Невеста Черного Медведя (СИ) - Миколайчук Светлана Сергеевна - Страница 33

В следующую секунду я вспомнила о своей подруге: «Господи, где же Маргарет? Что они с ней сделали? У нее ведь маленькие дети!»

Но Маргарет оказалась живее живых…

На безопасном расстоянии от нас и в окружении четырех своих верных охранников, вооруженных до зубов, она преспокойно стояла и смотрела на меня. Ее взгляд был триумфальным.

Я бы скорее поверила, что сошла с ума, чем согласилась с мыслью о таком откровенном и жутком предательстве! Минутное молчание оборвал развязный хохот Маргарет, после чего она заговорила так быстро, что, казалось, лесное эхо не поспевает за ней:

- Удивлена?! Да таких дур, как ты, я в жизни не встречала! Если Бог и наградил тебя смазливой мордашкой, то в уме он тебе точно отказал. Что, думала, будет сладкая жизнь у тебя с Оливером?! Думала, все тебя так любят? Подавись ты этой любовью! Меня он любить должен! Меня! – В своем исступлении она переходила на крик, отчего казалась безумной, - Оливер тебя из монастыря взял, как у Христа за пазухой жила, безродная тварь. Жаль, у меня не получилось волкам тебя скормить! Ты думаешь, ты ему сильно нужна – седая и вечно больная? А вот теперь и посмотришь, какова его любовь будет! Нужны ли ему будут твои детишки от не понять кого! В город ее! В притон сейчас же! Чего топчетесь на месте, за работу!

Вместо ответа я зашлась в ужасном кашле, от которого выступали слезы, и становилось трудно дышать. Ее охранники переминались с ноги на ногу и даже не смотрели ни на свою полоумную госпожу, ни на меня. Защитники чертовы!

В это время один из этих наемников запрыгнул ко мне в карету, другой же занял место кучера. Выбраться мне, конечно, не позволили. Очевидно, она меня продала им.

Пока мы мчались в карете по ухабистой дороге, один из этих разбойников связал меня по рукам и ногам. Усевшись напротив, он уставился на меня, а я стала изображать из себя смертельно больного человека, надеясь, что кашляющий, с трудом дышащий и полуживой объект не вызовет у моего спутника никаких извращенных желаний. Взглянув на свои руки, я испугалась – Маргарет стащила у меня с руки кольцо мужа, не оставив мне ни одного украшения, кроме дешевой потемневшей цепочки на шее. А, значит, и лишила шанса перекупить этих наемников. Я все еще не могла поверить в реальность происходящего со мной.

На первой остановке кучер, нахально заглядывая ко мне в окно, и, криво ухмыляясь, заявил, что теперь он хочет поехать со мной в карете. Я мысленно поставила на себе крест… Это будет настоящим адом для меня. Мой первый спутник был заметно старше этого наглеца, и, скорее всего, лишь недавно стал бродягой и наемником, что позволило ему сохранить некоторые человеческие качества. А, что касается молодого наемника, который рвался ему на смену, то про таких говорят: оторви и выбрось.

- … какого черта, Ронни, в ней еле душа держится! – Услышала я голос старшего наемника, который вышел наружу к кучеру.

Молодой захохотал в ответ.

- Ты бы не ржал, как осел, а башкой своей подумал, за сколько ты ее труп продашь! А то, что она под тобой подохнет, так это мы оба знаем.

Я в ужасе подумала о сифилисе, СПИДе и прочей дряни, которой, наверное, он болел, но дело оказалось еще хуже.

- Что, кузину мою вспомнил? Так это ж я пьяный, как черт, был, - выдал этот Ронни.

- Да уж, бесовской извращенец, после тебя бабы так и мрут. А за эту девицу, знаешь, сколько мы выручим? Девчонку и в таверне себе возьмешь за два гроша, а эта – живая дороже. С тобой хрен заработаешь…

Когда мне разрешили сходить в кустики, я перепрятала мой бессменный тонкий нож из корсета в рукав. Я панически боялась, что этого молодого Ронни не впечатлит моя болезнь, и он все равно начнет приставать, и тогда я зажмурилась и провела лезвием по языку.

Выйдя к карете, я тут же стала кашлять, хватаясь за руку старшего наемника, якобы чтобы не упасть на землю, а когда я убрала окровавленный платок ото рта, у него вытаращились глаза.

- Да ты ж чахоточная! Черт бы тебя побрал! Ронни, быстро поехали, пока она жива!

Я тут же изобразила глубокий обморок неизлечимо больной женщины, в которой еле теплится жизнь.

Теперь мы летели быстрее ветра и редко останавливались, а Ронни все злобно приговаривал: «Только не вздумай сдохнуть! Мне деньги нужны!»

Я искренне обрадовалась, что доехала без тех ужасных приключений, которые казались неизбежными с такими спутниками.

Глава 14. Бордели веселого Манчестера

Не успела последняя звезда погаснуть на небе, как наша карета въехала в Манчестер. Остановившись возле двухэтажного дома, Ронни вытащил меня из кареты, чуть не сломав руку и повел через черный ход в комнату, где старший наемник уже разговаривал с некой расфуфыренной дамочкой. Она то и дело прикрывала нос шелковым платком, высокомерно поглядывая на него. Эта женщина обернулась на меня, подошла ближе, разглядывая, словно, животное при покупке, и вдруг заверещала:

- Да она же больная! Она вся в крови, забирайте ее обратно! Мне такие не нужны!

Я крепко схватила ее за руку, отчего она опешила, и сказала:

- Я не больна, у меня просто порезан язык, не отдавайте меня им, я Вас очень прошу. Мой муж меня выкупит у Вас…

- А ну-ка, покажи порез…ох, ты Господи, ладно, вижу, что не чахоточная. А про тебя я и так знаю, Элизабет, ты бы язык попридержала.

Ронни, стоявший позади, грубо выругался на меня, когда оказалось, что я их провела.

Одно я поняла точно, Маргарет придумала идеальный план, ее коварству позавидовал бы сам Сатана. Она продала меня в один из известных крупнейших притонов, и как я не пыталась объяснить свою ситуацию владелице, все было тщетно:

- Знаю я таких как ты, милочка! Постельными интригами завлекла мужа подруги, и святую из себя строит.

Я на мгновение онемела.

- Это вам Маргарет такое сказала?! Да я законная супруга барона Хэдли! Вы не смеете оскорблять меня таким образом, я уже не могла контролировать себя, и проклинала все на свете.

В этот момент она со всей силы ударила меня по лицу:

- Не повышай на меня голос! Я заплатила за тебя приличную цену, и ты ее отработаешь, слышишь? – вдруг из благонравной дамочки она превратилась в грубую деревенскую бабу, какой она, видимо, и родилась. Толкнув меня на пол, она наступила ногой на подол моего платья, чтобы я не могла встать, и разоблачающим тоном продолжила, - и, вот еще что, про баронессу Хэдли я наслышана, она уж покрасивее тебя будет, да и платья пошикарней носит.

И, в дополнение к своим словам, она вытерла свою туфлю о мой подол! Тут я взорвалась: как можно сильней я рванула ее платье вниз, и когда она упала рядом со мной, я плюнула ей кровью в лицо.

Я в жизни никогда не опускалась до подобного, но сейчас мы, вцепившись друг другу в волосы, катались по полу. Меня оттащили двое мужчин, которые работали на нее; несколько синяков на шее и лице и запястьях еще долго напоминали мне о моей вспыльчивости.

Сначала меня бросили в холодное, похожее на пустой погреб, помещение, с крысами, которые так и норовили погреться в складках моего платья. Я была уверена, что хозяйка притона просто оставит меня здесь умирать, невзирая на собственные потраченные деньги. Синяки и ссадины ныли беспрестанно, да и моя болезнь обострилась настолько, что когда жадность владелицы притона все-таки победила ее принципиальность, и она открыла дверь, меня пришлось, буквально, выносить.

Комната, в которую меня поселили, наверное, была самой худшей во всем доме. Еще до меня ее облюбовали клопы, в постели меня кусали блохи, и так изо дня в день, пока меня держали под ключом. Пожалуй, только ненависть, поселившаяся во мне после предательства Маргарет, не дала моему организму угаснуть во время болезни. Самое ужасное заключалось в том, что, если я сама не придумаю, как дать о себе весточку Оливеру, он вряд ли меня найдет.

Это был жуткий период моей жизни, и я не знаю, как после таких испытаний рассудок меня не покинул.

Однажды ко мне заявилась владелица притона, чтобы узнать, умерила ли я свой пыл. Я понимала, что ей не терпелось выручить за меня свои деньги, и, видимо, она решила по моему заморенному внешнему виду, что и в душе я сломлена. Переступив через себя, я сделала смиренное лицо, и сказала, что сожалею о содеянном с моей стороны. В тот же день она привела аптекаря, который должен был меня лечить.