Вересковый мёд - Зелинская Ляна - Страница 31

Но это не его дело, это не его невеста, и это не его война, с какого перепугу он стоит тут и раздумывает не пойми о чём?!

Но у Викфорда в душе впервые шевельнулись странные чувства: сострадание, жалость и какое-то глупое желание защитить эту девушку от той боли, что её окружает. И это было настолько паршиво, что он сжал руки в кулаки. Разве мало того, что его сводят с ума мысли о её губах, о вкусе её поцелуя, о её теле под прозрачной тканью рубашки, которое он видел в день отъезда?

С каждым мгновеньем проведённым рядом с ней, он будто тонет в изумрудном озере её глаз, думая о ней всё время, ощущая её аромат и чувствуя, как под кожей шевелятся огненные иглы. Он не может мыслить рационально, он потакает её глупым выходкам и не в силах ничего с этим поделать. А когда она стоит так близко, как сегодня утром или в тот день, когда на них напали, когда он взял её за плечи, ему казалось, что с него с живого сдирают кожу, так хотелось прикоснуться к ней. Так жгли его треклятые иглы, что не оставалось никакого рассудка.

Весь остаток пути до Гранарда он прятался от Эрики в другом конце отряда, не смотрел на неё и погонял лошадей, но знал, что это ненадолго. Его силы воли хватало лишь на то, чтобы вести себя при всех, как ни в чём не бывало. Но стоило ей подойти поближе, стоило им остаться вдвоём…

Он почти ненавидел её за это, понимая, что во всём виновата проклятая стрела, которой зацепила его дерзкая балеритская пигалица, но в то же время, это было такое пьянящее чувство, что не хотелось его отпускать. Оно будоражило, и подсовывало ему одну картину за другой о том, как всё могло бы быть. И под кожей вились огненные змейки, и кончики пальцев почти чувствовали прикосновение к её коже. Он представлял, как развязывает тесёмки её плаща, расстёгивает рубашку, пуговица за пуговицей, и как приоткрываются её губы ему навстречу, а он ведёт рукой по её щеке, по шее вниз, как накрывает ладонями грудь… и от желания и невозможности этого ненавидел Эрику ещё сильнее. И таких противоречивых желаний ему в жизни испытывать ещё не приходилось.

Она в могилу сведёт его этим колдовством!

Он смотрел ей вслед тяжёлым взглядом и думал, что может быть стоит соврать Эрике о том, кто стоял с факелом у костра на котором сгорела её мать? Может сказать, что это был он? Пусть ненавидит его ещё сильнее. Может хоть эта ненависть удержит его на расстоянии до тех пор, пока он не разберётся с этим колдовством? Или пока не доедет в Кальвиль.

Викфорд спустился вниз, прихватил сумку со стрелами и нашёл Куна. Пора получить ответы на все вопросы. Пора освободиться от ненормального желания обладать чужой невестой.

— Что здесь произошло? — спросил он Куна, кивнув на замок, мимо которого они проезжали нижней дорогой.

Он смотрел снизу-вверх на закопчённые стены и с этого места замок казался похожим на надгробие — безмолвный кусок камня, говорящий лишь о прошлом величии…

— Я думал вам известно…

— Было бы известно — не спрашивал бы, — отрезал Викфорд, — так что случилось?

Кун достал фляжку, отхлебнул из горлышка и, поправив серую шапку, произнёс как-то безразлично:

— Нье'Лири поддерживали клан Дуба — Нье'Айрхов. Вступились за них, когда… ваш отец напал на Ирвин. Дивир Нье'Лири тогда возглавил войска — он был на Янтарном троне и собрал весь запад Балейры, чтобы защитить Ирвин от людей вашего отца.

— А с чего вообще всё началось? Зачем Адемары напали на Ирвин и вообще клан Дуба? — спросил Викфорд.

Кун посмотрел на него как-то странно, а потом ответил:

— Так это… люди стали пропадать. Эта история вроде повсюду разошлась…

— На самом деле? — Викфорд посмотрел на балерита. — Я слышал про то, что вдоль границы между Волчьим островом и Ирвином, и правда, исчезали люди, но разве это повод для войны? Там достаточно болот, чтобы не удивляться таким исчезновениям.

— Много исчезло… Да кабы болота — оно понятно. Только потом стали находить трупы, повсюду около Ирвина. И выглядели они, — Кун как-то поёжился и сложил пальцы в охранную руну.

