Enigma (СИ) - Мейер Лана - Страница 37

Так жадно и отчаянно жаждет. И так глупо.

Что даже не удивительно, почему Кэн всю жизнь подсознательно искала самый легкий путь «вырваться из грязи». Вот и вся ее пресловутая «влюбленность». Лишь желание добиться цели, урвать свою долю выгоды, применив женскую хитрость. Вдохнуть полной грудью, взобравшись на вершину Олимпа и навсегда стереть с себя клеймо рабства.

Правда в том, что она никогда не сотрет его с себя, до тех пор, пока считает, что оно вообще на ней есть. А она так считает.

Но наша маленькая «Долли» совсем забыла о том, что, выбежав за границу своей убогой и уютной полянки, вероятность наткнуться на серого волка слишком высока. Особенно, если путаться у него под ногами, или, например… выкладывать в сеть старые компрометирующие видео.

Не правда ли, в итоге у нас получается отличная история? И глупая «Долли», сама того не желая, вновь становится в центре генетического эксперимента, а время ее жизни продлится ровно столько, сколько нужно для осуществления моей цели.

Пульс Кэндис замедляется настолько сильно, что зубы сводит от разочарования и осознания того, что какой бы подходящей для эксперимента она ни была в эмоциональном плане, физически она очень слаба, и может умереть прямо сейчас, в эту секунду – просто потому, что процесс, запущенный мной, всегда будет отнимать у нее слишком много сил, постепенно опустошая досуха ее противоречивую душу.

И если она не вынесет его до конца, значит, Кэндис не та девушка, что мне необходима.

Мне нужна самая сильная и здоровая особь. Амазонка, мать ее. Буквально Wonder Woman^[6].

Сверхчеловек, подобная мне, равная… единственная в своем роде. Но сейчас, Кэндис выглядит так, словно я выбил из нее все душу, а ведь я ее практически не трогал. По крайней мере, не так, как других кандидаток.

Миг растягивается в вечность, когда я внимательно смотрю в ее голубые глаза, постепенно теряющие прежний блеск и мерцание волн Карибского моря. Затухают, превращаясь в погасшие звезды, покрытые пылью стекляшки. Кэндис судорожно сглатывает, сдерживая немые слезы, и инстинктивно сжимается всем телом, подавляя в груди глухие беспомощные всхлипы и рыдания своей разодранной в клочья гордости.

Энигму трясет так сильно, что я ощущаю кратковременные, но сильные толчки ее слабой энергии, бьющей в сердцевину внутренней стороны ладони, и с каждым новым импульсом, все внутри меня… немеет от разочарования.

Я снова близок к тому, чтобы все бросить, оставить ее в покое. Мне бы не хотелось мучить куколку зря. Если она все равно не та…

Невероятное милосердие с моей стороны. И это после ее выходки.

С каждой секундой Кэндис теряет свое очарование в моих глазах. Ее прежде женственное, идеальное, сексуальное тело, кажется мне обычным, одним из многих, простым. Очередная пустая кукла. Я всегда считал ее другой, но сейчас понимаю, что смотрел на нее глазами своего отца, наделяя качествами, которыми Кэндис не обладает.

И тут у меня есть две новости, хорошая и плохая.

Первая – сейчас, именно сейчас, я не ощущаю никакой зависимости от «объекта», не чувствую ни малейшего намека, свидетельствующего о сексуальном желании к предмету своего исследования.

Я полностью контролирую себя и являюсь собой – таким, каким привык быть, и, честно говоря, это невероятное чувство. Твердо стоять на своих ногах, и полностью контролировать все процессы в своем теле силой разума.

Плохая новость состоит в том, что у меня нет времени на поиски более подходящей девушки. То, что сегодня я абсолютно здоров и прекрасно себя чувствую, совершенно не означает, что через пять месяцев, а то и раньше, я не превращусь в немощного мальчишку, неспособного сложить в уме два однозначных числа. Моя внешность, может, и останется прежней, но мозг умрет, куда раньше тела…

О, меня мало волнует, что станет со мной после смерти, и вспомнит ли обо мне Эрика, атакующая меня своими навязчивыми звонками. Мне важно лишь одно – все успеть и остаться в мировой истории Творцом, а не пешкой, безвольной пылинкой в бесконечном броуновском движении душ и жизней.

Мой закон прост.

