Бывшие, или У любви другие планы (СИ) - Серганова Татьяна - Страница 7

Последнее, что я видела, прежде чем потерять сознание, — удивление и боль в светло-голубых, как небо, глазах.

Пришла я в себя довольно быстро. По крайней мере, мне так показалось. Открыла глаза, уставившись в высокий каменный потолок, освещённый восходящим солнцем. Вздохнула, ощущая, как болит спина от лежания на твёрдой узкой лавке, и окончательно очнулась, прогоняя туман небытия.

Одна. В пустой небольшой комнате я была совсем одна.

Осторожно села, опираясь о гладкую поверхность своего импровизированного ложа, потерев свободной рукой ноющие виски.

Стало прохладно.

Белоснежная шубка, которой кто-то заботливо укрыл меня, сползла вниз, обнажая голые плечики. Туфельки стояли под лавкой.

Тут о себе напомнил мокрый подол платья, который прилип к ногам. Кожа покрылась мурашками и болезненно заныла от холода. Окончательно выпрямляясь, я поджала колени и принялась растирать озябшие ступни. После церемонии я должна была переодеться, надев тёплые чулки и шерстяное платье. Всё это осталось у матушки.

Память никуда не делась, услужливо подсовывая картинку на священной поляне и страшные слова жреца:

— Один из вас уже состоит в законном брачном союзе… законном брачном союзе… союзе…

Внутри всё вспыхнуло от боли и гнева. Мне пришлось сжать зубы, чтобы не закричать.

Как? Почему? И этого не может быть. Брака больше нет. И не было. Разве можно считать священным союзом ошибку, которая длилась всего пару часов? Мне лишь надо найти жреца и всё объяснить ему и Эйдану.

Как воспримет новость жених, я старалась не думать. Он поймет. Любит и поймёт, и всё будет хорошо. Обязательно.

Кое-как обув туфельки, я набросила на плечи шубку, дрожа от холода, и вышла из неуютной комнаты, почти сразу застыв, не зная, куда идти дальше. Коридор был узким и совсем не гостеприимным.

Никогда не бывала здесь. Видимо, это жилая зона храма, где обитали жрецы и послушники. Впереди была узкая полоска света, туда-то я и направилась.

Великие ошиблись. Или жрец что-то не так понял. Нам сказали, что всё улажено, что исправлено.

Или солгали?

Ноги задрожали, и мне пришлось опереться о стенку, чтобы не упасть.

Неужели солгали? Этого не может быть. Ведь правда в любом случае открылась. Зачем так жестоко. За что?

«Спокойно, Селина, спокойно. Всё ещё можно исправить».

Послышались голоса из-за приоткрытой двери, у которой я и остановилась, вздрагивая каждый раз, когда мокрая ткань касалась ног. Надо было войти, сказать, что со мной всё хорошо, но я отчего-то медлила.

Может, это трусость, а может, и осторожность. Меня будто чья-то рука не пускала.

— Великие дали очень чёткий ответ, — раздался спокойный голос главного жреца. — Один из молодых людей уже состоит в священном союзе, и соединить этих двоих я не могу. Неправильно это.

— Неправда! — упрямо произнёс Эйдан, и я прижала руку к губам, едва сглатывая подступающий к горлу ком. — Я не состою в браке и никогда не состоял. Как и Селина. Великие, какой союз, если она до сих пор невинна? Это доказано.

Я вздрогнула, убирая руку от лица и касаясь шероховатой поверхности стены.

О да, я отлично помнила ту унизительную процедуру, которую меня заставила пройти будущая свекровь месяц назад. Леди Франсина хотела убедиться в целомудренности будущей невестки и прислала своего личного врача для осмотра. Меня до сих пор бросало в дрожь, когда я вспоминала этого лысого старичка, который касался меня своими холодными пальцами и рассматривал пустыми светло-голубыми глазами, напоминающими кусочки льда.

Я потом долго отмокала в горячей ванне, обхватив колени руками, и всё никак не могла согреться.

— Эйдан, — слабо возразила матушка, и я напряглась, вслушиваясь в разговор. — Селина действительно невинна. Мы не лгали, и ваш доктор лично её осматривал. Но четыре года назад случилась одна история. Очень неприятная история. Мы скрывали её от всех. Такой стыд. Позор на нашу семью. Но ты должен понять, Селине тогда было всего семнадцать.

