За зеркалами - Орлова Вероника - Страница 27

Зубами сосок прикусил и по плоти её провел пальцем, улыбнувшись, когда словно взвилась от возбуждения. Ударило разрядом нас обоих. Раздвинул складки кожи и между ними, надавливая, поглаживая, отыскивая где с ума ее больше сводит, находя чувствительную точку. Такую твердую и пульсирующую под подушками пальцев и инстинктивно возвращаюсь к ней снова и снова под рваные стоны моей девочки, меняя силу трения, пробуя наши с ней границы. Где и у кого первым взрыв случится. Осатанел от ее реакции, от безумия и дрожащего тела, просит…умоляет о чем-то, и я не знаю, черт меня раздери, о чем…иначе все бы ей дал. Сжал зубами розовую вершинку груди, сойдя с ума от её тихих всхлипов и пальцем в глубину её скользнул. Тугую и влажную. Проник и застыл, выравнивая дыхание, успокаиваясь. И она на мне напряжённая, ожидающая. А в глазах мольба. Острая. Жаждущая. Неприкрытая. Толчками в неё, вскинув голову и глядя, как губы кусает, сдерживая крики. Сам на них набросился, толкая язык ей в рот, изучая нёбо, лаская её язык, повторяя движения пальцев. Большим пальцем растирать тот самый комочек между складками плоти, едва не взревев от триумфа, когда стала извиваться на мне, словно обезумевшая. Всё быстрее и быстрее, а я не прекращаю толчки, пожирая бешеным взглядом ее лицо, ее торчащие соски, закатывающиеся глаза и широко открытый в хриплых стонах рот.

Она кусала мои плечи, впиваясь в затылок ноготками и извиваясь на мне. А я стискивал всё сильнее зубы, чтобы не потерять контроль окончательно. Чтобы не скинуть её с себя и, опрокинув на землю, не взять её прямо там. Взять голодно и яростно.

 Закатывал глаза вместе с ней, закрыв ладонью ей рот в тот момент, когда её стон перешел в надсадный крик и все тело выгнулось дугой, я мысленно проклинал себя, пока она судорожно сжимала меня лоном в судорогах экстаза и шептала почти беззвучно моё имя. Пожалуй, лучшее, что я слышал и видел когда-либо в своей жизни – это ее первый оргазм, подаренный мне. Потом я буду их брать у нее сам снова и снова, выдирать разными мыслимыми и немыслимыми способами – это станет моим личным наркотиком доводить ее до вершины.А тогда меня словно молнией самого ударило. Когда взорвался сразу после неё. Когда вдруг понял, что можно кончить без единого прикосновения к члену, только глядя на нее, извивающуюся от наслаждения в моих руках. Самое, мать её, первое доказательство власти этой девочки надо мной.

***

Сукааа…Ублюдок жёстко сбросил меня со стола, на котором до этого несколько часов они измывались надо мной. На этот раз именно наказывая. Показывая, насколько жестокими может быть их кара.

Генка-крокодил. Я его ненавидел. Огромный, похожий больше на бегемота, сукин сын с видимым удовольствием колошматил меня огромными кулачищами, периодически меняя руки на ноги. Пинками. Сильными. Обозлёнными.

- Будешь знать.

 От него воняет самогоном и рыбой, и меня выворачивает от перегара, который испускает на меня эта мразь. Встать на четвереньки, чтобы в рывке кинуться на его колени и, прокусив штаны, свалить тварь на землю. Правда, ненадолго. Недаром подонок решился на избиение только после пыток. И вот уже он на мне верхом. Методичными ударами по лицу, выбивая зубы, ломая нос.

- Будешь знать, как сбегать, нелюдь.

 Да, я едва не сбежал. Зарубил топором еле державшегося на ногах охранника и, выпустив Маму из клетки, бросился прочь с территории бывшей психбольницы. Я точно знал, куда бежать, знал каждое дерево и кустарник, растущие в лесу возле лаборатории. Моя девочка нарисовала мне план. На альбомном листе. Скрупулезно выводила его несколько недель и, чтобы не вызвать подозрений, уехала из дома к подруге.

Вот только её мать, словно почуяла…вернулась неожиданно рано с очередного мероприятия. Её машина заезжала через КПП в тот момент, когда я должен был уже выбежать из них. Вернулась и поставила крест на моей свободе.

Потом она будет долго истязать меня, чтобы узнать, кто мне помог, кто нарисовал схему местности. Ей никогда не узнать, что художником была её дочь – я съел лист бумаги, как только понял, что не выберусь. Как только увидел наведённый на себя пистолет. Дебил. Я думал, что на этом отведённое мне время закончилось, и даже с каким-то облегчением остановился, думая только о том, чтобы не сдать Ассоль. Вот только у этой дряни оказались не боевые патроны, а усыпляющие.

Она сделает три выстрела, улыбаясь и глядя мне в глаза…и милостиво дождется, пока я очнусь, чтобы провести лично экзекуцию.

Глава 12. Ева. Натан

С момента моего неудавшегося побега прошло больше трёх месяцев. Профессор активно занималась какими-то новыми исследованиями. Так, по крайней мере, сказала Ассоль. Мне было, по большому счёту, наплевать на то, чем была занята монстр. Единственное, что имело значение – меня оставили в покое на некоторое время. Возможно, именно потому что было не до меня, возможно, давая время полностью восстановиться. И если сломанные рёбра практически зажили полностью, то на правую ногу я всё ещё хромал. Последствия проведённой экзекуции. Впрочем, я слышал, как Снегирёв с монстром обсуждали мои конечности, и, судя по их словам, мой организм исцелялся удивительно быстро для человека.

И мне было бы, откровенно говоря, наплевать, даже если бы я больше никогда не встал со своей лежанки, если бы не одно «Но». Хрупкое, но такое важное. «Но», рядом с которым я до дикости хотел бы сильным и цельным, а не немощным калекой. «Но», продолжавшее прибегать ко мне при первой возможности. Правда, с возвращением её матери в лабораторию моей девочке удавалось подобное всё реже. Но в тот момент я даже рад был этому, несмотря на то, что начинало ломать физически от тоски. Выворачивало по полной от потребности увидеть её, услышать, ощутить прикосновения маленьких ладоней к своему лицу. Иногда глаза свои закрывал и словно в бреду видел её, склонившуюся над собой. Как тряпкой мокрой по лбу проводит и говорит что-то, улыбаясь. Я не разбираю слов, но не могу не улыбнуться в ответ. И запах полевых цветов, проникающий в ноздри. Её запах в моём сне. В моих мыслях.

Просыпался с ощущением её рук на своём теле и кулаки кусал, только чтобы не завыть от разочарования, когда понимал, что всё это сном оказалось.

А потом, через несколько дней, через неделю она прибегала ко мне, и я сходил с ума от счастья. От какого-то больного, неправильного счастья. Но, бес его раздери, каким же настоящим оно казалось.

- Как пробралась?

- Ногами, - шепчет отрывисто, касаясь моих губ быстрым поцелуем.

- Чертовка. Опасно.

А сам пытаюсь хотя бы пальцами лица её дотронуться. Ни хрена. Не слушаются, ходуном идут. Она сама осторожно ладонь мою к своей щеке прикладывает и, с ума сойти, глаза закрывает и выдыхает так облегченно, будто ждала этого прикосновения так же неистово, как и я. Моя такая настоящая.

- Как обычно.

По-прежнему шёпотом и не размыкая глаз, позволяя с замиранием сердца ресницами длинными чёрными, загнутыми кверху, любоваться.

- ОНА здесь.

Улыбнулась как-то грустно.

- Нет никакой разницы, здесь она или нет, - распахнула глаза и, видимо, что-то на моём лице заметив, нахмурилась и решила исправиться, - важно, что ты здесь. И что я скучала по тебе. Сашаааа, как же я соскучилась, – снова зажмурилась и прижимается, не касаясь. До неё я не знал, что такое возможно. Что возможно почувствовать тепло тела другого человека, не касаясь его. Когда воздух между вами наэлектризован до такой степени, что кажется, ощущаешь, не видишь, а ощущаешь, как поднимается и опускается его грудь.

Боится причинить боль, а меня изнутри рвать начинает. Рвать от осознания её одиночества. Потом, спустя годы, я долго буду анализировать, пытаться найти причину, почему так случилось. Почему МЫ случились. Потом, спустя годы, я пойму, что причина всегда была одна. Причина, посадившая меня в металлическую клетку и в то же время оградившая от всего остального мира невидимой решёткой Ассоль. Её мать. Потом я захочу отомстить не только за себя, не только за Маму, не только за всех тех, чьи стоны и крики боли слушал на протяжении десятков лет. Но и за маленькую девочку, которую столько же времени ломали. За то, что её удалось сломать.