Фокус (СИ) - Субботина Айя - Страница 36

Осторожно иду на кухню, где меня ждет чашка с чаем и ломтиком лимона, и записка: «Не жди меня, ложись в постель, иначе я просто не смогу оставить тебя там одну. Возьми телефон».

Даже когда этот мужчина пишет обычные вещи, они все равно звучат во мне каким-то гимном сексуальному желанию. И он очень прав не только в отношение себя: вряд ли во мне еще остались силы держать дистанцию, если он еще хоть раз покажется передо мной со своими татуировками, колючками, хитрой улыбкой и моей любимой родинкой над бровью.

Так что, как послушная девочка, иду в комнату, прикрываю дверь и, не включая свет, забираюсь под одеяло. Это кровать определенно слишком большая, чтобы лежать в ней одной.

Минут двадцать честно пытаюсь уснуть: закрываю глаза, перекалываю подушки так, как люблю, даже укладываюсь вверх ногами, но ничего не получается. Глаза успели привыкнуть к темноте — и теперь я хорошо вижу все, что напоминает об Андрее: и вещи на письменном столе, и какие-то забавные фигурки на полке, и простой темно-синий квадрат парфюма. Потихоньку беру его и воровато делаю несколько «пшиков» на подушку. Возможно, это поможет, хоть я понятия не имею, как пахнет этот мужчина. Но… моему носу определенно приятен тягучий и по-восточному пряный запах кардамона и ветивера. И благородные смоляные аккорды кедра.

Закрываю глаза и, зарывшись лицом в подушку, плашмя падаю на кровать. Андрей прав, я — извращенка.

Мой телефон оживает через пять минут. Андрей не звонит и не присылает голосовое сообщение, он пишет, и это так… странно. Мы в одной квартире, разделенные одной единственной дверью, но мы снова пишем друг другу. Это необычно, но так знакомо, что я мгновенно расслабляюсь, поддаюсь приятному тягучему наслаждению тех дней, когда мы писали друг другу очень взрослые признания и делились бессрочными обещаниями о поцелуях и ласках.

АНДРЕЙ:Скажи, что ты лежишь в моей кровати абсолютно голая, маленькая.

ЙОРИ:Я лежу в ней в твоей белой футболке и жду осамцовливания

АНДРЕЙ:А я предупреждал, непослушная женщина! Надеюсь, до утра у тебя не отрастет член, но на всякий случай скажу, что трогать мои бритвенные принадлежности стоит лишь в том случае, если ты умеешь оперативно регенерировать оторванные конечности))

ЙОРИ:Кто знает, какими качествами наделит меня эта термоядерная вещица

ЙОРИ:Спасибо, что пригласил в гости. Мне было очень хорошо сегодня

АНДРЕЙ:А мы с Совой вкусно на халяву поели))

ЙОРИ:Какой же ты все-таки вредный!

АНДРЕЙ:Поверь, я еще крайне прилично и сдержанно себя веду, учитывая то, что в моей постели лежит женщина, от вида которой у меня мгновенно встает член и сжимаются яйца, и с которой мне хочется воплотить все ее и мои сексуальные фантазии, а я даже пальцем не могу до нее дотронуться.

Я перекатываюсь на живот, сжимаю коленями край одеяла, но это не помогает: ткань кажется слишком грубой, царапает чувствительную кожу внутренней части бедер. Раньше я мечтала о том, чтобы расстояние между нами исчезло. Теперь, когда между нами всего несколько метров, я чувствую себя птицей в клетке, и это намного тяжелее.

ЙОРИ:Ты правда так на меня реагируешь?

АНДРЕЙ:Ты правда до сих пор мне не веришь?

Пока я пытаюсь придумать достойное оправдание своему глупому вопросу, Андрей опережает меня присланной фотографией: в темноте комнаты есть только рассеянный косой луч света из окна, в котором хорошо виден черный кожаный диван, черная простыня на нем и мой мужчина голый до пояса. Точнее, чуть ниже пояса, потому что домашние штаны приспущены и в свободной руке Андрей сжимает у основания стоящий член.

АНДРЕЙ:Достаточное доказательство?

Я слышу реальные хлопки сгорающих предохранителей и прощальный визг отвалившей на всей скорости стыдливости. Не знаю, что именно задевает во мне этот мужчина, но дело совершенно точно не в «жанре» этих фотографий. Дело в нем самом. В том, то меня манит его открытость и пошлость, его отсутствие тормозов, его честность, когда говорит о том, чего хочется и что чувствует.

