Никогда не кончится июнь (СИ) - Кроткова Изабелла - Страница 48

— Кому?

— Кому? ИМ. Тем существам, которые населяют «Лабиринт». Ты ничего не заметила сегодня? Никаких… м-м… новых ощущений?..

Я вспомнила странную боль от недоумения Сесили и усмешки Марселино. Эти эмоции, как живые, впиявились мне в спину…

— Вот-вот, — кивнул Чекнецкий, — вижу — понимаешь. А ОНИ — питаются этим. Боль, гнев, страдания, слезы, муки — это ИХ деликатес. И этого лакомства нужно вызвать как можно больше. Чтобы ИМ было как можно вкуснее. Горькая «память невесты» для них очень сладка… Как пирожное, скажем, безе.

При воспоминании о печальной серебристой тени, томящейся в заточении, меня бросило в жар.

Чекнецкий усмехнулся, а я почувствовала, что меня вот-вот вырвет.

— В свою очередь мы ведь тоже… как бы сказать… Обладаем достаточными возможностями и полномочиями. Поэтому мы должны кормить своих благодетелей… Они дают нам силу и мощь… И твой Борис, входя в наше общество, кое-чему научился — видишь, как сопротивляется? Ну так что? — нетерпеливо спросил собеседник. — Играешь?

Я ничего не ответила.

Тогда он продолжил увещевания.

— Конкурс почти проигран. Ты же видела этого Лоренцо? Итальянец, с громкой музыкальной фамилией, не говоря уж о том, что явно сильнее тебя. Значит, все! — он развел руки в стороны. — Пшик! У тебя нет ни единого шанса.

Потом сделал эффектную паузу, позволяя мне осмыслить услышанное, и коварно продолжил:

— Но ты можешь заключить со мной пари. Или, по-твоему, сыграть на желание. На твое желание победить в конкурсе. Ослу ясно, что ты его проиграешь. Однако если ты выиграешь у меня в карты, я исполню твое желание. Я буду из кожи вон лезть, чтобы ты переиграла этого Лоренцо! Я устраню его, а ты закроешь пари Залевского, и цепь прервется.

Чекнецкий рассуждал очень логично, и казалось, что это и есть выход из существующего положения. Только одно смущало меня в его рассуждениях — что случится, если я ПРОИГРАЮ ему эту карточную партию?

Я немедленно задала ему этот вопрос.

— А если я проиграю в карты?..

— Тогда… В свое время какой-нибудь Иван или Петр будут отыгрываться за тебя. Все по кругу, — как-то слишком быстро и непринужденно произнес он.

Мозги мои начали затуманиваться.

А что страшного в этом желании? Оно вполне безобидное! Если только…

— Пари будет звучать именно так, как вы сказали? — спросила я осторожно. — Выигрыш — и проигрыш этого конкурса? И никак иначе?

Я уже выясняю детали… Я что, соглашаюсь?..

При этой мысли какое-то гнетущее чувство облекло меня — словно я стою одной ногой на потертом пороге «Лабиринта».

Взгляд снова невольно упал на колоду карт, и сердце сдавила болезненная тоска.

Они тянут меня как магнитом…

Чекнецкий поднес руку к губам, чтобы спрятать усмешку. Могло показаться, что усмешка эта беспечна и легка, но в сузившихся глазах на миг промелькнула темнота — тяжелая, как в узких переходах кафе.

Мой вопрос он предпочел оставить без ответа и лишь в очередной раз затянулся сигаретой и пригубил мартини.

Я так и думала. Оно не будет безобидным. Оно будет страшным.

Он имеет почти неограниченные возможности. Он может ввергнуть меня в любое состояние. Ему нужно лишь услышать мое «да». И на что я тогда смогу поспорить — во сне ли, в бреду, под странным гипнозом его холодных глаз?… Память невесты двадцатилетней давности уже потускнела от времени и не так сладка, как свеженькое страдание, на самом пике, которое могу подкинуть им я… За этот деликатес, как он выразился, он готов даже отдать мне победу в конкурсе!

