Голод Рехи (СИ) - "Сумеречный Эльф" - Страница 72

Ларт опустился на одно колено, положив Теллу на песок. Он всматривался в ее неподвижное лицо, которое вскоре исказила гримаса невыразимой муки. С распухших губ сорвался не крик, а едва уловимый хрип боли. Горло Теллы страшно распухло, набрякло множеством волдырей. Ларт устало покачал головой, и вновь провел по щеке мятежницы. Зачем? Почему? Ведь она стала причиной их злоключений. Но в великом пожарище, извержении, которое поглотило деревню, не нашлось ее вины.

Вновь все сравняли великие силы, неподвластные суетливым маложивущим созданиям. Уже не существовало королей, изменников, всадников… Великим исходом всего застыли последние подданные Ларта рядом с опальным королем, который безмолвно рассматривал мучения Теллы. А потом одним резким движением дернул ее шею в сторону.

Обугленные ноги несчастной дернулись пару раз, вскоре тело обмякло. Так его покинула жизнь, в муках и корчах. Ларт же выпрямился и воззрился на Рехи, словно обвиняя его в чем-то. В чем же? В побеге? Почему-то казалось, что вовсе не в нем. Как будто неудачливый Страж Мира вызвал разлом. Как будто все негласно ведали страшную тайну, но ее безобразие никак не облекалось в слова.

— Зачем… Зачем ты это сделал? — бесцветно спросил Рехи. Непроизвольно он испытывал сочувствие. Телла, которая свергла Ларта, слишком мало напоминала эту, разломанную, напоминавшую больше раздутый воспаленный кусок мяса, нежели человека. И все-таки еще мгновение назад в ней трепетала жизнь.

— А что надо было? Чтобы она дальше мучилась? — угрюмо отозвался Ларт, но яростно воскликнул, размахивая руками: — Посмотри! Посмотри на нее! Она только мучилась всю жизнь!

— Ты убил Теллу, — все так же отзывался Рехи. На него напал ступор. Реальность уплывала далеко-далеко, все выглядело сном. Возможно, весь его мир — это лишь страшный сон жреца в лиловом. Он проснется где-нибудь в тенистых садах у фонтана, найдет Мирру, признается ей в своих чувствах. А потом убедит Двенадцатого не рушить мир. Да, Рехи — лишь сон жреца в лиловом. Не иначе. И от этой мысли делалось даже смешно. Один Рехи снился сам себе, другой стоял в замешательстве перед Лартом, который беспощадно отвечал:

— Да, убил.

Убил, предал смерти, хотя до того зачем-то вытащил из деревни, выхватил из самого сердца пламени. Ему посчастливилось оказаться на взгорье над лощиной, куда потекла лава. Туда его успел вывести Рехи. Остальные не спохватились вовремя, занятые распрями и бойней. Картина сложилась четко и ясно. Вновь реальность вернулась, беспощадная, грязная, закопченная. Жрец в лиловом досмотрел свой кошмар еще три сотни лет назад, а Рехи предстояло в свое времени пережевывать нелегкие решения. Что-то делать, куда-то идти.

— Мы могли помочь ей, зашить раны. Видишь? Это Лойэ мне зашила рану. Я же выжил, — зачем-то говорил он, бессмысленно поднимая тунику и указывая на старый шрам. Там уже почти ничего не осталось, к тому же Ларт почти не слушал.

— Идиот, что ты понимаешь в этом… Такие раны зашивай не зашивай. Уже пошло гниение. А ожоги… Она не выжила бы.

— Телла. Телла… — выдохнул Рехи. И от собственного вздоха вдруг стало горько. Или просто желчь подступила к горлу, в которое попал едкий пепел.

— Что Телла… Она предала нас, — бросил Ларт, отворачиваясь. Кое-как он бесцельно засыпал тело песком. Позади него безмолвно застыли еще четверо полукровок. Они больше не стенали, не взывали ни к чьей милости. Наверное, только теперь они до конца осознали, что никто не придет за ними, никто не посулит спасение. А раскаиваться и просить за это чудес — глупость. Не случается их, не с ними: тут либо своими зубами в жизнь вгрызаться, либо помирать.

— Она перетерпела слишком много боли. Ты хоть знаешь, что с ней делали? Как ее перекидывали друг другу? — опустив голову, мрачно отозвался Рехи.

Вспомнились ее страшные рассказы. Об этом она не лгала, ее боль оставалась реальной. Она искала избавления в Ларте, искала помощи, но от неумения сражаться вновь стала только игрушкой на оргиях короля.

