Мыс Чёрных сов - Лобусова Ирина - Страница 23

Как только Зина оказалась на Бугаевке, она почувствовала вонь. Здесь стоял самый отвратительный запах в городе. Бугаевка всегда считалась промышленными трущобами, здесь находились предприятия, которым не по карману было расположиться ближе к центру, а также те, работа которых была связана с отвратительным запахом — к примеру, бойни, кожевенные мастерские, цех по переработке мясных отходов… Оттого в воздухе стоял отвратительный запах гнили, забивающий ноздри, словно липкая вата. И от этого Зину сразу стало тошнить.

Улица шла под уклон. По обеим сторонам находились одноэтажные покосившиеся домики, выглядевшие гораздо беднее, чем в остальных районах или предместьях Одессы. Некоторые, как крестьянские хижины, были покрыты камышом.

Потом улица сделала небольшой поворот, и пошли двухэтажные дома. Это были здания, построенные позже. Их строили для рабочих окрестных фабрик — чтобы те получали жилье и не стремились уехать из Одессы, а значит, бросить производство.

Дома были построены тесно, впритык один к другому, и Зина с трудом нашла 15 номер — многоквартирный дом, ничем не отличавшийся от остальных.

Какая из квартир? Зина не помнила, чтобы Михаил говорил об этом. Она вошла во двор, где висели веревки с бельем, их подпирали деревянные палки. Зина вошла в первый же подъезд. Внутри было тихо. Пахло кошачьей мочой и мышами. Она вдруг подумала, что здесь наверняка живут метровые крысы. На какое-то мгновение ей стало страшно, но выхода не было. И она двинулась вперед: нужно было осмотреть все подъезды.

По скрипучей лестнице Зина стала подниматься на второй этаж. И вот как раз там… Дверь квартиры справа была приоткрыта. Не долго думая, она зашла.

Квартира выглядела так, словно в ней никто не жил. Прихожая была абсолютно голой и пустой, в ней даже не поклеили обоев — стены были кое-как заляпаны серой штукатуркой. Крестовская быстро прошла короткую прихожую и вошла в комнату. И замерла…

Посреди пустой комнаты на стуле сидел Михаил. Руки и ноги его связали простой бельевой веревкой, руки — за спиной, ноги — примотали к ножкам стула. Но самым страшным было не это. С первого же взгляда, едва только Зина вошла в комнату, она сразу поняла, что Михаил мертв.

Ему перерезали горло. Голова опустилась на грудь, а под стулом натекла страшная лужа крови. Зина бросилась к нему. Судя по температуре тела, Мишка был мертв часа два, не меньше. Очевидно, квартира эта стала для него ловушкой. Его заманили сюда, чтобы убить.

Бесполезный, наивный, с копной растрепанных светлых волос, мечтающий стать великим сыщиком и одновременно актером, он был большим ребенком, живущим в мире собственных иллюзий. Ребенком, так и не познавшим взрослую жизнь со всей ее беспощадной жестокостью. Кому могла понадобиться его смерть? Беспечный, смешной мальчишка, привыкший доверять людям и бороться со злом. Кому он помешал?

От бессилья, острого ощущения беспомощности и горя Зине захотелось кричать.

Преодолевая себя, она быстро принялась осматривать тело. Судя по отметинам на руках, Мишку связали при жизни. Привязали к стулу. Возможно, требовали в чем-то признаться. На теле не было других ран, кроме страшной раны на горле. Это означало, что его не пытали. Почему? Недостаток времени или он сказал все, что хотели от него услышать?

Времени подумать над этим не было. И вдруг Крестовская услышала стон из соседней комнаты. Она бросилась туда.

В небольшой комнатушке на полу, на матрасе, лежал молодой мужчина. У него были вырезаны глаза. Никогда в жизни Зина не видела такого страшного зрелища. Вместо глаз на его лице зияли две пугающие впадины, два кровавых проема. Ужас, который Крестовская испытала, перевесил жалость. Это было так страшно, что в первый момент она перестала понимать, где находится. Ее охватила какая-то животная паника…

Но потом это ощущение прошло. Зина бросилась к умирающему. Несмотря на эти жуткие раны, он был все еще жив.

— Помогите… — неожиданно внятно прошептал умирающий. Сейчас больше всего на свете Зина сожалела, что не взяла с собой сумку с лекарствами, и у нее под рукой не было ничего, чтобы снять болевой шок.

— Я помогу, — ответила она, в ужасе кусая губы.

Наклонившись над мужчиной, Зина разглядела, что на его груди тоже были ужасные раны. Рваные, широкие, расположенные так странно, что казалось, будто его тело терзали огромные когти. Рубашка на груди, заскорузлая от крови, была разорвана вместе с кожей. Это означало, что рвали его грудь через одежду, с какой-то неимоверной физической силой. Зина содрогнулась.

— Кто это сделал? — Она попыталась приподнять голову мужчины. Было понятно, что смерть уже близко, ему осталось жить несколько секунд.

— Кто это сделал? Кто на вас напал? Скажите, кто это сделал?!.. — повторила она в отчаянии погромче, надеясь услышать хоть что-то.

— Птицы… Они повсюду… птицы… — заплетающимся языком еле слышно прошептал мужчина. — Птицы… Они напали… Их много… все больше и больше… Берегитесь…

— Какие птицы? Кто они? — едва не закричала Зина.

— Черные… птицы… Мыс Черных сов…

Тело мужчины изогнулось дугой, на губах выступила кровавая пена. Началась агония. Его колотили страшные судороги. Смотреть на это было страшно. Агония длилась недолго — с последним рывком тело застыло, вытянувшись в струну, а потом осело вниз. Мужчина был мертв. Его страдания закончились.

Зину бил озноб. Пытаясь прийти в себя, она принялась осматривать все вокруг, стараясь запомнить мельчайшие детали. В этой квартире, где не было никакой мебели, которая выглядела так, как будто тут давно никто не жил, почему-то было проведено электричество — и в большой комнате, и в этой с потолка на шнуре свешивалась лампочка, дающая тусклый свет.

Зина снова посмотрела на мертвого мужчину — одежда на нем была обычной: серые брюки, рубашка с длинным рукавом. Серые носки. Ботинок не было. Она решила заглянуть в карманы его брюк — может, там найдутся документы.

В первом кармане ничего не было. А вот во втором… Во втором кармане были птичьи перья — перья совы. Точь-в-точь, как в том месте, где нашли повешенного рыбака.

Задыхаясь, Зина бежала по улице, не разбирая дороги перед собой. Каким-то чудом ей удалось выскользнуть из страшной квартиры незамеченной, не встретив никого по дороге. Сказывались и отдаленность, и опасность района, и зимняя темнота — местные жители предпочитали не высовывать нос на улицу с наступлением вечера.

Она бежала, и ей казалось, что она умирает. Слишком уж похоже на умирание было это жуткое чувство опасности, горя и тревоги.

Резкий гудок автомобиля, раздавшийся за спиной, прозвучал так неожиданно и так оглушил, что Зина едва не упала, споткнувшись о какую-то колдобину. Это было немудрено — вся дорога представляла собой сплошные рытвины и ухабы. К счастью, ей удалось сохранить равновесие. Автомобиль поравнялся с ней. Стекло опустилось, и оттуда выглянуло знакомое лицо.

— Быстро в машину, — скомандовал Бершадов.

Уговаривать долго ее не пришлось. Автомобиль остановился, Зина вмиг проскользнула на сиденье. Машина резко тронулась с места.

— Михаил… — полными отчаяния глазами Зина уставилась в лицо Бершадова, — Мишка… он…

— Молчите! — резко перебил ее Бершадов. — Говорить будем не здесь. Больше ни слова. Я знаю.

— Вы знаете, что он?.. — Зина не поверила своим ушам.

— Знаю, — кивнул Бершадов. — Больше ни слова! Я вас серьезно предупредил! Если, конечно, не хотите оказаться на его месте.

Зину снова начала бить дрожь — почти как там, в квартире, когда она слушала последние слова умирающего. Но теперь Бершадов, с его спокойным, словно высеченным из камня лицом, пугал ее точно так же.

Зине подумалось, что если бы она жила в средневековье, то была бы твердо уверена в том, что в этого человека вселился дьявол. Недаром Бершадов, которого в первый же момент знакомства она назвала «черным человеком», всегда оставался для нее таким.