Меня завораживает абсолютно все.

И внезапно доходит: ну и что, что дверь? Я ведь могу просто… посмотреть на него? На живого, из плоти и крови, на возбужденного, напряженного от желания.

Мои мысли кружатся на сумасшедшей карусели и спрыгивают в безвестность, когда пишу ему:

ЙОРИ:Можно я посмотрю на тебя?

АНДРЕЙ:Думал, ты никогда этого не скажешь

Глава тридцать четвертая: Йори

Я выхожу из комнаты, лишь на минуту задержавшись у двери, чтобы посмотреть на свое отражение: волосы еще немного влажные и взъерошенные, и в целом я выгляжу, как крадущаяся из-под надзора строгой воспитательницы школьница, но в этом тоже есть своя пикантность. Босые ноги быстро перебирают по полу, хоть я стараюсь идти на цыпочках, все равно получается громко.

Делаю глубокий вдох, как перед опасным погружением — и захожу в узкую щелочку приоткрытой двери гостиной.

Андрей лежит на диване лицом ко мне: рука под головой на продолговатой подушке в черной наволочке, кажется расслабленным, но мышцы шеи натянуты, и грудная клетка слишком резко опускается после вздоха. Живот дрожит каждый раз, когда он медленно проводит по себе кулаком и прикасается к собственной коже.

Во мне нет ни капли стыда, ни намека на мысль, что мы делаем что-то неправильное, грязное или плохое. Пошлое — да, но такое приятное пошлое, что я не могу произнести ни слова, как будто забыла все звуки. Кроме того, который вырывает из моего горла, когда мой мужчина прикрывает глаза — и тень от ресниц резкими росчерками ложится на щеки.

Он ведь в самом деле любимец моих дьяволов, как в той песне, которую мы считаем «нашей». Потому что ангелы во мне давно превратились в мыльные пузыри и разлетелись, а из глубины души на свет пробилось совершенно невыносимое порочное желание вбирать в себя этого мужчину.

Хотя бы взглядом.

Я молча усаживаюсь в кресло — оно стоит немного в стороне, но как раз с достаточным обзором. Хочу подобрать под себя ноги, но низкий голос моего Андрея останавливает.

— Нет, выдумщица, ты смотришь — я смотрю. Только так.

Мурашки смущения прокатываются по коже покалыванием. Я переминаюсь с ноги на ногу, не зная, что делать дальше.

— Разденься и садись. — Это ни разу не просьба, это — приказ, на который я просто не могу сказать «нет».

Но все равно даю себе крохотную отсрочку, сперва снимая трусики: футболка очень мне велика, сильно ниже бедер, и я успеваю сделать все быстро, переступаю через лежащий на полу клочок белого хлопка. Андрей вопросительно приподнимает бровь, медленно, почти лениво, проводит ладонью по твердом члену, сжимает в крепкой хватке темную от напряжения голову — и отпускает, позволяя члену с хлопком опуститься на живот. Почему-то этот звук действует на меня как удар кнута на разгоряченную лошадь: не задумываясь, прихватываю края футболки двумя руками, стаскиваю ее через голову. Не глядя бросаю за спину, как бесполезную шелуху, из которой проклюнулась новая я.

Фенек приподнимается на локте, разглядывает меня жадным взглядом, и мне хочется приказать солнцу подарить мне хотя бы мгновение света, чтобы увидеть все оттенки его кофейный глаз, когда он смотрит на меня вот так. Как будто… ему в самом деле нравится то, что он видит.

— Садись и разведи ноги. Хочу видеть тебя всю, раз уж не могу прикоснуться.

Даже на вкус эти слова — чистая порнография, но я знаю, что не хочу останавливаться, потому что, в конечном итоге, не важно, как мы будем друг с другом сейчас. Важно лишь то, что мы — вдвоем, и мы — друг для друга. Кожа кресла приятно холодит ягодицы, когда я сажусь сперва на край, а потом, ерзая из стороны в сторону, проталкивая себя до самой спинки. Пробую ее спиной, трусь лопатками.

— Мне нравится, как ты вертишь попкой, — мрачно ухмыляется Андрей. — Такие… многообещающие движения.

Он как будто знает, что именно сейчас я нуждаюсь в каждом его слове, в каждом звуке, который срывается с хитрых губ. Нуждаюсь как в допинге, чтобы не останавливаться до самого финиша.