Голод Рехи (СИ) - "Сумеречный Эльф" - Страница 24

— Хорошо, — вздохнул король, взмахнув рукой, отчего длинный рукав взметнулся наподобие крыла, диво все-таки, все вокруг диво. — Но западные эльфы слабее восточных, а те не откликнулись.

— У нас есть крепость, — уверенно говорил один из военачальников, для верности хлопнув себя металлической позолоченной перчаткой по позолоченному же панцирю. Такой бы найти в кургане! Рехи все больше разбирало любопытство, как жили эти прошлые люди, раз даже обломки их мира приносили неплохие доспехи и мечи. Кое-где встречались еще искореженные куски таких штук, которые здесь назывались кораблями.

Несколько человек как раз склонились над картой, изображавшей синее пятно с очертаниями материков, и деловито передвигали на ней миниатюрные кораблики, поглощенные своей занятной игрой. Впрочем, «другой» Рехи вовремя подсказывал своему глуповатому «собрату» с пустоши, что это вовсе не игра, а разработка стратегии. Планировали отправить флотилию на защиту приграничных крепостей на границе королевства, потому что с той стороны наступала угроза смешанной армии эльфов и людей.

— Да, крепость, — вздыхал тем временем меланхоличный король. — Осада вымотает всех. Будет ли милостив к нам Двенадцатый…

«Да куда уж ему!» — усмехнулся Рехи, откровенно смеясь над тупым поклонением фальшивому идолу.

— Выбора нет, — мрачно заверил военачальник. — В открытом бою мы не выстоим, пока не прибудет подкрепление от северных наемников и западных эльфов. Но когда оба войска придут, они нападут на врагов с тыла.

— Еще нельзя забывать о пиратах с юга. Они уже три раза атаковали наши крепости. И мы не располагаем информацией, чьи интересы они представляют, — подал голос сухощавый мужчина в изумрудном плаще. Каштановые волосы были коротко острижены, на плечах красовались нашивки с изображением якорей, камзол отливал цветом морской волны. Кстати, из-под волос отчетливо торчали аккуратные заостренные уши.

«Да он эльф! Эльф в рядах людей! Ну все… Что за?!» — поразился про себя Рехи, помотав нематериальной головой. Ломались все его представления о мире, потенциальная еда воспринималась как личности, куча непонятных терминов и слов легко и просто соединялись с пониманием. Да еще этот эльф с якорями казался смутно знакомым. Выглядел он крайне мрачным, выступающие высокие скулы выдавали впалые щеки, под глазами лежали тени, на лбу вздулась жила. Похоже, его больше всех беспокоил невеселый совет.

— Я помолюсь Семарглам и Двенадцатому в Храме Надежды. Надеюсь, они будут к нам милостивы, — вдруг четко сказал сам Рехи, даже губы невольно шевельнулись на грани яви и сна.

«Нет, точно, я не я», — одернул он себя, потому что в своем уме он бы ни за что не выпалил такую бессмысленную ерунду. Да даже в чужом уме это звучало ужасно глупо. Говорил кто-то другой, кто-то, кем он был до этого. Или не был никогда. Тот, кто подал голос на совете, светил лиловой мантией жреца, прятал ладони в широких рукавах и, очевидно, искреннее веровал, что имеет некую связь со всеми этими бесполезными летающими созданиями, которые до смерти напугали на пустоши «настоящего» Рехи.

— Молитвы нам сейчас очень пригодятся, — кивнул скорбно король, как будто враги уже обложили со всех сторон город. Да он еще не познал ни лишений, ни голода: как минимум, ажурная вазочка с сочными фруктами оставалась нетронутой на столике с витыми ножками. Невидаль какая-то… Рано еще молиться, когда хватает еды, как считал Рехи, и со злобной завистью рассуждал: «Этот слабак проиграет, по лицу вижу. Он не выживет с таким настроем, слишком много надеется на высшие силы, слишком мало верит в себя. Жалкий паникер».

— Да помогут нам Митрий и Двенадцатый! — кивнул в ответ другой жрец в бардовом балахоне, лицо его скрывал капюшон, плащ скреплялся у горла застежкой в виде головы гепарда. Почему-то этот образ четко ассоциировался с Митрием: печальные глаза с тонкими косыми стрелами морщинок под ними напоминали черную «слезу» гепарда, как будто золото шерсти почернело от горестных слез. Так же меркли перья в сияющих крыльях.

