Самая главная злодейка (СИ) - Ильина Ольга Александровна - Страница 46

сестра всерьез и непременно вознамерилась выдать ее замуж.

— Клем, вразуми эту упрямицу, — требовательно говорила

Виэль, надевая перчатки, — у Аниана есть замечательный кузен, а

она нос воротит.

— Какие мужчины, Виэль? — отмахивалась сестра. — Мне и

без них хорошо!

Младшая закатила глаза, фыркнула, чмокнула нас обеих в щеку

и убежала. А мы с Див отправились пить чай.

— А что у тебя за небрежение к мужчинам?

155

Возможно, я влезла не в свое дело с этим вопросом, но нас с

Дивией объединяла общая неприятная история с кланом Флемора, и,

наверное, я была одной из немногих, кто мог ее по настоящему

понять. Она это знала, поэтому и ответила:

— Небрежения нет, но я не могу уже доверять, как раньше.

Смотрю на мужчину, и все всплывает в памяти так ярко…

— Это пройдет. Но ты должна хотя бы попытаться. Иначе это

недоверие только усугубится, укрепится в тебе, станет образом

жизни.

— Может, я просто не создана для любви.

— Ты? Не создана? Ты — такая красивая, добрая, умная,

обладающая таким потрясающим даром. Да любому мужчине крупно

повезет, если ты выберешь его. Нужно только попытаться и искренне

захотеть. Тебе нельзя оставаться одинокой! Это будет сродни

преступлению. Див, я не просто уверена — я знаю, что у тебя

обязательно будет семья. И очень скоро появится тот, кого ты

полюбишь всем сердцем, и кто полюбит тебя не меньше. Ты

забудешь о прошлом, как о страшном сне. Флемора там, где им самое

место, так давай не позволим им портить нам жизнь оттуда.

— У тебя тоже есть поразительный дар, — растрогалась от моих

слов дэйва, — ты умеешь убеждать.

— Потому что привожу хорошие доводы?

— Потому что сама веришь в то, что говоришь, — улыбнулась

сквозь слезы она и обняла меня.

А мне все хотелось сделать что-то еще, что-то большее. Я,

наверное, от Виэль заразилась этой потребностью осчастливить,

пусть не всех, но самых близких. Правда, невеста я не очень

счастливая, но я люблю и любима. И мне очень хочется, чтобы и

Дивия тоже узнала каково это.

Мы еще немного поговорили о новом ателье Дивии, о том, что

она уже наняла несколько помощниц, о планах по расширению; я

рассказала о предстоящей поездке в Арвитан, о женихе, правда после

этого она так за меня обрадовалась, что мне стало неловко. О смерти

дядюшки упоминать не стала — не хотела огорчать. Ведь Дивия из

той породы дэйв, которые чужие беды принимают, как свои,

пропускают через сердце и очень страдают от этого. Я, хоть и не

дэйва, но тоже такая. И мы, кроме поразительного сопереживания,

получили в подарок еще и крайнее нежелание нагружать кого-либо

своими проблемами. И если бы я рассказала, быть может, мне бы

156

легче стало, но вряд ли Дивии это бы пошло на пользу. Да и не может

она ничем помочь, никто не может.

Хорошо, что нянюшки прервали наше чаепитие, и Дивия не

успела своими сенсорами уловить мое настроение. А я, стоило только

их увидеть, осознала, как сильно скучала по обеим. А уж они-то как

скучали, сразу принялись меня осматривать, причитать и

закармливать всем, чем только можно. А я и не против совсем. За эту

странную неделю я вообще почти ничего не ела, сначала из-за ссоры

с Инаром, а теперь вот из-за дядюшки.

Увы, но моя преувеличенная жизнерадостность может, и

обманула Дивию и няню Веру, но не укрылась от няни Олены. Мне

не нужно было даже намекать, она сама поняла, что я пришла

сегодня, снова подвергая себя опасности, не просто так. Поэтому,

когда я доела последнюю булочку и допила третий стакан свежего

молока, в кухне остались только мы вдвоем.

