Голод Рехи (СИ) - "Сумеречный Эльф" - Страница 29

Зато следы вскоре потонули в песке. И ориентиров больше не осталось.

Рехи остановился вновь посреди пустыни, уже не чувствуя запаха, не различая занесенных пеплом отметин от шагов. Связующая нить оборвалась. Но на сердце осталась непривычная безграничная тревога. Лойэ еще была жива, еще куда-то шла.

«Что мне делать? Искать вместе с ней Бастион или отправиться к Цитадели? — размышлял Рехи, рассматривая горы на севере. — Что ж… нам обоим все равно к той огромной гряде. Как еще там тропу найти». Так он продолжил путь, пещера осталась позади, потонула в черной дымке. Какое-то время он еще надеялся встретиться с Лойэ, случайно столкнуться с ней, даже представлял, как она снова приставит к его горлу клинок, воскликнет: «Не иди за мной». Но болезненно-яркий образ таял, вместо звонкого хрипловатого голоса лишь перешептывались песок с ветром, наметая высокие барханы. И ноги снова куда-то несли. К Разрушенной Цитадели, которая маячила над горизонтом отчетливой алой точкой.

В деревне никто и не предполагал, что она так далеко. Большинство о ней просто не задумывались, но слова старого адмирала после образа прошлого придавали лишь больше уверенности, раз старику и в начале Падения являлись какие-то откровения. Тяжело, наверное. Рехи не пришлось предупреждать кого-то, никто не объявлял его сумасшедшим. Да никто уже и не знал, что есть норма. Слова-то какие…

Наверное, так мысли реагировали на приближении «старых знакомых». Печальный Митрий и мрачный Сумеречный Эльф. Они встретили посреди пустоши, появились без шума или вспышек, поэтому Рехи даже не испугался, не вздрогнул и не обнажил меч. Лишь встал перед ними, гордо откинув голову, словно равный.

— Теперь ты готов к настоящему странствию, — без приветствий начал Митрий.

— Что значит «настоящему»? — скривился Рехи. Казалось, все его прошлые мытарства приравнивали к детской игре.

— Ты прошел и через смерть, и через любовь, — пояснил, еще больше запутав, семаргл.

«Не прошел через

Опасную дружбу и

Ложную славу», — подал голос «напарник» из головы, но смысл его слов потерялся за общим гулом негодования. Оно клокотало в венах, бурлило в крови.

— То есть вы намеренно доводили меня? — сжимая кулаки, глухо отчеканил Рехи. — Ну, пока я чуть не падал каждый раз? Намеренно в лепешку меня раскатывали?

— Примерно так, — приподнял брови Сумеречный Эльф, словно речь шла о безделице.

— Это вроде обряда посвящения, — с торжественным спокойствием говорил Митрий. Рехи припоминал, что лет сто назад люди в деревнях как-то специально отмечали вступление детей во взрослую жизнь, подвергали их разным испытаниям и иногда даже мучениям. Впрочем, в его деревне уже ничего такого не придумывали, хватало и тяжелой жизни, чтобы с ранних лет повзрослеть. Посвящением считалось первое убийство, первое самостоятельное утоление голода, когда острые зубы разрывали шею добычи.

— Посвящение… Ага, типа того, — усмехнулся с долей издевки Сумеречный. — И называется оно: «сначала сделай из избранного яичницу».

— Да что б вам подавиться ящерами! — воскликнул Рехи, топнув ногой. — А Лойэ тоже вы подсылали? Она по вашей указке действовала?

На миг показалось, что земля уходит из-под ног, превращается в зыбучий песок. Незнакомые чувства, окутывавшие с недавнего времени образ Лойэ, вдруг взревели, возопили, причиняя боль, стиснувшую что-то в груди. Не хотелось верить, что все обман.

— Нет. Нет. Ни в коем случае. На такое вероломство мы не способны, — оправдывался Митрий. — Мы лишь провели тебя по грани между жизнью и смертью. Да, намеренно. Иначе ты бы не раскрыл свой дар.

«Да-да, на такое не способны. А на другое способны! Сам признался, крылатый», — мысленно добавил Рехи и сказал:

— И в чем он? Смотреть истории из прошлого? Мне не надо.

— Истории — лишь следствие. Цель — видеть линии мира. Эта способность даруется всегда лишь нескольким избранным, — плавно и певуче поведал Митрий.

— Точнее… проклятыми, — непроизвольно вырвалось у Рехи.