Почти восемнадцать, и я была уверена, что поступаю верно.

— Мама, хватит! — резко произнёс Леонард, и я вздрогнула, меняя положение и прижимаясь к ледяной стене спиной, будто стремясь с ней слиться. — Не лебезите. Давайте говорить, как оно есть, без всяких увёрток!

— Какая история? Что произошло? — спросил Эйдан.

Голос жениха был глухим и невыразительным. Как же ему больно, и виновата во всём только я. «Прости меня, если можешь, прости».

Ему ответил Лео:

— Четыре года назад Селина стала жертвой расчётливого интригана и мерзавца, который запудрил её голову, сбил с пути и уговорил бежать. Отказаться от семьи, родных и страны. Уговорил стать его женой.

Каждое слово больно било по сердцу, увеличивая чувство вины до невозможных высот.

— Этого не может быть. Селина никогда…

— Селина молчала, виконт. Нам удалось вовремя выдернуть её из лап этого мерзавца и вернуть домой. Брак был признан недействительным.

— Видимо, не совсем, если Великие до сих пор считают её замужней, — вставил жрец, на которого крики Леонарда не произвели совершенно никакого впечатления.

— Нас убедили, что обряд не был завершен. Всего лишь первая часть. Что Селина свободна, — всхлипнула матушка. — Все эти годы мы были уверены, что так и есть. Великие, какой скандал. Какой скандал! Этого не удастся скрыть или замять. Как же теперь быть? Наше имя смешают с грязью, растопчут, будут глумиться. Отец этого не переживёт. Я этого не переживу! У меня слабое сердце.

— Кто он? — хрипло спросил Эйдан. — Кто этот мерзавец?

— Это неважно, — попытался уйти от ответа брат.

— Еще как важно. Я хочу знать. Я имею на это право!

— Леонард, — произнесла матушка. — Смысла лгать уже нет. Правда открылась.

Брат замялся. Прошло несколько секунд, прежде чем он ответил:

— Дерек Корвил. Герцог Архольд.

Архольд. Я зажмурилась, вспомнив веточку жасмина и записку.

«Удачи, Сэм!»

Теперь эти два слова виделись в совершенно ином свете. Я едва не задохнулась от правды, которая обрушилась на меня подобно урагану.

Он знал! О Великие! Архольд знал, что мы еще женаты! Знал и именно поэтому решил поиздеваться надо мной таким жестоким и извращенным способом!

Забытая ненависть, которую я, казалось, похоронила с воспоминаниями о тех днях, вновь возникла у сердца, скрутившись змеиным клубком, отравляющим сознание, путающим мысли.

Решение было принято в одно мгновение, и времени на раздумья у меня не было. Еще немного, и они вспомнят о моём существовании, и тогда ничего не выйдет. А я должна была это сделать. Обязана.

Бросив последний взгляд на дверь, я подхватила подол платья и на цыпочках, стараясь не шуметь, прокралась мимо двери к выходу, который был совсем недалеко.

Выбраться из храма не составило труда. Надев капюшон и застегнув все пуговицы на шубке, я, опустив взгляд, быстрым шагом прошла через главный зал, маневрируя между людьми и никак не реагируя на шепотки, которые неслись мне вслед. Рано, они пока ничего не знают о моём падении.

Карета стояла на том же самом месте, и рядом с ней топтался конюх.

Керита я знала с детства. Сын главного конюха, он был со мной всё детство. Симпатичный, щуплый и щербатый парнишка, который пугал меня лягушками и приносил из леса полные горсти сладкой дикой малины, за пять лет, что я была в Академии, превратился в крепкого и плечистого мужчину, по которому вздыхало большинство наших служанок. А сам он неожиданно положил глаз на Конни. Мне кажется, всё дело было в том, что моя горничная наотрез отказывалась гулять с ним допоздна и осматривать сеновал, как остальные. Как бы то ни было, летом Керит попросил у меня разрешения ухаживать за девушкой. Я согласилась, хотя было жаль отпускать Конни. Но и разлучить их, забрав горничную с собой в особняк мужа, я не могла. Мне так хотелось сделать всех счастливыми.

— Госпожа, — удивленно вскрикнул молодой мужчина, спрыгивая вниз и открывая передо мной дверь кареты. — Что-то случилось? А где лорд Леонард и миледи?