Огненная кровь. Том 1 (СИ) - Зелинская Ляна - Страница 25

И в этот момент второй Альберт окончательно победил первого.

Вскоре танец переместился на площадь — женщины выбирались из чана, но останавливаться уже никто не собирался.

И когда Рита взобралась на ступени, Альберт оттолкнулся от стены и подхватил её за талию обеими руками, поставил на помост и произнёс, чуть наклонившись к её уху и не отпуская рук:

— Потанцуем?

***

Рита ускользнула в самый разгар веселья, и Альберт нашёл её в конце улицы, упиравшейся в пирс. Она стояла, прислонившись к дереву, обняв себя за плечи, и смотрела на воду. Он подошёл, отшвырнул бутылку, которую держал в руке, и остановился совсем рядом.

Несколько танцев посреди площади, и Рита, такая горячая и гибкая в его руках, её улыбка, которая заставляла его улыбаться в ответ просто так, потому что он не мог её удержать, и желания, что обрушились на него так внезапно, всё смешалось, и он не знал, что делать. Хотелось просто дышать рядом с ней и ощущать её, и это было какое-то безумие, которому Альберт не мог найти объяснения.

— Я… устала. Пойду спать, — ответила Рита на его молчание и собралась уходить.

— Рита, подожди…

Голос его внезапно стал хриплым. Он поймал её руку и положил себе на грудь, накрыв другой рукой.

Этот день и эта ночь, танец, вино, луна, дрожащая в озере огромным золотым блюдом — все казалось нереальным. Что-то изменилось сегодня, что-то произошло, и он не понимал, что. Какие-то неведомые желания проснулись в нём и теперь будоражили кровь, и если она сейчас уйдёт, вместе с ней исчезнет странное волшебство этой ночи, а ему очень хотелось его продлить.

Он был пьян, слишком пьян и от вина, и от этого танца, и от этой девушки. И даже, наверное, это именно Рита породила какое-то безумие в его крови, и лучше было бы её отпустить. Но рядом с ней ему хотелось раскинуть руки и вдохнуть в себя весь мир разом, и казалось, что это ему по силам. А больше всего хотелось вновь коснуться её и почувствовать то, что было у обрыва на озере.

Но она испугалась и захотела высвободить руку.

— Пусти…

— Рита, я… мы завтра уезжаем.

— Да, я знаю. До Фесса совсем недалеко. Я… мой отец отблагодарит вас за помощь.

— Мне не нужна никакая благодарность от твоего отца. Но… от тебя… Если ты… Я бы хотел…

Он стоял к ней совсем близко, костёр, горевший у пирса, играл бликами на её лице, и она хотела уйти, но Альберт не дал.

Он видел, как вспыхнули её глаза от простого прикосновения, как расширились зрачки, поглотив всю голубизну, и её горячее дыхание коснулось его щеки.

— Ты ведь тоже этого хочешь? — прошептал он, наклоняясь к её лицу. — Я же вижу…

Горячая волна желания накрыла его с головой, смыла всё, оставив только одно…

Захотелось прижать её к себе, сорвать одежду, ощутить жар её тела, сладкий вкус виноградного сока на её коже, нежность губ… Слиться с ней, вдыхая запах её волос, и целовать, целовать в исступлении, раствориться в ней и впитать её всю в себя. И, кажется, никогда он не испытывал такой сильной жажды обладания, как сейчас.

Наваждение…

Он поцеловал Риту страстно, сильно, немного грубо, обхватив за талию одной рукой и зарывшись другой в её волосы. Судорожно вдохнул, чувствуя, как та самая волна счастья затопляет его и взрывается радугой через все небо. И на мгновенье, совсем короткое мгновенье, она ответила. Её губы разомкнулись и слились с его губами, так же горячо отвечая ему и бросая его в пропасть.

Но это был очень краткий миг.

— Нет! Отпусти меня! Отпусти! — воскликнула она, упираясь руками в его грудь и отталкивая.

И он отшатнулся, а Рита размахнулась и изо всех сил ударила его по лицу. И ещё раз, тыльной стороной ладони, оцарапав его губы перстнем.

— Ты что себе позволяешь! Да… как ты смеешь? Я помолвлена! — почти крикнула она.

Он опешил и от неожиданности разжал руки.

— Наглец! Как… как ты мог? — воскликнула она горько.

— Вот, значит, как! Помолвлена? Как внезапно! — он преградил ей путь, опустив руки на ствол дерева, нависнув над ней и тяжело дыша. — Что же ты раньше молчала?

Его затопила бешеная ярость. И разочарование. И боль… от того, что она его отвергла.

Помолвлена!

— Ты лжёшь мне, да? Лучше скажи… что я тебе не по нраву. Просто скажи мне это! — его глаза горели, и в них плясал огонь. — Я ведь сегодня спас тебе жизнь… дважды.

— И ты решил, что вправе требовать за это плату? А ещё лучше — взять её силой? — воскликнула она зло. — Ты мог бы оставить меня там, у озера!

— Плату? Взять тебя силой? Дуарх тебя раздери, да я в жизни ни одной женщины не взял силой!

Он вытер с губ кровь тыльной стороной ладони и, наклонившись, произнёс с глухой яростью:

— О, разумеется, синеглазка, я хотел бы получить такую плату, тем более, что должница сама намекала мне на это, показывая свои ножки! Но ты же, оказывается, помолвлена, лгунья!

Она снова толкнула его руками в грудь и воскликнула хрипло:

— Намекала? Да как ты смеешь! Подонок! Жаль, я не застрелила тебя там, у обрыва!

Она нырнула ему под руку и бросилась бежать вверх по улице, а Альберт так и остался стоять, прижав ладонь к оцарапанным губам.

— Проклятье! — прошептал он, уставившись невидящим взглядом в костёр.

Он ничего не мог поделать — разочарование, боль и злость захлестнули его в одно мгновенье, сплелись клубком змей внутри и ужалили в самое сердце. И губы горели так, словно она только что прижгла их клеймом позора.

Под его взглядом костёр вдруг ожил, взвился огненным языком, лизнув камыши у пристани, и они вспыхнули тут же, просто взорвались огненным вихрем, и сноп искр, ударив в небо, посыпался бисером на чёрную воду. Следом загорелись деревянные мостки, ведущие к воде, огонь покатился волной и взобрался на стог сена, а за ним полыхнули лодки, сложенные на берегу…

— Альберт! Альберт! Что ты делаешь! Мирна-заступница, да что же он такое творит!

Цинта подбежал и принялся трясти князя за плечо, но тот только смотрел невидящим взглядом на огонь, и огонь плясал безумный танец, словно повинуясь безмолвному приказу хозяина. Языки пламени взметались к небу один выше другого, гул стоял такой, что народ бросился прочь с площади с криками: «Пожар! Пожар!».

— Да очнись ты! Ты же спалишь всю деревню! — кричал Цинта, не переставая трясти князя.

— Плевать…

— Ох, прости меня Мирна-заступница! — недолго думая, Цинта схватил с земли глиняную бутылку и ударил ею князя по голове.

Пламя враз опало, рассыпаясь на тысячи искр, задымило и стало угасать, доедая остатки стога, а Альберт без сознания упал на жухлую траву.

***

Он проснулся утром в доме на кровати. Солнце стояло уже высоко, за занавеской, натянутой от печи, хлопотал Цинта, гремя тарелками, и беседовал с хозяйкой о том, как правильно готовить омлет.

Болела голова, муторно и нудно, и на лбу лежал здоровенный капустный лист. Альберт отшвырнул его и, запустив руку в волосы, нащупал на затылке шишку размером с голубиное яйцо.

— Цинта? Эй!

Лохматая голова тут же показалась из-за занавески.

— Доброе утречко!

— Доброе? Что-то не похоже… Что вчера произошло? — спросил князь, морщась. — Воды дай.

— А ты… что помнишь… из вчерашнего? — спросил Цинта, как-то с опаской протягивая ему глиняный кувшин.

— Пожар был, а потом я, кажется… вырубился? Так что случилось?

Цинта выглянул в комнату — хозяйка ушла во двор за яйцами, и произнёс тихо:

— Обещай, что ты не погонишься за мной с вертелом!

Альберт сел на кровати, держась руками за виски.

— Не погонюсь, говори уже, башка трещит, сил нет.

— А ещё, что ты не попытаешься меня убить каким-нибудь другим… способом, — добавил Цинта, оставаясь на расстоянии пяти шагов.

Альберт поднял глаза:

— Что-то ты темнишь, таврачья душонка, что случилось? Говори!

— Нет, ты мне сначала пообещай, что и пальцем меня не тронешь.

— Ну ладно, ладно, обещаю, так что ты опять натворил? — князь выпил воды и приложил к макушке мокрую ладонь. — Силы небесные, где это я так приложился?