Ведьмина печать. Ловушка для оборотня (СИ) - Ганова Алиса - Страница 29

Она легонько толкнула дверь, и та со скрипом отворилась. Выждав несколько мгновений, Мауя шагнула вовнутрь.

Асаар наблюдал за дерзкой ученицей и поражался глупой отчаянности, граничащей с безрассудством. Свернуть ей шею и бесследно спрятать тело не состояло труда, однако он не был убийцей. Решив, что хороший испуг исцелит от наглости и любопытства, достал из ловушки огромную дохлую крысу и направился к дому. Хотел швырнуть падаль и напугать проныру, однако, когда подкрался, застыл.

Мауя сидела на коленках и, как зачарованная, любовалась письмом. Наличие послания удивило Асаара, но еще больше настораживала печать, переливавшаяся в темной хибаре необычайно ярким, неестественным перламутром.

«Колдовство!» — крикнула интуиция, предупреждая об опасности. Не стоило к нему прикасаться, однако любопытная Мауя уже протягивала руку.

«Стой!» — не успел крикнуть, как упрямая девчонка, увидев его тень, вздрогнула и тронула печать. И тут же взвился сноп искристого пламени, принявший форму свирепой морды. А потом за миг страшная иллюзия разинутой огромной пасти, с клыками и жарким дыханием поглотила Асаара и Мауйю и с грохотом взорвалась, рассеиваясь ярким светом и каскадом обжигающих искр.

Полуослепшего от вспышки Сара потряхивало от возбуждения и ярости. Это было предупреждением и угрозой от того, о ком он пытался собрать сведения.

«Следят? Но как? Кто?» — если бы Ана была в школе, неминуемо заподозрил ее.

«Кроме девчонки, никто не знал, чем я занимался…» — однако безудержные всхлипы свидетельствовали, что Мауя ни о чем не подозревала. Ослепшая от яркой иллюзии она шарила руками, пытаясь встать, но задела садовые инструменты, и они с грохотом упали на землю. А черенок одной из лопат огрел ее по голове.

— Я больше не буду! Не буду! Простите! — рыдая и прикрываясь руками, причитала маленькая нахалка, будто это он ее ударил.

«Идиотка!» — Асаар даже не злился. За безудержное любопытство девчонка и так была наказана. И даже, суровее, чем хотел бы.

Все мысли занимал смысл послания: оскаленная пасть поглощала его — когтистую лапу.

Если раньше думал, что голова кусает свою лапу, то теперь появились подозрения, что хищное чудовище грызло символ его создательницы.

«Это я так досадил Аниному хозяину или Атина? — вздохнул. — Не хватало еще, чтобы эта начала трепать языком», — рассерженный Сар повернулся к рыдающей ученице. Прозрев, она продолжала сидеть в углу и со страхом взирала на него. Не говоря ни слова, шагнул к ней…

— Я больше не буду! — запищала она и зажмурила глаза.

Он молча поднял нахалку одной рукой за шкирку и выставил за порог, захлопнув дверь перед носом.

Мауя постояла немного, а потом развернулась и побрела прочь.

«Судя по тому, что снова не приникла к окну, урок усвоила, — вздохнул Асаар. — Но надолго ли?»

Ана вернулась довольной. Улыбалась, шутила. Но как только столкнулась с ним, испепелила презрительным взглядом и прошла мимо. Ветер донес ее легкий, приятный запах, от которого Сару стало тошно.

«Моя ловушка… От тебя надо бежать, пока не поздно, а я все надеюсь и жду. Глупец и слабак!»

За ночь он не сомкнул глаз. С Аной расставаться не хотел, но умом понимал: чем скорее уйдет, тем лучше. Нужно было только решиться.

Утром Вала не могли найти. Решили, что отлучился, однако никто не выпускал его за ворота. К вечеру он так и не вернулся.

От расстройства Мауя заболела.

Лежа в кровати, она сожалела о содеянной глупости.

«Великан был таким таинственным, интересным, особенным, а я неловкими проделками спугнула его. И он сбежал! Никогда! Никогда больше не буду действовать столь необдуманно и поспешно…»

Полегчало бы ей, если бы узнала, что Вал, он же Асаар, покинул школу Каллы по иной причине? Немного. Но ни Мауйя, ни Юлиана так и не узнали, что утром он получил послание от тетушки Оули. Их дом сгорел.

