Никогда не кончится июнь (СИ) - Кроткова Изабелла - Страница 47

— Как хорошо, что я нашла вас! — взлетел над потолком коридора мой радостный плач.

И тут меня словно прорвало. Захлебываясь, я начала говорить, и слова полились из меня сбивчивым потоком. Он слушал, не произнося ни слова, и перебил мой рассказ только один раз.

— Простите… Вам, наверно, неудобно так сидеть?..

Он прервал меня на самой кульминации, и мысли вспорхнули, как птицы, и разлетелись в разные стороны. Я замолчала и снова взглянула на его лицо, на лысоватую голову, крупный нос…

На строгий костюм…

И какая-то черная ниточка вдруг вплелась в счастье обретения этого человека.

А как он смог получить улетевшую записку?..

А как он смог так быстро добраться до меня?..

А как он смог пройти через Марселино, который никого не пропускает?

ТОЛЬКО ЕСЛИ…

И страшная догадка пронзила меня за мгновение до того, как он продолжил:

— Пойдемте ко мне в номер. Там вам будет удобнее. Он в самом конце коридора.

В моих глазах завис один-единственный вопрос.

Он услужливо взял меня под локоть, приподнимая с пола, и улыбнулся.

— Позвольте представиться… Мы ведь с вами так и не познакомились толком. Олег Вадимович Чекнецкий!

Хотя я поняла это секундой раньше, но все-таки не могла уразуметь до конца.

«Как же так?.. Ведь Чекнецкий — это тот толстяк в тельняшке, который…»

А голос? Почему я не узнала голос?..

Пока я пыталась собрать рассыпавшиеся кубики мыслей, мы добрели до конца коридора.

— Входите, Даша, — приветливо распахнул дверь Чекнецкий, за чьей защитой от него же самого я бежала сквозь ночь и ветер, — думаю, нам есть о чем поговорить!

…Я уничтожу тебя нежно…

Я горько усмехнулась и вошла.

— Итак… Наверно, ты хочешь о чем-то спросить меня?

Я сидела в уютном кресле с бокалом сока в руке и пребывала в еще большем смятении, чем раньше. Чекнецкий сидел напротив и дымил сигаретой.

— Да… Я хочу спросить… Степа…

— С ним все в порядке. Филиппу — тому самому, которого вы приняли за меня — пришлось его на время устранить, чтобы не путался под колесами со своими шипами…

Чекнецкий вежливо улыбнулся.

— Это была детская затея, ты же понимаешь…

Я отхлебнула сока, боясь признаться, что ничего не понимаю. Если Степа был на время устранен… То… зачем ты здесь?

— К моему удивлению, ты проявила редкий ум и смекалку. Жаль, что в итоге это ни к чему не привело. Сколько потрачено сил… — Олег Вадимович потянулся со своего кресла к столику за рюмочкой мартини, — и все впустую!

И он состроил такую жалобную мину, что можно было подумать, будто он действительно сожалеет об этом.

— Кто такая Аля? — спросила я вместо ответа.

Чекнецкий пожал плечами.

— Это сестра многоуважаемого Бориса, Степина мать.

— А…

— Да очень просто. Лена, Аленка, Алька. Так ее звал жених, так же звал и брат. Но Степе-то откуда было это знать? Лена и Лена… А ты молодец! — повторил он.

Я промолчала.

«Как же он позволил затянуть себя в эту сеть?.. — подумала я о Борисе. — Неужели не нашел в себе сил отказаться? Ну просто — отказаться, и все! Ведь знал же, что эта игра разрушит судьбу его сестры и ее жениха!»

В руках Чекнецкого вдруг появилась колода карт. Глаза его блеснули азартным огнем.

— Сыграем?

Быстрые смуглые пальцы проворно перемешали колоду.

И я поняла, что не могу оторвать от нее глаз.

Интересно, их или моя? Они похожи как две капли воды…

…А что, я собираюсь сыграть?..