Другой жизни не будет. Каждый должен выполнить свое предназначение.

– Что не так, Конфетка? Ты ведь этого хотела, когда отправляла видео? Разозлить меня, привлечь внимание? Вместо того чтобы спокойно вернуться домой. Выполнить мою просьбу. Неужели я дал тебе повод быть такой непослушной девочкой, а? – снисходительно спрашиваю я, сам удивляясь, насколько хрипло и низко звучит мой голос, и как каждое слово оставляет все новые и новые «бусинки» мурашек на обнаженной коже моей подопечной.

Хоть и физически я никак не реагирую на вид ее совершенного тела, по-прежнему запутанного в разрезанных ножом нитях из шелка, Мастер внутри меня признает насколько это красиво. Женственно. Слабый импульс тепла зарождается в районе груди, но я тут же блокирую его, и концентрируюсь на сжатых скулах девушки, хорошенько встряхивая Кэнди, желая немедля вытрясти из нее вразумительный ответ на свой вопрос.

– Всегда думай о последствиях, Кэндис. Это первое, о чем ты должна помнить, вступая со мной в непосредственную близость, – сквозь зубы, приказываю я, ощущая, как чертовски сильно сдавливаю пальцы на ее щеках. Сжимаю выпирающие косточки. Кэндис не издает и всхлипа боли, лишь с силой жмурится, стараясь сдержать вскрик боли. И это уже интереснее.

– Близость с тобой, Карлайл? – фыркает она надтреснутым голосом, смея высмеивать мои слова. – Мечтай. Я скорее сдохну, слышишь… – ее голос еще больше дрожит и затихает, голова опущена – что свидетельствует о том, что она только пытается казаться сильной. – Чем вступлю с тобой в любую «близость». И не позволю тебе просто держать меня здесь, как подопытного кролика для своих экспериментов с этими дурацкими веревками…

Экспериментов с веревками? Пфф. Веревки – всего лишь хобби, моя сладкая. Мои истинные мотивы касаются чуть ли не вопросов мироздания, а это небольшое увлечение лишь самый удобный и быстрый способ «выжать» максимум информации из таких, как ты.

– Какие громкие слова, Кэндис. А разве у тебя есть выбор? – спокойно спрашиваю я, превращаясь из хищника, в стороннего наблюдателя ее истерики.

– Я лучше полностью погрязну в грязной и самой низкооплачиваемой работе, чем буду терпеть тебя рядом с собой, – твердо произносит Кэндис, пока в следующее мгновение ее не выдает тяжелый выдох и слабый стон. – Отпусти меня… прекрати это. Почему мне так?.. Почему я все это чувствую? Что. Ты. Со мной сделал? – каждый дюйм ее хрупкого тела бьет мелкая дрожь.

Бросаю мимолетный взгляд на браслет, сигнализирующий мне зеленым светом, о том, что у Энигмы открылось второе дыхание.

– Что ты чувствуешь, малыш? – выдыхаю у мочки ее уха, мягко обхватив кожу зубами, потянув на себя. Я делаю это с наигранным энтузиазмом, потому что так нужно, и она мгновенно реагирует, вздрагивая еще сильнее, закрывая голубые глаза отяжелевшими от влажных ресниц веками. И она вздрагивает не от страха.

И закрывает глаза не от страха.

А от стыда, за то, что она сейчас чувствует. За то, как нуждается в силе.

– Я не могу это испытывать. Это не я. Ты чем-то меня накачал… состояние, как под кайфом… – тихо щебечет Кэндис, отчаянно мотая головой из стороны в сторону. Крупные завитки ее каштановых волос прилипают к влажной, покрытой бусинками пота, коже, привлекая мое внимание к утонченным, выпирающим ключицам и шее танцовщицы.

– Сволочь, – короткий всхлип, и она едва заметно сводит колени, заставляя меня презрительно усмехнуться.

Женщины… такие слабые и похотливые. Существа, созданные для услады наших глаз, и удовлетворения наших потребностей. Некоторые из них так любят доказывать обратное… что всегда смотрится смешно и глупо.

– А ты слабая, и устала бороться. Что-то кому-то доказывать. Ты просто хочешь жить, – низким, придавливающим ее душу к земле, голосом, произношу я. Гипнотизирующе медленным. – Все, в чем ты нуждаешься – это сила.