Голод Рехи (СИ) - "Сумеречный Эльф" - Страница 102

Он видел временами и жреца в лиловом, но тот тоже лежал ничком в огромном тронном зале, тоже почти неживой. В этом же зале! Только три сотни лет назад. Рехи распластался лицо вверх, жрец упирался лбом в подушку, страдая от глубокой раны поперек спины. Это тогда, при осаде внутренней стены, его кто-то подло пырнул пониже лопатки. Наверное, попороли легкое, потому что жрец тяжело хрипел в забытьи.

— Страж на грани жизни и смерти, — донесся измученный голос короля, он говорил сам с собой: — От эльфов не будет поддержки, это уже понятно. Адмирал сбежал и уводит за собой новых эльфов куда-то за горы. Проклятье этим эльфам, подлые твари.

Король сидел на троне и смотрел, как лекари суетятся вокруг жреца. Потом раненого унесли подальше в башню, а Рехи остался парить в зале. Он не летел вольно и свободно. Даже во сне тягучее забытье и страдание плоти заставляли искажаться восприятие. Он вяз в душном пропитанном дымом воздухе, как в паутине.

— Мирра, моя Мирра… Что будет с ней, — вздыхал несчастный король, тихо, едва слышно. Мирра, наверное, рыдала где-то в своей спальне. Город терзался в кольце осады, но обломки кораблей в порту не позволяли пиратам подобраться, а армия неприятеля только обстреливала из требушетов и катапульт окрестности внешней стены. Это Рехи узнал, кажется, из мыслей короля. Как-то все пронеслось сжатой сменой картинок.

«Не похоже на войну, которая уничтожила весь мир, — все же смутно подмечал Рехи. — Просто война, очередная усобица. Ну, лиловый помрет скоро, наверное. Только почему я слышу его голос? И даже раны у нас похожие. И даже зал тот же…»

Тяжелый сон таял и рассыпался пепельными хлопьями на губах. Рехи приоткрыл глаза, сделал над собой усилие и приподнялся, странно вытягивая перед собой руки, точно плыл куда-то сквозь воздушные потоки.

Все тот же зал, только почерневший от копоти, убогий и уродливый. А вместо стола заседаний громоздился каменный алтарь, накрытый шкурой мохнатого ящера. На нем-то и разместили Рехи, а подле ложа навалили какого-то блестящего хлама, золотого и серебряного. Столько бесполезных вещей Рехи не видел даже в попадавшихся на пути гробницах и старинных святилищах Двенадцатого. Нашлись там и битые фарфоровые вазы, и облезлые перья вымерших птиц, и даже смутно узнавалась статуя, отломанная от фонтана в дворцовом саду. Ее Рехи видел в первое свое «путешествие» в прошлое. Неуместно глупые дары, даже в шатре у Ларта не нашлось бы столько ненужной добычи. Ларт… Ларт… О нем Рехи не мог забыть, но и думать каждый миг сил не оставалось. Хотелось просто надеяться, что все удалось, что друг где-то там, на пустоши. Также отлежался и бодро вскочил, иначе для чего все?.. Для чего?.. Еще хотелось верить Сумеречному Эльфу, который намеками утверждал, будто весь этот нелегкий путь — испытание, чтобы подготовиться к битве с Двенадцатым, а вернее, узнать правду о падении мира. Та война двух братьев-королей явно не могла заставить Двенадцатого обрушить великую кару на свой родной мир. Но размышления Рехи прервал восторженный голос:

— Ты очнулся, Страж!

В зал зашел человек, вернее, вьющийся по ветру буро-лиловый балахон с капюшоном, а под ним вроде как шествовало существо из плоти и крови. Кровь его, кстати, пахла не особо вкусно, сильнее доносилась вонь больного желудка и нездорового пота. Рехи сморщился и перестал принюхиваться.

— Очнулся, — бесцветным голосом отозвался он. — И кто же вы такие?

— Верховный Служитель Вкитор к вашим услугам.

Мужчина поклонился, и по скованным подагрическим движениям стало понятно, что он вовсе не мужчина, а старик. Об этом же сказало и его лицо, когда назад упал глубокий капюшон. Рехи неплохо разбирался в стариках, проведя подле них все раннее детство и часть юности. И этот нравился ему куда меньше печального старого адмирала. Последнее время Рехи корил себя за недостаточное уважение к тому, потому что советы покойного опекуна поддерживали в трудную минуту уже не раз. А этот Вкитор совсем не вызывал симпатии, не верилось, что он способен сказать что-то дельное.