— И как же они выглядели? — прищурился Викфорд.

— Они стали серыми и похожими на шкуру от нетопыря. Будто враз высохли все, словно кто-то выпил из них весь сок. Так бывает если человек утоп и сто лет в торфе пролежал… А тут как бы и пяти дней не прошло, как их находили.

— И Нье'Айрхи в этом провинились? — усмехнулся Викфорд.

— Брайс Нье'Айрх — глава клана Дуба, он был самым сильным Заклинателем во всей Балейре, — ответил Кун, снова приложившись к фляжке, — и говорят, он один владел магией иссушения — мог превратить человека в сухой лист, мог скормить его нужному Древу, чтобы узнать предсказание. Есть в Балейре такие Древа… Ну, а уж Древо-то выпьет из человека всю силу… вот поэтому на него и подумали. А ещё потому, что люди пропавшие были все с Волчьего острова — с ваших земель. Так что милорд Джералд Адемар сам убил Брайса — сжёг на площади Ирвина. И уж тогда всё и началось…

Викфорд слушал рассказ о том, как отец и его братья сражались с балеритами и не знал, что чувствует на самом деле, кроме ощущения какой-то непоправимой глупости произошедшего.

Земли Адемаров самые северные в Тавирре и граничат, как раз с землями клана Дуба. И то, что отец и Брайс ненавидели друг друга ни для кого секретом не было. Бывали и стычки между соседями, поджоги, и так, мелкие пакости, но чтобы ловить людей, пить из них силу и разбрасывать трупы по всему Ирвину… как Брайсу вообще пришло такое в голову? А как его отцу пришло в голову напасть на Ирвин и сжечь заживо главу клана? Но король его поддержал…

А зачем Нье'Лири впутались в эту междоусобицу?

Пока он размышлял над этим их лошади добрались на окраину Гранарда, и дорога по левую сторону пошла между мшистых валунов и вековых деревьев, а по правую потянулись левады — узкие каменные каналы для отвода воды от города, которые встречались в Балейре повсюду. Дорога сделала две петли, впереди показались несколько каменных домов и мельница, и Кун махнул рукой указывая на крайний дом. Над крышей высился огромный корявый дуб и, проходя мимо, Викфорд заметил, что листья у дуба будто седые. Он сорвал один листок — и правда, с одной стороны он был покрыт серебристым налётом. Кун постучал в дверь, и красивый женский голос пригласил их внутрь.

Викфорд представлял себе балеритскую ведьму, читающую руны, как угодно, но только не так. Сухонькой старушкой посреди пучков травы, а может грязной, косматой и беззубой, живущей в землянке, ну или на худой конец тощей, горбатой и косоглазой, увешанной всякими амулетами. Но их встретила улыбчивая женщина лет тридцати: миловидное лицо, голубые глаза, рыжие волосы убраны под чепец и пышное тело охватывает огромный передник весь в муке. Она пекла хлеб и махнула гостям, приглашая. Во дворе бегали дети и гуси вперемешку, и в какой-т о момент Викфорду показалось, что Кун его обманул. Что может эта женщина знать о старых рунах?

Но потом, приглядевшись внимательнее, заметил несколько старых книг, спрятанных за кувшинами, руны, нацарапанные над дверью и окном, сушёные веточки синеголовника, сплетённые в особый оберег…

В комнате повсюду были знаки и, как ни странно, он их видел…

А ещё глаза ведьмы показались ему странными, словно радужная оболочка расплывалась в тумане, а за ней виделось что-то совсем другое.

Ведьму звали Девонна. Она вытерла руки, сняла передник, взяла с полки большую книгу и пригласила, наконец, гостей за чистый стол. Викфорд выставил Куна за дверь — не стоит ему знать лишнего, и полез в сумку. Достал стрелы, завернутые в тряпку, развернул и ругнулся. В тряпке оказались обычные стрелы, вместо тех, что он отобрал у Эрики.

— Вот же пигалица! — буркнул он зло.

Вспомнил, как Эрика отъезжала от замка, и за спиной у неё болтался лук и колчан. Нет, хватит с него её своеволия! Сегодня же он заберёт обратно и лук и стрелы и, не мешкая поедет в Кальвиль! Свяжет её, если понадобится и не станет больше потакать этим глупостям!