Голод Рехи (СИ) - "Сумеречный Эльф" - Страница 63

Толковых приказов никто не отдавал. Все ждали помощи от эльфов, но их короли слишком долго собирали армию. Так старательно тянули время, что уже любой дурак догадался бы: они придут добирать ценности в разоренном городе и заключать договоры с победителем. Жрец в лиловом балахоне понимал это, но не принимал такой исход. Он сновал который день по улицам и пытался придумать хоть какой-нибудь план, искал потайные калитки в стенах, чтобы выскользнуть наружу и добраться до вражеского короля. Это казалось ему разумным, он надеялся обезглавить армию. Но не удавалось.

«Ну, так и призови линии мира! Чего ты ждешь-то? Или не для того они… Но для чего вообще тогда?» — недовольно фыркал Рехи, наблюдая нерасторопность своего предшественника. У этих прошлых людей хватало ума только наряды красивые носить да с девушками любезничать.

— Кто здесь? — обернулся жрец, Рехи устрашился, что его слышат. Но все оказалось проще: вокруг жреца образовалась компания неприятных типов. Они подступили со спины, но не напали, а попытались отвернуть незваного гостя от темной подворотни, которая образовалась возле сгоревшего двухэтажного дома.

— Уходи, жрец. Мы знаем, кто ты.

— Уходи, а то хуже будет, — угрожали они ему.

Но жрец еще больше насторожился. Его окружило четверо неотесанных мужланов, они выжидающе смотрели на него, вытаскивая короткие самодельные ножи. От них исходил смрад немытых тел, но ноздри терзал какой-то чужеродный запах, неприсущий человеку. Кровь — об этом легко догадался Рехи, сливаясь с ощущениями жреца, последний все еще не понимал. Он был слишком чист душой, слишком предан своему бессмысленному культу. И он верил в людей больше, чем они того заслуживали.

— Что вы… что вы делаете, выродки! — вскричал обескураженный мальчишка, когда пробился в подворотню, отведя от себя случайную атаку ножа.

— Едим! — угрюмо отозвались ему бандиты. — И тебя съедим.

Пять или шесть фигур обступили нечто темное, лежавшее на земле в груде закопченных обломков. Жрец не желал верить своим глазам.

— Это человек?!

— Человек, — безразлично отвечали ему. — Ну, что ты сделаешь?

Они склонились над телом какого-то бедняка в рубище и с наслаждением отрезали от него куски плоти, заглатывая сырое мясо. На гнилых зубах алели красные пятна. Зрелище почти привычное. Для Рехи. Но не для жреца, который застыл на миг. К реальности его вернули враги с ножами. В отчаянном порыве голода они поверили, что одолеют Стража Мира. Они ненавидели его, ярость сочилась из мутных глаз с желтоватыми белками. В полумраке подворотни часть банды жадно глодала свежий труп. Четверо прежних обступили жреца со всех сторон и напали единым движением, единым порывом неприязни и жажды убийства. Наверняка обезумившие твари и его пожрали бы. Но все-таки Страж Мира — не какой-то случайный бедолага.

Мгновение — и засияли яркие линии, прорезавшие воздух безмолвными молниями. Рехи поразился, какие они светлые и гибкие, совсем не похожие на ту мерзость, с которой ему приходилось иметь дело. Впрочем, врагов они уничтожали так же легко и яростно, да еще явно не жгли руки жрецу. Тела прорезали плети яркого света, разрывая их изнутри, причиняя нестерпимые муки. Линии хлестали смертоносными розгами, жрец же оставался неподвижен. Он не испытывал ненависти. Он верил в то, что совершил правосудие: к его ногами повалилось четыре трупа. Остальные бандиты вскочили с места и понеслись по улице, но и их настигла кара. Теперь вместо одного обглоданного трупа на заплеванных выщербленных мостовых распростерлись сразу семь тел, изуродованных, сожженных дотла. Страж Мира стоял над ними, бледный, измученный, в высшей мере обескураженный.

Он окинул тяжелым взглядом проулок, глядя на убитых: на кривых зубах еще висели ошметки сырого мяса. Вместо лиц застыли морды хищников, оскаленные, изможденные, заросшие бородами, как шерстью. И тогда жрец впервые научился по-настоящему ненавидеть. Призванный защищать весь мир потерял веру в людей посреди зловонного проулка. Он стоял и смотрел на совершившееся и не представлял, как жить дальше, как дальше сражаться за это племя, способное на такие бесчинства. Разве заслужили они спасения? Жрец понял, что готов потерять и веру в свой культ. Тогда он опустился на колени, не обращая внимания на грязь.

— Двенадцатый! — прошептал Страж Мира, прижимая руки к груди, но голос его обретал силу: — Прокляни их! Прокляни каждого, кто питается себе подобным! Пусть каждый, кто посмеет вкусить сырую кровь, обратится в зверя, раз не умеет жить по-людски! Прокляни их всех! Прокляни каждого, нарушившего твои запреты!

В безумной страшной молитве Рехи услышал не отчаяние глупого мальчишки с непомерной силой, но увидел картины грядущего, настоящего: полукровок, которые требовали свежего мяса, эльфов, пьющих кровь и людей, которые поедали любого, кто попадался. Почему-то все разучились возделывать землю, выращивать скот. Двенадцатый всех покарал, всех превратил в зверей… и за что? Только за голод.

«Ну… «Спасибо» тебе, Страж Мира. Так-то проявилась твоя доброта? Так-то ты радел за счастье народа, который тебе вверили защищать?» — обрушился на жреца Рехи, но голос его не пронесся сквозь века и никого не образумил. Впрочем, мальчишка просто защищался. И все же что-то темное и жуткое повисло в тот миг в злополучном проулке. То ли свет тусклого солнца померк, то ли взметнулся посреди штиля ледяной ветер. Что-то подсказывало: Двенадцатый прекрасно услышал обращение. И от этого сковал страх.

«Я есть смерть несущий, — повторил отчетливый голос. — Я есть начало и конец. Я кара племени людского и эльфийского за все их грехи! Вы меня таким создали. Я стал мечом правосудия! Я останавливал зло. Смерть — это тоже способ. Проклятье — это тоже расплата».

Голос скрипел и пронзал, разнося по рукам и ногам мучительный холод. Сон изменился, растаял, выкинув наблюдателя в кромешный мрак без верха и низа, как в омуте.

«Я слышу Двенадцатого Проклятого! Не в прошлом, это сейчас! Сейчас!» — ужаснулся Рехи. Тело не принадлежало ему, у него не получалось проснуться. Он непроизвольно призывал Митрия и Сумеречного себе на выручку, его затягивал зыбучий песок темного гласа. Он искал, за что уцепиться в кошмаре на стыке яви и видений. Кошмар реальности, реальность кошмара — все смешалось. В реальности он бы дернулся, попытался ударить, атаковать. Но здесь он оказался заперт в собственной голове, захваченной чужой памятью.

— Рехи…

Его кто-то звал. Он забывал имена, лишь искал края затягивавшей воронки. Он не боялся настолько даже в пылу битвы, даже связанный. Здесь же его парализовало, тело не ощущалось вовсе. Лишь чужие голоса вокруг, сотни лиц и судеб, множество линий. Черных, грязных, заметенных пеплом. Ни за одну не удавалось ухватиться.

Вдруг чья-то рука сдавила решительно плечо. Рехи вздрогнул: он воочию видел Двенадцатого, какую-то тень без лица. Лишь мелькали красными провалами налитые кровью глаза на выбеленном потрескавшемся лице-маске. Облик смерти и разрушений явился к нему. Не существовало способа вернуться или даже зажмуриться, чтобы не видеть горящие холодным гневом алые глаза Проклятого Разрушителя Миров. Но чьи-то пальцы резко рванули вверх из этой бессмысленно тянущейся ловушки.

— Рехи… Рехи…

Рехи резко вдохнул и вынырнул, неестественно выгнув шею. Он дернул руками и ногами, лягнув чье-то тело, впиваясь в мускулистое плечо.

— Ну, ты, эльф… Тише-тише. Похмелье?

— А-ага…

Он снова проснулся рядом с Лартом, Теллой и еще одной девицей в обнимку. Они обнаженными лежали общей кучей сплетения рук и ног, но клыки эльфа все равно приникали к шее предводителя. Как обычно… Да и кому до этого дело? Лучше уж так, лучше уж чувствовать под губами теплую кожу, а не тонуть в бесконечной темноте.

Рехи бросило в жар, потом в холод. Голова раскалывалась. Возможно, он перебрал настойки из грибов, так бы объяснил предводитель. Но доморощенный Страж Мира уже смекал кое-что. Он увидел, когда началось разложение, он встретился лицом к лицу с воплощением безумия разрушенного мира.