— И кому ты служишь?

— Культ Двенадцатого — последняя истинная вера и надежда нашего многоскорбного мира, — подобострастно ответил Вкитор, вновь зачем-то склоняя голову и разводя руки.

— Последняя, значит, — небрежно протянул Рехи и сел. — Какой же еще быть в Последнем Бастионе. Вот и я, наверное, у вас последний Страж?

Отчего-то хотелось смеяться над этим глупым стариком, который знал куда меньше о прошлом, чем Рехи теперь. Жил на руинах прежней столицы, листал древние книги, но по всем его манерам и ужимкам было понятно — ничего он не знает. Скорее всего, Двенадцатый сам же и написал эти книги, а ему вверяли свои души сотни людей и эльфов, верили в него, как в божество. А он оказался всего лишь двенадцатой неудачей опытов семаргла Митрия. Рехи криво ухмыльнулся, но сделалось лишь противнее.

— Первый! Первый истинный Страж за три сотни лет! Твоя сила исцеления — это знак, — горячо опровергал Вкитор. Рехи с трудом справлялся с растущим отвращением, которое охватывало его с каждым новом словом служителя. Но гнев не вырывался яростью, получались холодные насмешки с укором:

— Ради этого вы пытались меня убить? Меня и моего друга…

Вкитор подобрал обширные рукава и выпрямился, отходя в тень прокопченной колонны.

— Суровый мир требует суровых решений, — ответил он безапелляционно. — Мы проверяли твою истинную силу. За три сотни лет появлялись люди, что управляли линиями. Но никто из них не умел исцелять.

«Наверное, и руки так никто не жег. И не для кого им было уметь исцелять», — зло подумал Рехи, и сказал:

— Так вы специально целились в Ларта?

— Не совсем. В тебя тоже, — виновато осклабил гнилые желтые зубы служитель. — Но слухи дошли, что ты один умеешь использовать линии и для защиты, и для лечения. Три сотни лет мы ждали этой милости.

Три сотни лет — много или мало? Рехи знал эту дату только как странноватое слово. Старый адмирал говорил, что триста лет — это количество пальцев на руках и ногах у половины их деревни или около того. Рехи так и представлял числа и года как шевелящиеся чумазые пальцы. Много-много грязных пальцев, месящих песок. И теперь не покидало ощущение, что кто-то их запускает ему прямо под волосы, буравит череп, открывает его и ввинчивает в мозг, делая там дыры и ходы. Наверное, так-то и смешивалось прошлое и настоящее, перемалывало разум грязными пальцами прожитых лет. Так же случалось и со лже-Стражами? Наверное, секта убивала их каждый раз, когда те разочаровывали. Со Стражами Вселенной поступали так же? Хотелось бы знать, сколько неудачных опытов уничтожил Митрий. Но двое горе-спутников уже долго молчали, ведь они всегда оставляли на самом дне отчаяния. Приходилось самому сражаться с непонятностью происходящего. Хотя Рехи смутно догадывался, что от Вкитора не стоит ждать вразумительных ответов и настоящей помощи.

— Вы следили за нами от самых гор? — поинтересовался Рехи, хотя ответ напрашивался сам и давно, еще когда они с Лартом впервые учуяли мелькнувший запах лазутчиков.

— Раньше, намного раньше. После той битвы в ущелье, где схлестнулись наши заблудшие братья и богомерзкие полукровки. Тогда-то ты явил впервые свою силу, тогда мы узрели ее. У нас были разведчики по ту сторону хребта. Сначала мы выслеживали Ларта-людоеда. Гонялись за пустой породой, а нашли алмаз… — велеречиво бормотал старикан, вновь всплескивая руками. Он приблизился к Рехи мелкими шажками, боком, явно побаиваясь его.

— Где он? — ответил Рехи, поражаясь, насколько жестким и решительным сделался его голос. Не гневным или ожесточенным, а холодным и властным. Помнится, так Ларт отдавал приказы. Наверное, Рехи и этому научился у друга, впитал за то время, пока сидел шутом подле трона короля полукровок.

— Оставлен в пещере, как ты и приказал.

Слова Вкитора отозвались недоверчивым облечением. Лопнул какой-то пузырь, который давил в груди. Или просто прорвался очередной ожог на руке, выплеснув желтоватую жижу. Одновременно с этим зал вновь начал расплываться, Рехи схватил ртом воздух и воскликнул: