Беглянка (СИ) - Егер Ольга Александровна - Страница 18

— Что же делать будем? — спрашивал Борис Васильич.

— Полетаем. Напугаем… — в ее голосе слышалась усмешка.

И птицы сорвались с ветвей. Громко крича, спикировали вниз черными тенями, заставляя мужчин вздрогнуть от неожиданности и вскочить. Сначала они подумали, мол, то огромные летучие мыши… Но все оказалось гораздо страшнее и чуднее.

Горлица бросилась в лицо севшему на землю воину, и тот в испуге, уворачиваясь от когтей, откатился. Да только угодил в костер и заорал в два раза громче. Стал кататься, чтобы сбить с себя пламя, только чуть своих не сбил с ног. Его товарищ бросился во спасение… По крайней мере, считал, что оказывает посильную помощь, а может и просто мстил, потому как принялся бить напарника сапогами по чему попадется (попадалось всякое: нос, руки, пузо, пах). Так помимо ожогов воин обзавелся отбитыми ребрами, множеством синяков и шишек, и чуть было не лишился очень важного.

Сокол вцепился когтями в волосы другого воина, а пока четвертый целился стрелой в птицу, грозя при том еще и попасть в напарника, нападающие скрылись так же быстро, как и появились.

— Что это было? — задавались вопросами мужчины, встав спина к спине.

Шаман внезапно расхохотался сумасшедшим смехом, прибавив страху своим пленителям.

— Чего ржешь, сволочь?! — обиделся страж, кулаком заехав Айно по лицу.

Но тот стерпел и нарочито громко стал декламировать слова старинной детской песенки. Вот только звучали они слишком страшно, шипяще и монотонно. Так что мелодии и не разобрать было. Зато песня вполне воспринималась как некий магический стих.

Стражи сплотились, сдвинувшись ближе к костру. Они ожидали опасности со всех сторон. Но она вновь пришла сверху, а еще взревела откуда-то сбоку. Медведь, вывалившийся на поляну, поймал воина с мечом и стал давить, давить, разрывать… Еще двое лишились глаз, ибо ветки деревьев внезапно настолько удлинились, что угодили прямо мужчинам в лица. Тот, который упал в огонь, предпочел не выныривать из беспамятства, а полежать немного на земле и подождать, когда все окончится.

Пока стражи выли и стенали, горлица подлетела к пленникам, разорвала клювом веревки на руках Айно. Не легко, конечно, пришлось, но Лиина постаралась освободить степняков. Шаман первым поднялся на ноги, помог Иле, ведь Харе уже сам избавился от пут, воспользовавшись моментом.

— Здравствуй, крылатая дева. — Подставил руку горлице шаман. — Аглу! Я знал, что ты прилетишь!

— Знал ведь с самого начала кто я, не так ли? — поняла Лиина.

— Шаманы многое знают. Мы говорим с духами! — Усмехнулся степняк. — Пойдешь ли ты со мной, крылатая?

— А ты спроси у духов! — посоветовала она.

Айно опустил голову, точно зная, какой ответ дадут ему призраки. Эта женщина была безнадежно потеряна для любого мужчины, кроме одного, а может и двух, если брать в расчет повелителя птиц.

Довольные освобождением они совсем забыли о том, что не все воины обездвижены. На стоянку выскочил единственный, избежавший нападения птиц. Выхватил меч, оглядел недовольного медведя, вставшего на дыбы и троицу степняков… Учитывая количество поверженных, то шансов победить в этой битве у него попросту не было.

— Уходите! — скомандовала степнякам Лиина. — Двигайтесь осторожно, потому что где-то поблизости бродит целый отряд.

— Говорящая птица! — опешил воин, хлопнувшись на пятую точку, и тыча пальцем в сторону Айно, все еще державшего горлицу на руке.

— Мужик, ты больной, что ли? — сел перед ним сокол, интересуясь скорее о душевной болезни. — Птицы не умеют говорить! Это я тебе говорю!

— Со… сокол… — промямлил, заикаясь страж.

Воин раскрыл рот. Чтобы убедить его соколу оставалось только крест на пузе изобразить… однако лапы мешали давать такие клятвы в правоте.

— Прощайте, друзья мои! — последнее, что сказала Лиина и сорвалась в небо. Сокол так же поднялся на крылья, покидая стоянку, но на прощание прокричал:

— Идите на север!

В деревне свет горел лишь в нескольких домах: у ткачихи, продолжавшей работать даже по ночам, и в соседнем доме с Радмилиным, где сегодня сидели мужчины, готовые защитить односельчан от незваных гостей. Тем не менее, представители сильного пола периодически выглядывали на улицу, чтобы удостовериться, все ли в порядке. Потому Лиина и ее пернатый соглядатай нашли всего одно местечко, где можно поговорить — у главных врат, которые по ночам обычно запирались. Птицы перемахнули через частокол и приземлились в тени. Сокол сел на ветвь вишни, а Лиина встала напротив, чтобы видеть его.

— Не скучно тебе здесь. — Прочистил клюв Борис Васильич. — И домой тебе явно не хочется.

— Никто не говорит, что я совершенно не скучаю. Я давно не видела его и от этого немного печально на душе. — Призналась Лиина.

— Так мне сказать, что ты хочешь его видеть?

— Нет. — Рассмеялась горько Лиина. — Не говори. Думаю, ко мне до родов весь Ирий успеет слетать, проведать. Не лишай птиц возможности летать вне пределов клетки.

— Мудрая маленькая горлица. Возвращайся, как соскучишься. Ирий — не клетка, а дом. Родной и теплый. — Постарался разубедить ее сокол, поднимаясь в небо.

— Теперь мой дом здесь. — Говорила в пустоту она. — Здесь. Рядом с ними…

Благосклонная луна слабо освещала деревню. Она позволила Лиине войти во двор под покровом теней. Закрыв за собой калитку, девушка так же тихонечко как вышла из дома, постаралась в него вернуться, снова лечь под бок Варна и проспать до утра, оставаясь под его защитой, чувствуя его тепло. Она уже предвкушала нежность его объятий…

И в конце тропинки ее действительно обняли. Так сильно и больно, что аж кости затрещали. Закричать, позвать кого-нибудь не получилось — рот и нос закрыла широкая, шершавая и плохо пахнущая ладонь. Она только и могла слабо сопротивляться, дергаясь, как уж в мешке, не способный выбраться. Слушала мерзкий храп в самое ухо, да смотрела на собственные ноги. Ее затащили в сенник, рядом с которыми гости привязали коней, и швырнули на стог. Лиине предоставился шанс удрать. Но только она перевернулась на бок и попробовала уползти, так ее схватили за ногу, сильно дернули, волоча обратно по земле. Она била ногами не глядя, и ни разу не попала.

— Так я прав? Твой муженек рогат? — приговаривал воин, повалившись на нее всем своим весом, задирая подол сарафана и шаря руками под одеждой.

Лиина завизжала несмотря на ладонь, не пропускающую на волю ни единого звука. А Ихар глумливо ухмылялся, терпел ее удары маленькими кулачками, да шире насильно раздвигал худенькие тоненькие ножки, норовящие угодить ему коленом по почкам, в живот.

— Если и не рогат, то сейчас мы все поправим. Проснется с такими ветвями! — смеялся, пыхтя воин, уже расшнуровывая собственные штаны и спуская их. — Ну же, расслабься!

Но Лиина отчаянно вертелась, пыталась оттолкнуть от себя мужчину, даже задушить пробовала — только у него слишком уж толстая, жирная и грязная шея оказалась.

— Ой, да неужели хочешь позвать кого-то на помощь? Или просто третьего?

Ответ на его вопрос вдруг прислонил лезвие ножа к его горлу и пообещал:

— Я прирежу тебя, как козла!

Как же Лиина была рада! Хотя она раздиралась между счастьем и стыдом, что захотелось провалиться куда-нибудь в недра земли.

— Ты ничего мне не сделаешь! — выдал уверенный в своей безнаказанности, но все же руки убрал и замер, опасаясь участи озвученного рогатого.

— Сделаю, а потом позову других мужчин, и мы избавимся от тела! И никто, никогда не узнает, в каком дерьме гниют твои кости!

— Ихар! — лишь голос главаря троицы воинов заставил насильника умерить пыл. Хотя охотника появление главаря шайки лишь еще больше насторожило. Варн перехватил Лиину, прижав к себе и поцеловал напуганную в макушку.

Впрочем, оказалось, что Сарат пришел не помогать своему товарищу, а наоборот — восстанавливать справедливость. Что уже само по себе было для Варна удивительным.