Мыс Чёрных сов - Лобусова Ирина - Страница 22

Мужчинам свойственно пропадать. Иногда они исчезают просто так, без всяких причин. Почему? И сами не понимают этого. Происходит подмена понятий. Если уличного котенка свойственно жалеть, и не каждый способен обидеть беззащитное существо, то пинок в душу женщины никак не рассматривается как жестокость и подлость. А ведь иногда такое вот исчезновение может причинить вред больший, чем физический удар.

Трусость — это оружие подлецов, направленное в сторону всегда более сильного противника. Трус считает себя защищенным и уверенным, ведь в его руках всегда есть такое решение — внезапный уход. А потому оружие становится мучительно разрушительным, причиняя вред больший, чем пуля в висок. Пуля убивает тело, а внезапный уход — душу. А что более мучительно и страшно: не жить вообще или жить без души? А потому Зина страдала, глядя на беззащитную подругу, уже стоящую одной ногой там, где все счастливо и ровно, нет ни ухабов, ни бурь, ни печалей, ни радостей, потому что вообще ничего нет.

Маша застонала, дернула рукой, словно пытаясь перевернуться. Но для поворота на другой бок у нее не было сил. Вздохнула, приоткрыла глаза. Лекарство подействовало. Зине хотелось плакать от счастья. Подруга пришла в сознание.

— Больно… — Маша провела языком по запекшимся губам, — грудь болит… голова…

— Лежи тихонько, — Зина смочила высохший платок и снова положила ей на лоб, — ты больна. Все будет хорошо. Постарайся заснуть. Ты поправишься.

Через некоторое время она снова измерила температуру — на градуснике было 39,6. Зина вздохнула с облечением. Если температура стала падать, это хороший признак. Кризис почти миновал. Сильный молодой организм возьмет свое. Зина очень хотела, чтобы ее догадки относительно жениха Маши Игнатенко оказались неправдой. Но горький жизненный опыт подсказывал другое. Она знала по себе, что предстоит пережить подруге. И ей было мучительно ее жаль.

Посидеть с больной согласилась тетя Валя, и Зина ушла на работу со спокойным сердцем. К 9 утра температура у Маши упала еще больше и стабильно держалась на 38,2. Это было уже не опасно. Зина сделала еще один укол и оставила таблетки, которые тетя Валя должна была дать Маше после полудня. Подруга спокойно спала. Румянец стал возвращать-ся на ее лицо, и выглядела она уже не так страшно, как ночью.

День обещал быть коротким и легким. У Зины было всего две лабораторки, и она к ним особо не готовилась, потому что студенты должны были продолжить выполнять данное раньше задание. Задерживаться на работе Зина не собиралась, намереваясь поскорее вернуться домой. Ее беспокоило состояние Маши. Крестовская была уверена в том, что ее болезнь — результат долгих походов под ледяным февральским дождем. Все-таки февраль — не май. Промокнуть опасно. Зимняя влага, в одесскую зиму висящая в воздухе, самая опасная. Она проникает во все слизистые оболочки, при сильном переохлаждении становится причиной болезни. А в зимние месяцы, когда вместо снега — слякоть, в воздухе постоянно висит вода, сплошной стеной. К этому уже привыкли все жители Одессы.

Плюс инфекция, которую Маша могла подцепить где угодно. Вот и получился результат — жуткая болезнь, которая могла закончиться самым печальным образом.

Думая обо всем этом, Зина вышла из института около 2-х часов дня, чтобы купить перекусить пирожок. Отличные пирожки с повидлом и с горохом продавались неподалеку от корпусов мединститута. Как врач, Зина понимала, что должна была бы избегать купленных на улице пирожков. Но ей было на это плевать. Ее жизненный опыт, особенно циничная работа в морге подсказали ей простое правило: еда должна быть не здоровой, а счастливой. Приносить радость. А сколько же радости было от горячего пирожка — зажаренной трубочки, с другой стороны которой выдавливалась ароматная капля повидла! Восторг от такого обеда Зина не поменяла бы ни на что другое.

Однако возле института ее ждал сюрприз. Это был взъерошенный Михаил, похожий на нахохлившегося воробья. Втянув голову в воротник пальто, ссутулившись, он нервно расхаживал по переулку, мрачным видом распугивая редких прохожих.

— Наконец-то! Уже час жду! — буркнул Михаил, метнувшись к Зине с такой скоростью, что она даже немного перепугалась.

— Какого черта ты тут делаешь? — разозлилась она — перерыв был коротким, и ей очень хотелось пирожков.

— Есть новости… Понятно, от кого, — Мишка покосился на нее с таким видом заговорщика, что Зине немедленно захотелось его треснуть по лбу, чтобы выбить из него эту дурь! Дурь мальчишки, уверенного, что он играет в детские шпионские игры, и не понимающего, что на самом деле он варится в котле, в аду.

Но треснуть его Зина не могла. А потому быстро пошла по переулку, вниз, вынудив Мишку следовать за собой.

— Куда? — не понял тот.

— За пирожками! — фыркнула она. — И чтобы не терять на тебя время! По дороге и расскажешь.

К счастью, очереди не было. От пирожков Мишка категорически отказался. Зина надкусила любимое лакомство, почувствовала вкус вишневого повидла. Настроение ее улучшилось, и она скомандовала:

— Говори!

— Мне прислал записку Бершадов, — зашептал Михаил, по-дурацки косясь по сторонам.

— Что там? — нахмурилась Зина.

— Он нашел рыбака, сбежавшего из Затоки. Друга убитого. Он здесь, в Одессе, снимает комнату, один. А семья его неизвестно где. Написал адрес. Предлагает встретиться и поговорить.

— Странно это, — Зина продолжала хмуриться, — живет один в Одессе? А семья тогда где? Они выехали вроде с вещами. Куда он их спрятал?

— Ну, не знаю, — Мишка безразлично пожал плечами, — может, в селе каком-нибудь живут. А он на заработках в Одессе.

— Ладно, разберемся. Когда идем?

— Бершадов велел, чтобы я шел один.

— Что? — Зина не поверила своим ушам. — Что значит один? Как это?

— Он приказал категорически. Иначе, мол, никак. Строгий приказ.

— Я не понимаю… Почему без меня? Мы вроде вместе расследуем. Что за детские игры? — рассердилась Зина.

— Я не знаю. Может, решил, что вы будете заняты в это время.

— В какое время? Он и время указал?

— Ну да, сегодня в четыре часа дня.

— Какой адрес?

— На Бугаевке. Бугаевская улица, 15.

— Я не знаю такой улицы, — нахмурилась Зина, — впрочем, я плохо знаю Бугаевку. Это самый гиблый район Одессы, дыра. Зачем Бершадов отправляет тебя в такое место?

— Я не знаю, — Михаил и сам ничего не понимал. — Вообще-то это выглядит логично. Там жилье дешевле, чем в городе. Комнату легче снять.

— Ладно, — Зине наскучил этот крайне неприятный и непонятный разговор, — тогда иди. Но вечером сразу зайдешь ко мне. Соборная площадь. В семь я буду тебя ждать.

Распрощавшись с Мишкой, Зина заспешила в институт, так и не поняв, что происходит. В расследовании Михаил был абсолютно бесполезен, только мешал ей. Зачем Бершадов вообще навязал ей напарника? На кой этот Михаил ему сдался? Толку ведь от него никакого! Блестящих аналитических способностей Зина тоже в нем не заметила. Что же тогда? А теперь он представил его великим сыщиком! Дает ему отдельное поручение. Как будто это нельзя было поручить ей, Зине! Да что ей трущобы Бугаевки, если она на Слободке проработала несколько лет! Она прекрасно умеет постоять за себя! И не в таких ситуациях в жизни бывала, как посещение Бугаевских трущоб! Зина была раздражена до предела.

В четыре она уже была дома. Маше стало лучше, температура упала до 37,6. От еды она отказывалась категорически, и Зина была с ней вполне солидарна. После такого подъема температуры лучше вообще не есть. Еда способна сейчас причинить только вред.

Сама же Зина не находила себе места. Она металась по комнате, неспособная самой себе объяснить нервное состояние. Затем не выдержала. Попросив тетю Валю еще немного присмотреть за Машей, пока ее не будет, Крестовская выбежала из дома и помчалась к остановке трамвая. Поступить иначе она не могла.

На Бугаевку из центра города путь был не близкий. Ехать пришлось с двумя пересадками. И когда Зина наконец-то оказалась в нужном месте, уже успело стемнеть.