— Пусть будет милостив тот, кто вечно плачет за мир, — тут же вторил ему другой жрец. Очевидно, они решили превратить военный совет в обмен подобными любезностями. Но шикнуть на них никто не посмел.

«Что? Митрий? Да ты в одной шайке с Двенадцатым проклятым! Крылатая ты тварь, тебе еще молились, а ты допустил все это», — крайне возмутился Рехи. Хотя он уже сомневался, виноват ли во всем этом один семаргл.

Картинка сменилась, Рехи надеялся проснуться, вынырнуть из этой бесконечной череды кружения по чужим сознаниям, воплощениям. От сна он лишь больше уставал. На мгновение его пробудила острая боль в ране на левом боку, но не вернула к реальности, лишь отозвалась тошнотой и слабостью, огрела со всего размаху волной озноба, а потом снова сшибла в забытье, снова в этот вязкий тягучий кошмар благообразности прошлого мира.

На этот раз Рехи оказался на обширной каменной террасе, увитой сочными гроздьями созревавшего винограда. С нее открывался чудесный вид на огромный город: разноцветными точками маячили всевозможные каменные строения с черепичными и соломенными крышами, где-то вились артерии и вены улиц, по ним текла суетливая толпа, доносилось ржание лошадей, разнообразные окрики, на многочисленных башнях развевались лиловые флаги с гербом в виде руки, сжимавшей фигурно вырисованное пламя. «Свет Двенадцатого да пребудет с нами!» — гласил девиз, начертанный вокруг рисунка. Хотя расстояние вряд ли позволило бы четко рассмотреть, скорее «другой» Рехи знал эту фразу наизусть.

«Это что же это я: иду набить морду божеству?! Ну что они ему все так поклоняются? Да не, видел я Сумеречного, и как его Митрий придавил к земле, и в деревне людоедов. Вполне себе человек. Ну, почти», — заключил Рехи. Его упрямство не позволило бы усомниться в верности собственного безумного плана, кем бы ни был Двенадцатый Проклятый. Делалось как-то даже обидно за всех этих далеких непонятных людей. За всю их наивную веру, а с ними-то просто играли, не лучше, чем с корабликами на той карте.

«Какой мир разрушили, какой мир… Сколько тут еды!» — ухал и охал Рехи на виноград и заодно людей, пока не заметил сидевшую на скамье девушку. Она рассматривала город у подножья дворца. От нее веяло неземной печалью и смирением. Легкий синий шелк закрытого платья струился по полу длинным шлейфом, черные локоны рассыпались из высокой прически вдоль покатых плеч. Ее тихое смирение кардинально отличалось от необузданной красоты Лойэ, но она очаровывала, словно от нее веяло прохладой вечернего моря, тогда как от Лойэ всегда летели незримые искры.

«Ох, как бы она сейчас ревновала!» — усмехнулся Рехи, невольно сравнивая девушек. Определенно, в прошлом женщины выглядели какими-то совсем беспомощными, как куклы, которых мастерили из обрывков кож маленькие девочки в деревне. Разве реально отбиться от ящера в таком-то неуклюжем балахоне, пусть и расшитым жемчугом? Новой знакомой вряд ли приходилось хоть когда-то держать в руках оружие.

«Если город падет, что будет с Миррой, что будет с ней?» — вдруг запричитал не своим голосом Рехи, как будто застрял в чьем-то сознании. Он не верил в переселения душ, не верил в повторную жизнь. Но кто-то взывал столь ясно и пронзительно, что хотелось хоть как-то поддержать его в этой бесконечной тревоге. Нечастным оказался все тот же жрец в лиловом балахоне, он наблюдал за девушкой на скамье из-за угла, прячась за колонной. Пару минут смотрел, потом отворачивался и горестно заламывал руки, скулы его сводило, из глаз едва не текли слезы.

«А! Влюбленный явно. И явно не по статусу. Да она же принцесса! Ну, дочка вашего вождя, вроде того, — самостоятельно догадался Рехи, насмехаясь над сдержанностью молодого жреца. — Ну ты еще расплачься, мужик. Успокойся, все падете. И ты, и твоя Мирра». Он бы уж точно не подглядывал за девушкой из-за угла. Как минимум, подошел бы, поговорил, а там как-нибудь уединился бы в укромном уголке. Хотя здесь, наверное, так было не принято. Все-то у этих прошлых людей оказывалось затянуто в рамки условностей и бессмысленных клятв.