— Делали… и люди делали, и мы делали, — отстраненно отозвался Ларт, но глаза его полубезумно сверкнули. — Я пережил тоже немало. И не тебе судить, что и кто делал со мной.

— Но ты убил ее, даже не попытавшись помочь.

Слова сами собой вылетали и жалили-жалили-жалили. Хотелось осуждать, чтобы не быть осужденным. Наверное, из-за этого, наверное, из-за собственного побега Рехи обвинял других.

— Поздно… Все поздно. Я бы учуял этот взрыв. Я бы…

Ларт отошел от тела, попытавшись что-то приказать своему «народу», но тогда же обнаружил, что скончался еще один полукровка. Молча застыл на песке, повесив голову на грудь. Все-то решили, будто он просто уснул от изнеможения. Ларт лишь ткнул его, чтобы разбудить, а мертвец упал навзничь, нелепо раскинув руки и ноги.

— Ты бы погиб вместе со всеми! — истошно воскликнул Рехи, уже не скрывая своих чувств. Он спас, он почти вывел Ларта за пределы опасности. Практически…, но потом не сумел противостоять его горю. А от полуспасителя разве есть толк? Нет, Ларт выжил сам, да еще попытался кого-то вытащить. Но все напрасно. Все, совершенно все. За что?..

— Да… Это правда, — вдруг признал Ларт, все еще держась поодаль. — Очухался и подскочил я, когда рвануло. Потом… — Лицо его обратилось в маску. — На месте деревни — огненный разлом. И все. Ничего не осталось. Ничего.

Боль и отчаяние застыли туманной пеленой в поблекших глазах. Ларт оцепенел воплощение одиночества, покинутый, растерзанный, в окружении последних полукровок, не всадников, а предателей. Да и что теперь означало слово «всадник», когда все диковинные обученные ящеры погибли? И Рехи… Он тоже предал, он тоже сбежал. Наверное, он никогда и ни о чем по-настоящему не сожалел, потому что никем не дорожил. Теперь же захотелось приблизиться к Ларту, как-то поддержать его, возможно, извиниться. Но стоило неуверенно протянуть руку к его плечу, чтобы отвлечь от мрачных мыслей, как проклятый свергнутый король своевольно дернулся, а потом впился всеми четырьмя клыками в запястье Рехи.

Последний тут же освободился и поджал раненную конечность. По-хорошему Ларт явно не желал. Впрочем, рассчитывать на быстрое прощение не приходилось. Но потом взыграл и собственный лютый гнев: в конце концов, Рехи никогда не просил пленять его, он даже не хотел знакомиться с пропащим поселением. Да, определенно, Ларт сам виноват в своем гневе, в своей обиде. И все же… Все же Рехи зачем-то искал его среди пустыни.

— Надо идти, — сказал он угрюмо. Красный огонек мерцал на горизонте, значит, еще оставалась цель.

Как ни странно, но Ларт послушался, махнув оставшимся полукровкам. Они поплелись следом, неуверенно, точно малые дети. Ноги их заплетались, они постоянно падали. Рехи же держался на расстоянии, где-то в стороне, но поминутно оглядывался на Ларта. Опальный король впал в оцепенение, он глядел только прямо перед собой.

«Ладно, ничего. Идет — это уже хорошо», — обнадеживал себя Рехи. Он еще не знал, куда и как им идти, но рассчитывал вывести Ларта из облака удушающего пепла и дыма. Поэтому по привычке брел на красный огонек, который так или иначе вел их все дальше от ужасающего места.

Где-то там, уже далеко за спиной, нашла последнее пристанище Телла, а вместе с ней растворились в лаве полукровки, ящеры и сам людоедский дух деревни. К лучшему ли? К худшему? Об этом Рехи и не мыслил, он просто шел, с каждым шагом чуя, что двое выживших ведут за собой мертвецов.

Уцелевшие полукровки молчали, и с каждым мигом все дальше уходили по дороге смерти в мир призраков. Они растворялись на глазах, покрытые струпьями, волдырями, слабо стенавшие от боли. Ларт даже не пытался приободрить их, похоже, он тоже смирился, что никого не спас, никого не вывел. Предводитель отряда обреченных брел в никуда и тешил себя иллюзией, будто ведет их вперед, в новое будущее. Он не останавливался для отдыха, не искал места для привалов, не озирался по сторонам в поисках пищи. Ему казалось, что это он командует, Ларт даже не осознавал, что ведет его Рехи, который лишь размышлял с заботливым злорадством: «Ничего-ничего, ты только иди. Так, глядишь и дойдем». Но порой его и самого мучил вопрос: а куда? Куда им всем отмерян путь? Свободным от всего.