Голод Рехи (СИ) - "Сумеречный Эльф" - Страница 126

— Ничтожество. Глупое ничтожество, — говорили они его голосом, повторяя единым хором: — Поверил, что и правда избранный. Что мы и правда дали тебе свободу. Думал, только ты один умеешь управлять линиями?

Стражники замерли, как статуи, когда приблизился сам верховный жрец. Он кратко махнул рукой:

— Под замок его!

Рехи не чувствовал уже ничего, он снова завис по воле Саата над полом и тихо сплевывал кровь, которая сочилась с разбитых губ и текла из носа. Он проиграл, снова проиграл. На этот раз от глупой самонадеянности. И с чего вдруг пошел искать Саата? С чего захотел власти? Никогда ведь не желал править. Или желал? Когда собрал отряд молодых эльфов, когда неволил Ларта. Мелочно, ничтожно, племенной царек-рабовладелец, на большее-то ума не хватало.

— Ничтожество! Ничтожество! — приговаривал Саат, таща за собой Рехи, как на поводке и периодически ударяя наотмашь по лицу. Несмотря на собственный приказ, верховный жрец пригнал безвольную тушку Рехи не в тронный зал, а прямо на городскую стену и заставил встать, выкручивая руки за спину.

Рехи глухо застонал и промычал что-то неразборчивое сквозь распухшие губы. После кромешного мрака среди мертвецов образ пустоши вырисовался нечеткими контурами. Облитая тусклым красным свечением, она озарялась огненными всполохами очередного далекого извержения. Скоро от него обещала прийти волна, но Рехи уже не успел бы подхватить обломки башен и домой. Саат бы не позволил, он достаточно наигрался в демонстрацию силы. А сколько подданных сгниет под завалами — не важно. Безразлично для того, кто питается чужой смертью.

«Что ты за тварь? Что за тварь такая?» — бессильно думал Рехи, извиваясь разрубленным червяком.

— Ну что, смотри! Смотри! Это все мой мир! Мой! — торжествующе шипел на ухо Саат.

«Лойэ!» — вздрогнул Рехи, когда привыкшие к тусклому свету зрачки различили тонкую черную линию, выделявшуюся на горизонте облачком пыли. Там шел отряд, вырисовывались тени животных и фигурки людей, волнующиеся нечеткостью, как воздух над костром. В этом движущемся искажении линий, напоминавшем мираж, Рехи уловил ярко-белую копну. Лойэ, наверняка его Лойэ! Он слишком хотел в это верить, чтобы вновь обмануться.

— Ты-то бог. Но, похоже, я один умею исцелять, — нагло осклабился Рехи, наконец догадавшись, почему остался жив. Но слова теряли смысл, он был обречен. Только ни о чем не жалел. Ничего не требовал от судьбы и неведомых высших сил: он выполнил свое обещание, прикрыл отряд. Ради этого не жалко умереть. Рехи волей-неволей отвлекал монстра. Пока Саат рычал и клацал жвалами, Лойэ и Санара наверняка вывели всех, кого смогли. А его не дождались, за ним не пришли, потому что не знали, где искать. Рехи нарисовал себе утешительную картину, объяснил все, даже если половину выдумал. Но он живо верил, почти чувствовал на расстоянии, как бьются сердца возлюбленной и сына. К ним тянулись сияющие светлые линии — этого достаточно.

— Да, верно, — сквозь зубы, недовольно прошипел Саат. — Поэтому ты все еще жив. В древних писаниях четко сказано, что Страж обязан обладать даром исцеления. Но у меня его нет. Поэтому для толпы и Двенадцатого я просто верховный жрец. Они тупы, они не понимают! Никому не нужно исцеление, если обладаешь силой разрушения! — Вновь клацнули жвала, вновь растянулись в вежливую улыбку. — Отныне запомни: только я диктую, кого ты исцеляешь.

— Почему ты раньше не показывал свою силу? — спросил Рехи.

— Хотел проверить тебя. Видишь? — Саат вновь кивнул на пустошь. –Заговорщики убрались из моего Бастиона. Они не внимали мне, не хотели соединиться со мной. Пусть уходят. На верную смерть. Прекрасно. Я выпустил их, чтобы каждый встречный считал их безумцами, отвергшими великую милость! Их проклятая плоть неверующих не годилась для подпитки их божества!