— Парень сечет самую суть, — прорвался едким уточнением скрипучий голос Сумеречного. — Нет никакой разницы между избранностью и проклятьем.

— Сумеречный, ты вновь смешиваешь все понятия, — резко шикнул на него Митрий, и образ благостного защитника миров резко растаял. Семаргл словно скрывал что-то, прикрывал собственный промах, страшную правду.

— В сумерках все кошки серы, так что да, — выдал нечто непонятное Сумеречный. — Я все уравниваю до невзрачного серого цвета: добро-зло, избранность-проклятье. Но не проклятьем ли обернулось ваше желание наштамповать избранных?

— Ты не обязан помогать нам, — обратился к Рехи Митрий, отвернувшись от спутника. — Просто в нашей борьбе важен каждый, кто способен видеть линии мира.

— Вот эти что ли? — задохнулся Рехи, содрогаясь от малейшего воспоминания. — Вот эти, от которых тошнит? Тот, кто придумал их, явно сошел с ума.

— Да, вот эти. Раньше они были иными, — виновато проговорил Митрий. И оба собеседника собрались уходить, отвернулись и, наверное, растаяли бы в воздухе через несколько шагов. Но Рехи, немного промедлив, окликнул их:

— Постойте! В своих «снах» я слышал про какой-то Храм Надежды. И там поклонялись тебе, Митрий. Так вы… боги?

Слово далось с трудом. Рехи никогда и ни в кого не верил, только в себя и в волю случая. А что хорошего эти крылатые-пернатые сделали, когда пришли в его мир? Ничего. Значит, не заслуживали почитания.

— Нет. Мы люди, — несколько виновато потупился Митрий, словно не зная, как объяснить: — Семарглы — все-таки люди. Одни из первых, избавленные от оков тела, но все же творения, а не Творец.

— Твари вы, а не творения, — фыркнул Рехи, кажется, впервые в полной мере чувствуя различие этих похожих слов.

— Мы виновны в том, что допустили возникновение этого культа. — Митрий не рисковал смотреть в глаза, наверное, не выдержал бы. Тяжело, когда в лицо кидают правду. Или от чего-то другого. Рехи овладел гнев, как казалось, оправданный. Он чувствовал, что именно из-за семарглов разрушился его мир, хотя пока не понимал, каким образом.

— Культ, надо сказать, очень продуманный. Люди-эльфы склонны вообще выдумывать всякое, — без тени страха пояснил Сумеречный. — Ну, Двенадцатому до какого-то времени это явно льстило. Зато я в нем считался необходимым злом. Этакое пугало и кара. Тоже интересно. Помнится, говорил один мой знакомый из другого мира: «я бы стал их необходимым злом», — голос надломился грустью: — Но я не стал, не хотел.

— Кто-то едет… — прервал короткий рассказ Сумеречного Митрий.

На горизонте, поднимая клубы пыли, и правда показалась некая фигура. Дорожный вихрь скрывал ее, рисуя фантастичные непонятные очертания.

— Да это же… Это же… — Рехи остолбенел, приглядевшись: — Это человек или эльф верхом на ящере! Эй, ну куда вы вечно?!

Собеседники, что ожидаемо, растворились в воздухе, как игра измученного разума. Показалось, что Митрий превратился в гепарда, а Сумеречный в ворона, и они разбежались-разлетелись в разные стороны. Рехи с недавних пор как будто вспомнил название некоторых животных прошлого мира. Но никакой ценности знания не несли, когда ненадежные проводники снова бросали на произвол судьбы. Может, они и правда просто ему чудились? А вот лихой всадник оказался вполне реальным.

========== Часть II. Всадник. Ярость ==========

Небо извивалось красными всполохами, оглушал отдаленный раскат непривычного грома, протяжного, заунывного, как рык. Или и правда ревел огромный ящер, несущийся на Рехи, озаренный сиянием молний. И в этом хаосе пустоши отчетливо проступали очертания всадника, а за спиной у него маячил огромный настоящий меч. Такой только мечтали найти в каком-нибудь древнем кургане, и не посчастливилось бы тому, кто посмел вызвать умелого воина с этим оружием на поединок.

Рехи сжал кулаки, выхватывая свое нелепое оружие, а ведь еще какие-то сутки назад он радовался, что заполучил хорошую штуковину в деревне людоедов. Все чувства напряглись, бежать оказалось некуда: пустошь расстилалась гладкой лепешкой, ноздреватой, лишенной укрытий.