— Что тебя так беспокоит, цыпленок? — без предисловий

спросила нянюшка. — Расскажи старой нянюшке все свои печали.

Кто тебя обидел?

— Никто, — грустно улыбнулась я, а няня еще больше

встревожилась. Ведь я сама не поняла, что улыбаюсь сквозь

слезы. Сквозь них же и спросила:

— Это правда, что мама мне не родная?

По ее окаменевшему лицу поняла, что правда, и сердце мое

разломилось на части.

— Кто тебе сказал такую чушь?! – возмутилась нянюшка, но

слишком неправдоподобно, наигранно.

— Не надо, — попросила я. — Не лги, пожалуйста. Не сейчас.

И она сдалась, присела на стул, плечи ее опустились, спина

сгорбилась, а в глазах появилась невыразимая печаль.

— Знала я, что когда-нибудь этот день настанет. Не думала

только, что так тяжело будет.

— Расскажи мне. Расскажи все.

Няня молчала не долго, все смотрела на меня с сочувствием,

гладила по руке, а потом заговорила, тихо, как в детстве, когда она

нам с Самирой и Теей сказку какую-нибудь рассказывала.

— Я познакомилась с твоей мамой через леди Мариссу.

Повелитель Дариан в то время ей как раз дом этот купил, и мы вместе

начали его обживать.

Леди Марисса, наверное, чувствовала, что мне необходимо о

ком-то заботиться после смерти моей доченьки. Адиль уже ушел

157

искать справедливости или покоя в чужих краях. Я осталась совсем

одна, обозленная, ненавидящая всех дэйвов на свете. А леди Марисса

меня отогрела, новый смысл жизни вернула. Она же и привела

Амарис…

Я поначалу ее невзлюбила, уж что ни делала, чтобы девчонку

эту спровадить, но леди к ней привязалась, защищала всеми силами.

А после они обе в Арвитан отправились искать жениха дэйвы, она

ведь ребеночка ждала.

— Но не меня?

— Нет, цыпленок, не тебя, — призналась няня. — Нашли они

твоего отца, а повелитель с королем арвитанским решили основать

Снежные пески — город для полукровок, или вот таких семей, как у

Амарис с Эвиром. А пока строительство шло, они жили неподалеку, в

одной деревеньке на границе двух государств. Леди Марисса

частенько к ним туда наведывалась, ведь она и сама в то время в

положении была. А уж когда тяжело ей стало, меня попросила до

родов за Амарис приглядеть. Тогда я уже полюбила твою маму, а

Эвир мне за сына стал.

Роды были страшными, тяжелыми. Начались внезапно в бурю.

Дэйвы, хоть и не люди, а страдают так же тяжело. Малышка крупная

была, да еще и неправильно лежала, ножками пошла. А у нас ни

лекаря, ни целителя толкового, ни дэйва какого поблизости. Эвир

магией не обладал, я и подавно, в деревне в то время одни

полукровки и жили, а целитель их местный, как назло в другую

деревню отправился, к еще одной роженице…

Эвир, не в силах смотреть за страданиями жены в пургу за

лекарем отправился, а я только и могла, что молиться богине Матери.

Да видать, не услышала она мои молитвы. Умер ребеночек.

Задохнулся внутри. А лекарь с Эвиром лишь на следующее утро

приехали, да поздно уже. Амарис с трудом спасти успели.

Когда узнала она, что ребеночек-то умер, умом повредилась. То

плакала навзрыд, то выла, то подушку за место ребенка качала. Эвир,

весь черный от боли, в тот же вечер землю расковырял и ребеночка

похоронил. Руки до крови стер, закоченел весь, но продолжал копать.

Страшно было на него смотреть. Местные помочь порывались, но он

не давал. Не подпускал никого.

На третий день мы попытались сказать Амарис, что ребеночка

уже схоронили, а она в фурию превратилась, обезумела совсем,

порывалась на улицу бежать, землю ногтями раскапывать. Насилу