Рехи обмяк, плечи его опустились, угасали последние искры сопротивления. Он верил, что отвлек верховного жреца, что все-таки совершил подвиг. Видимо, стремление к героизму такой же порок жажды славы, как и глупое представление перед обезумившей толпой. Если бы по-настоящему желал остаться с Лойэ, пошел бы к акведуку. Рехи встрепенулся и помотал головой. Нет, не пошел бы: тогда их общий враг не выпустил бы из Бастиона отряд, перебив всех на выходе. Нет, путь к Лойэ отрезал этот монстр. Бастион вечно отнимал у Рехи возлюбленную, вечно то тянул к себе, то исторгал из себя. И вместо воссоединения они скитались по пустошам друг за другом, как будто играя в догонялки. В этот раз вмешался даже не Двенадцатый. А кто-то… Кто-то еще. Кто-то другой. Рехи терялся в смутных догадках:

— Саат. Да ты ведь… тоже Страж Мира? Предыдущий!

— Не я, а мой отец. Вкитор. Предыдущий Страж, но он передал всю силу мне. Страж темных линий, Страж нового мира. Истинный Страж! А ты, жалкое подобие без знаний, оставайся там, где сидел. Если будешь хорошо себя вести, останешься в роскоши и довольстве.

— Проклятье! — прохрипел Рехи, добавив еще несколько срамных выражений в адрес жрецов и их прогнившего неправильного мира. Среди разрухи и неискупимой боли монстр возомнил себя королем королей.

— Увести его!

Черные линии отпустили, а в белые вцепиться не хватало сил. Рехи обступили ряды одинаковых стражников. Неожиданно один из них вздрогнул и растерянно спросил:

— Что происходит? Что мы здесь делаем? Эй! Ответит мне кто-нибудь!

На него воззрилось двенадцать синхронно повернувшихся людей. Одинаковых, как вылепленные из одной формы гипсовые барельефы. Людей, которых еще не приклеили к стенам, которых еще не пожрал Саат, чтобы убрать следы собственного разложения.

— Подойти ко мне, дитя, — добренько подозвал он.

— Не делай этого, — прохрипел избитый Рехи, с трудом разлепляя заплывающие синяками глаза.

— Страж? Почему вы здесь? Что с вами? — пролепетал испуганный мальчишка, роняя копье.

— Подойди! — прорычал Саат и обратился в монстра. Мальчишка-стражник закричал, но его виски уже опоясали раскрытые жвала. Кадык Саата задвигался, словно он жадно пил терпкое вино. Рехи сперва решил, что монстр откусит неугодному голову, но кровь не текла по острым клыкам.

«Точно. Ест мозг. Как и говорила Лойэ. Он ест их мозг!» — догадался Рехи, когда верховный жрец отпустил стражника, ласково пропев:

— Так-то лучше. Милое дитя.

Он сделал вид, будто благословляет культиста легким касанием ладони, хотя все присутствующие видели страшный обряд поедания. И они лишь ухмылялись вместе с лидером, когда несчастный мальчишка пополнил мрачные ряды одинаковых масок. Рехи всматривался в колыхание склизких веревок, замечая, как над головами каждого из этих одеревеневших существ сплели косматое гнездо черные линии. Вероятно, именно они теперь заменяли им мозг. От них тянулись тонкие ниточки к Саату, множество коротких и длинных поводков. Рехи узрел их с высоты крепостной стены, и его вновь объяла паника: весь Бастион оплетали эти путы, которые жадно наматывал на пальцы верховный жрец.

— Люди — жалкие твари, которые хотят быть рабами. А главный их враг — разум. Из-за него они начинают войны, из-за него рушатся империи. Свобода воли — их проклятье, — провозгласил Саат, пока Рехи тащили вниз, обратно в темноту.

«Значит, теперь незнакомцы. Я ведь не пришел в условленный час. Лойэ, прости. Прости меня! Надеюсь, ты не думаешь, что я вновь бросил тебя»! — твердил он, заклиная, чтобы сияющие светлые линии не порвались, не схлестнулись с темными. Но глаза затопляло неиссякаемое зарево Разрушенной Цитадели, и в ушах свистел не то ветер, не то издевательский смех Двенадцатого Проклятого.

========== Часть V. Выбор. Голод незнания ==========

Верховный жрец Саат ел людей. И не просто ел — он поглощал их мозги. В головах у доверчивых глупцов оставались только черные линии. Поэтому толпы безумствовали от обожания, поэтому стражники не требовали лишних приказов. Он стал их коллективным разумом, как король насекомых.

Рехи осмыслял это долгими часами в одиночестве заточения. После случившегося он не спал двое суток, тупо сидел на каменном алтаре в тронном зале, раскачиваясь из стороны в сторону. Увиденное не желало укладываться в голове. Хотя у Ларта он сам не без охоты участвовал в пиршествах людоедов, но здесь… Здесь все пропитала слишком забористая ложь, в которую, похоже, верил правитель этого безумия.