Нет, ни за что!..

«…Они будут тебе мешать. Они будут искушать тебя. Не поддавайся и не отступай!..»

Чекнецкий понял, о чем я думаю, и взгляд его стал жестким.

— Решай. Самой тебе конкурс не выиграть! И без победы в карточной партии его вообще нет смысла выигрывать. А в моей голове словно вновь прозвучали слова:

«…Но если они идут на пари — они должны знать, что назад пути нет…»

Вот и у меня — пути назад уже не будет.

— Верните гитару, — сказала я твердо. — Я сообщу свое решение после второго тура.

Он ухмыльнулся.

— Надеешься?

— Знаю, — категорично произнесла я и встала.

А сердце мое трепетало.

— Доброй ночи, господин Чекнецкий.

— Я провожу вас, — внезапно он снова стал необычайно вежлив, и я невольно вспомнила, как нехитрыми комплиментами этот коварный человек так легко расположил меня к себе в самолете.

За те минуты, когда я позволила себе довериться его черной душе, облаченной в белое, я ненавидела сейчас и его, и себя.

Образовав странную пару, мы подошли к двери моего номера. Неожиданно провожатый загородил дверь и с хамоватой ухмылкой уставился на меня.

— В гости не приглашаю, — зло бросила я, пытаясь прорваться к двери. — У меня завтра тяжелый день.

— У тебя завтра чудесный день! Без всяких трудностей, — нагло заявил Чекнецкий. — Гитару ты не получишь, если немедленно не дашь согласия на игру.

Глядя в его излучающие холод глаза, я решительно отчеканила:

— Я сыграю на любой другой гитаре. А мой ответ вы получите не раньше вечера завтрашнего дня.

И, с силой отшвырнув его руку от ручки двери, я распахнула ее настежь.

И остолбенела.

Прямо посреди комнаты стоял черный футляр.

В ту же секунду мою шею обдало жаркое, как языки пламени из драконьей пасти, дыхание.

— Союзники… — раздалось злобное шипение.

Я обернулась и увидела, что глаза у Чекнецкого абсолютно змеиные.

Это выглядело настолько жутко, что я, видимо, изменилась в лице.

— Какие союзники?.. — не отрывая словно прилипшего к нему взгляда, спросила я, наконец, почему-то шепотом. — Кто это такие?..

Мгновение он помедлил с ответом. Затем объяснил, чуть растерянно и чуть устало:

— Те, кто на твоей стороне. Без союзников нельзя… Ведь не Горячев же играл тебе на гитаре? И не своей же рукой писал окончание «Эха»? Он не из наших, и такое ему не под силу. Это все союзники… Похоже, тебе с ними повезло…

Тут словно кто-то дернул его за язык, чтобы он не болтал лишнего, и пока я раздумывала над этими словами, Олег Вадимович успел оправиться и произнес уже снова ровным, официальным тоном:

— Итак, завтра в восемь вечера я жду вашего решения. Удачи вам во втором туре. Доброй ночи, Даша.

Не дожидаясь ответа, он развернулся и размеренным шагом направился вдоль по коридору, а я, мысленно возводя хвалу незнакомым союзникам, проводила взглядом его прямую удаляющуюся спину.

Во втором туре мне достался одиннадцатый номер. Лоренцо Верачини — четырнадцатый.

В жюри опять сидели гитаристы, профессора, скучающая певица и пожилая дама с чемоданчиком.

Я стояла за кулисами в ожидании, когда закончит свое выступление Франческа. И меня почему-то трясло. То ли от волнения, то ли оттого, что в голове никак не мог улечься сумбур, оставленный ночными происшествиями.

Если Он выиграет сегодня, мне ничего не останется, как согласиться на карточную игру. Тогда, в случае удачи, стараниями Чекнецкого я смогу стать победительницей. Хотя это будет нечестно… Но другого выхода, похоже, нет.