, видать, придётся такие надевать). Лыжные палки, сноуборды, шапки… Господи, сколько же здесь всякой снаряги!

— Саш, а мы всё это там в аренду брать будем? — спрашиваю.

— Да, — отвечает, — я всегда так делаю.

А мне неприятна сама мысль о том, чтобы носить вещи после других. Но брезгливость в себе я подавляю: раз он всегда так делает, значит, и я смогу.

— Но комбез всё-таки свой брать надо, — добавляет он.

Приходит продавец и приносит несколько комбинезонов. В лыжном магазине всего одна примерочная, и я захожу в неё.