Сквозь предрассветную дрему пробивалось едва уловимое шуршание, словно ночной мотыль бился о бумажный фонарь. Сар упрямо игнорировал шорох, пока не спохватился, что ныне не время для летней живности. Повернул голову, и холодок дурного предчувствия пробежал по спине.

«Если тетушка послала крылатую весть, что-то произошло!»

Как только обратил внимание на вестницу, тревожное шелестение прекратилось.

Асаар подставил палец: бабочка тут же перебралась на него, раскинула алые крылья с иссиня-черными прожилками, и темные извилины начали плавно складывались в буквы и слова.

«Ночью случился пожар. Если можешь, явись. Я не знаю, что делать».

Осознание, что его навязчивое желание обладать Аной привело к неприятностям, всколыхнуло в Саре волну презрения к себе. Он еще не был уверен, что его любопытство и этот случай как-то связаны, но они явно совпали по времени.

«Предупреждение и сразу пожар… — нет, не бывает таких совпадений».

Как только в воздухе развеялась вестница, Асаар, не раздумывая, сложил вещи в суму и вышел из сторожки. Бросив последний взгляд на пристройку, где спала Ана, перескочил через забор и спешным шагом направился к городской стене. И уже скоро спешил по дороге, ведущей в Вардар.

В ранний утренний час тележки и повозки торговцев, груженые товарами, заполнили тракт, поэтому Сар направлялся к густому пролеску, чтобы втайне от чужих глаз перекинуться. Чем дальше удалялся от города, тем спокойнее становилось на душе.

«Нужно было давно уйти!» — вздохнул он, сожалея, что решительность и воля появились лишь после печального известия.

Представив, как напуганная Аола металась по охваченному пламенем дому, защемило сердце.

Из всех, кого он когда-либо знал, тетушка и ее дочь были для него единственными родными людьми. Они принимали его таким, какой он был. И их не пугало, что он оборотень и творение чужой ведьмы.

Сар не помнил раннего детства. Как ни пытался, не удавалось вспомнить ничего. Зато с осознанного возраста был с тетушкой и маленькой Аолой, слабенькой и болезненной почти с рождения.

Вначале подкрадывался к домику, стоявшему на отшибе, и таскал пирожки. Хозяйка ставила ловушки, даже магические, но он быстро научился обходить их. А что сложного, если магия была слабой, а он чувствовал ее, видел и обходил стороной. Отчаявшись, тетушка стала сама оставлять ему сладкие булочки. А потом он увидел, как она носила воду в ведрах, и ночью натаскал воды. Ему было не сложно…

Вспомнил, как Аолу наряжали в красивые платья и отпускали погулять, а он сажал ее на спину и носил, чтобы она не пачкала вышитые цветами подолы и нарядные туфельки. Тетушкина семья жила скромно, но дочь баловали, как могли.

Даже маленькой Аола не боялась внезапно прорастающей шерсти, когтей и зубов и относилась к его странностям так спокойно, будто это было самым обычным делом. С ними было легко, и Сар был счастлив. Теперь ему было к кому прийти после долгих прогулок по лесу.

Аола, кутавшаяся в толстое одеяло, с удовольствием слушала простые рассказы, как после ливня разлилась запруда, и дикая утка с выводком плавала под кустом раскиса. Как на утеныша упала тяжелая капля, соскользнувшая с листа, и он нахохлился и отряхнулся. Девочка смеялась, а он обещал ее отнести туда, когда она поправится.

Она всегда смотрела на него с обожанием, восхищалась силой, ловкостью — всем тем звериным, что Сар пытался скрыть. А он обмирал от ее хрупкости, изнеженности.

Для него в робкой, маленькой девочке сосредоточились все женские качества: скромность, выдержанность, благородное достоинство. А еще терпение и упорство, с которыми она терпела боль в ногах. Плакала, но не перед ним. Только покрасневшие раскосые карие глаза и покусанные тонкие губы выдавали, что ей больно.

Его всегда изводил вопрос: почему у крепкой женщины такая слабенькая дочь. И только позже понял, что такова плата за отказ подчиниться старшей рода.

Выросшая в роскоши, тетушка жила на окраине и своими руками пекла самые вкусные пирожки во всей округе. Остатков магии только на это и хватало. Однако она не унывала и радовалась жизни, наслаждалась каждым мигом, пока любимый Итсе был рядом.