Некромант из криокамеры 4 (СИ) - Кощеев Владимир - Страница 100

совершенно лишенное содержания представление:

Я,

которое нельзя даже назвать понятием, так как оно есть лишь

сознание, сопутствующее всем понятиям. Посредством этого

Я,

или Он, или Оно (вещь), которое мыслит, представляется не что

иное, как трансцендентальный субъект мысли =

х

, который познается только посредством мыслей, составляющих

его предикаты, и о котором мы, если его обособить, не можем

иметь ни малейшего понятия; поэтому мы постоянно вращаемся

здесь в кругу, так как должны уже пользоваться представлением о

нем, чтобы высказать какое-нибудь суждение о нем, –

затруднение, неразрывно связанное со всем этим, так как сознание

само по себе есть не столько представление, отличающее

отдельный объект, сколько форма представления вообще, поскольку оно должно называться знанием; ведь только о знании

можно сказать, что при его помощи мы что-то мыслим.

На первый взгляд может, однако, показаться странным, что

условие, при котором я вообще мыслю и которое, стало быть, составляет лишь свойство моего субъекта, должно также быть

действительным для всего, что мыслит, и что мы вправе

обосновать на положении, кажущемся эмпирическим, аподиктическое и всеобщее суждение, а именно утверждение, что

все мыслящее обладает таким свойством, какое голос

самосознания приписывает мне. Причина этого лежит, однако, в

том, что мы необходимо должны а priori приписывать вещам все

свойства, составляющие те условия, при которых мы только и

способны мыслить вещь. О мыслящем существе я могу иметь

какое бы то ни было представление только посредством

самосознания, но не на основании внешнего опыта. Поэтому такие

объекты суть не что иное, как перенесение этого моего сознания

на другие вещи, которые лишь благодаря такому перенесению

представляются мной как мыслящие существа. Положение

я мыслю

берется, однако, в этом случае лишь в проблематическом смысле, не поскольку оно может содержать в себе восприятие

существующей вещи (картезианское cogito, ergo sum), а по одной

только возможности его, дабы посмотреть, какие свойства можно

на основании этого столь простого положения приписывать его

субъекту (все равно, существует ли он или нет).

Если бы в основе нашего чистого знания разума о мыслящих

существах вообще лежало что-то еще кроме cogito, если бы мы

прибегли к наблюдениям над игрой наших мыслей и над

выводимыми отсюда естественными законами мыслящего

Я,

то получилась бы эмпирическая психология, которая была бы

своего рода

физиологией

внутреннего чувства и, быть может, могла бы объяснить его

явления, но никогда не могла бы раскрыть такие свойства, которые вовсе не входят в сферу возможного опыта (как, например, свойство простого), и не могла бы составить

аподиктические

суждения о природе мыслящих существ вообще; иными словами, это была бы не

рациональная

психология.

Так как положение

я мыслю

(взятое в проблематическом смысле) содержит в себе форму

всякого рассудочного суждения вообще и сопутствует всем

категориям как их связующее средство, то ясно, что все выводы из

этого положения могут содержать в себе только

трансцендентальное применение рассудка, которое исключает

всякую примесь опыта и о продвижении которого мы заранее уже

не можем составить подходящее понятие на основании того, что

было указано нами выше. Мы проследим это положение

критическим взором, исследуя все предикаменты чистой

психологии, но ради краткости мы произведем их исследование в

непрерывной связи.

Прежде всего должно привлечь наше внимание следующее общее

замечание об этом способе выведения. Я познаю объект не

потому, что я просто мыслю, а только потому, что определяю

данное созерцание в отношении единства сознания, в котором

состоит всякое мышление. Следовательно, я познаю себя не

потому, что я сознаю себя мыслящим, а только в том случае, если

я сознаю созерцание меня самого как определенное в отношении

функции мышления. Поэтому все модусы самосознания в

мышлении сами по себе еще не есть рассудочные понятия об

объектах (категории), а суть только логические функции, не

дающие мышлению знания ни о каком предмете, стало быть, не

дающие также знания обо мне как о предмете. Не осознание

определяющего Я,

а только осознание

определяемого Я,

т. е. моего внутреннего созерцания (поскольку его многообразное

может быть объединено согласно общему условию единства

апперцепции в мышлении), и есть

объект.

1. Во всех суждениях я всегда есмь

определяющий

субъект того отношения, которое составляет суждение.

Положение, гласящее, что

Я,

который мыслю, должен в мышлении всегда считаться

субъектом

и чем-то, что, будучи присуще мышлению, может рассматриваться

не только как предикат, есть

суждение

аподиктическое и даже

тождественное;

однако оно не означает, что я как

объект

составляю

самостоятельную сущность,

или

субстанцию.

Последнее утверждение заходит очень далеко и потому требует

данных, которых в мышлении вовсе нет; быть может, оно требует

больше того (поскольку я рассматриваю только мыслящее

Я,

как таковое), что я могу когда-нибудь найти (в нем).

2. Положение, гласящее, что

Я

апперцепции, следовательно, во всяком мышлении

единичен

и что это единичное не может быть разложено на множество

субъектов, стало быть, обозначает логически простой субъект, –

дано уже в понятии мышления и потому составляет аналитическое

суждение; однако это не означает, что мыслящее Я есть простая

субстанция,

так как такое положение было бы синтетическим. Понятие

субстанции относится всегда к созерцаниям, которые у меня могут

быть только чувственными; стало быть, эти созерцания лежат

совершенно вне области рассудка и его мышления, между тем как

только об этой области здесь идет речь, когда мы утверждаем, что

Я

в мышлении есть нечто простое. К тому же было бы удивительно, если бы то, что в других случаях требует стольких усилий, дабы

отличить, какие данные созерцания составляют субстанцию, и, более того, [узнать], может ли эта субстанция быть простой (как, например, когда речь идет о частях материи), было дано мне здесь

в самом бедном представлении, словно через какое-то откровение.

3. Суждение о тождестве меня самого при всем сознаваемом мной

многообразном есть суждение, также заложенное в самих

понятиях и, стало быть, аналитическое; однако это тождество

субъекта, которое может быть осознано мной во всех его

представлениях, касается не его созерцания, посредством которого

он дан как объект; потому это тождество и не может означать

тождество личности, при помощи которого становится понятным

сознание тождества своей собственной субстанции как мыслящего

существа при всех изменениях состояний и доказательство

которого не может быть дано одним лишь анализом суждения

я мыслю,

а нуждается в различных синтетических суждениях, основывающихся на данном созерцании.

4. Я отличаю свое собственное существование как мыслящего

существа от других вещей вне меня (к которым принадлежит

также и мое тело); это также аналитическое суждение, так как

другие

вещи суть те, которые я мыслю как

отличные

от меня. Однако отсюда я вовсе не узнаю, возможно ли это

осознание меня самого без вещей вне меня, посредством которых

мне даются представления, и могу ли я существовать только как

мыслящее существо (не будучи человеком).

Итак, анализ осознания меня самого в мышлении вообще не дает