— Так что, сыграем? — повторил Чекнецкий. — Как ты понимаешь, игра не состоялась, но она еще может состояться. Считай, что она просто перенесена… на время. Заключим пари…

Отчего ты так странно добр?..

ПАРИ… — я невольно вздрогнула.

И край памяти вновь приоткрыл мне торчащий носом вперед шлепанец.

— Перед тем, как в ужасе замахать руками, вспомни, зачем ты здесь?

— Чтобы выиграть конкурс… — тупо произнесла я.

Он посмотрел на меня как на ученицу коррекционной школы.

— Чтобы выиграть конкурс! А ради чего?! Чтобы закрыть пари Залевского! Ведь не ради же самого конкурса? Но у тебя нет ПРАВА на закрытие пари! Право дается только после победы в карточной игре.

— Я думаю… — медленно произнесла я, — что это ПРАВО, как вы выразились, у меня уже есть. По той причине, что игра все-таки состоялась.

Почему я так думаю?..

Чекнецкий откинулся в кресле.

— Состоялась? — он стряхнул пепел с сигареты прямо в пустой бокал. — Когда игра должна была состояться, Степа валялся головой в кустах, как раненый боец!

Я не могла ничего возразить, потому что до сих пор не могла объяснить себе, в чем заключаются мои сомнения относительно шлепанца, и что из этого вытекает.

— Не считай нас монстрами.

— Кого это «нас»?

— Нас. Общество любителей карточной игры, только и всего!

И собеседник невинно приподнял бровь.

— Люди сами выбирают, играть им или нет. И какие именно делать ставки. В любую минуту они могут отказаться… — он будто прочел мои мысли.

— Мне показалось… — медленно произнесла я, — что Борис не выбирал. Его просто заманили в ловушку, поймали на слове. Это не был осознанный шаг…

Чекнецкий проигнорировал мои умозаключения.

— …Но если они идут на пари (обычно это случается, когда все деньги проиграны, а игрок не может остановиться) — они должны знать, что назад пути нет. Каждый выставляет свои условия, и этот спор решает карточный поединок. По окончании игры проигравший обязан исполнить желание выигравшего, его условия пари. Не проси меня произносить, чем чреват отказ… Это слишком неприятно для неподготовленной молодой девушки. Поверь, когда твой Борис проиграл, он должен был сделать все — понимаешь — ВСЕ! — чтобы его сестра не вышла замуж за этого композитора, и чтобы никто не выиграл конкурс с его сочинениями. Впрочем, ему, можно сказать, повезло — вторым условием ему даже заниматься не пришлось! Ведь «Календарь нимф» был утерян…

— Но это не похоже на пари в обычном понимании… — пожала я плечами. — Просто игра на желание, оформленная как спор… «Я хочу, чтобы моя сестра вышла замуж! А я не хочу, чтобы твоя сестра вышла замуж!..» Играем? Играем! Так было бы проще.

— Все эти «пари» и прочее — аристократические замашки моего папаши… Гонялся за красотой, за иностранщиной… за яркими названиями, ни черта в них не смысля… — ностальгически произнес Олег Вадимович.

Его глаза сверкнули холодным огнем, и в это мгновение я узнала голос — тот, что слышала в номере «память невесты», прячась за шкафом. Он стал жестоким и острым, как лезвие ножа.

— Мы учим людей знать цену каждому своему неверному слову. Мы учим их пониманию, что они не вправе решать чужие судьбы. И что за их бездумные деяния должны будут расплатиться не только они сами.

— А кто? — выстрелила я.

Лицо Чекнецкого вновь приняло беспечное выражение, и голос стал чуть ли не задорным.

— Да все, кто подвернется под руку. Все понемножку заплатили, выстрадали… Жених — больше всех. Но и невесте досталось.

— А Степка?

— Единственный потомок… Почему бы не привлечь и его? — добавил он скромно.

— Он что, умрет?.. — ужаснулась я.

— Да бог с тобой! — отмахнулся Чекнецкий. — Зачем так сурово? Ну, скажем, будет болеть, мучиться… или немножко попадет под машину… Этого достаточно.