Сороковник. Книга 3 (СИ) - Горбачева Вероника Вячеславовна - Страница 28

Дон Теймур говорил, что Рахимыч жаждет власти, передела карт, влияний. Неужели он действительно сговорился с Игроком, и обесточивание города, фактически сдача его в руки победителя — его работа? Но если Тардисбург был бы уничтожен — чем и кем править?

Да что ты, в самом деле, Ваня, с досадой говорит внутренний голос. Это — мир! Мир! Планета! И городов, селений, стран на ней — куда больше, чем в игровых локациях, ты не путай игру с реальностью, а то ты уж привычно думаешь, что если Игрок тут главный, всесильный…

Минутку. В этом что-то есть.

Он привлёк в помощники силу со стороны, завербовал сторонника — зачем? Или боялся сам не справиться? Демиург-то? Не понимаю…

Когда Николас рассказывал мне о своём мире, то обмолвился, что у них всего и было раньше, что два вида магии: некромантия и паладинство. Значит, Клан Огня либо сформирован позже из попаданцев, либо… Рахимыч уже далеко не молод, а ему надо было где-то и у кого-то обучаться азам мастерства, в какой-то школе, при каком-то наставнике. Набравшись опыта, он мог и сам набрать и обучить здешних молодых, но свои-то знания, базовые, где обрёл? Или его притянуло сюда в солидном возрасте, или Игрок стырил из другого мира целый клан, дабы не набирать профессионалов поштучно, а получить сразу готовую организацию. Украл же он поселенье русичей, например, и с селением и со всем, что в нём было? Притащить сюда иномирную магию, как будущего конкурента здешних видов, прикормить, взрастить огневиков, чтобы у тебя с рук ели, а затем стравить с имеющимися Кланами и посмотреть, кто кого. Вполне в духе Игрока, он любит подобные эксперименты, психолог.

Вот что имел в виду благородный дон Теймур, когда говорил: теперь мы покажем, кто в этом мире хозяин. Не нужен ему чуждый враждебный клан. И демиург такой не нужен. И на него найдётся управа, пока он заперт в человеческом теле… кажется, так он выразился

В очередной раз вскакиваю и начинаю расхаживать. А ведь Игрок обязан подчиняться собственным правилам и если уж он спускается к смертным в их же образе, пусть и героическом, значит, на это время намерено подавляет свои вроде бы божественные возможности. По-другому и быть не может. Если он хочет время от времени лично погеройствовать — то самых сильных противников будет превосходить ненамного, потому что настоящему игроку неинтересна чересчур лёгкая победа, она должна быть красивой и заслуженной. Значит, его способности частью заглушены, частью ослаблены, и если я его запечатала…

А как, кстати, я умудрилась это сделать?

Снова усаживаюсь на топчан. Водицы бы глоток, горло пересохло…

Игрок, разозлившись, метнул в меня несколько заклятий, довольно сильных. Чешуйки, из которых состоит моё Зеркало, от непосильной нагрузки стали расходиться и тогда Рорик шарахнул меня посохом по какому-то белому пятну на лбу. И, кстати, когда я уворачивалась от шаровых молний, в этом месте аж постреливало; что, тот же самый механизм срабатывал? А что у меня там?

Тру, прощупываю, пытаюсь как-то внутренним взглядом проглядеть, как иногда больные места осматриваю; но ничего необычного не вижу. Придётся подумать об этом позже или спросить у самого ведуна, когда встретимся. А мы обязательно встретимся, говорю себе твёрдо.

Значит, Игрок обещал Рахимычу помощь. Какого рода? Город стереть с лица земли, как он мне соизволил признаться? А Клану Огня, повторюсь, какая от этого польза? Кому-то из нас Игрок соврал — или Рахимычу или мне. Может, он собирался город слегка зачистить — от попаданцев, от других магов, например, а огневиков поставить над ними?

Не думаю, что я когда-то узнаю всю правду, вряд ли со мной будет здесь кто-то откровенничать. Но мысли мои упорно возвращаются к непонятному. Всего восемь магов огня было с ними в бою, как сказал дон Теймур. Восемь. Посланы Омаром — или пришли по доброй воле, честно сражаться в одном строю со всеми? Значит ли это, что Клан — не монолитен и есть в нём инакомыслящие?

И вообще — откуда здесь вообще взялся благородный дон? И Николас? Не Мага ли говорил о нейтралитете, соблюдаемом Кланом? и вдруг — здрассте-пожалуйста, ГЛАВА с сыновьями тут как тут, и наверняка не в последних рядах, и…

Меня вдруг обдаёт жаром, словно я снова ощущаю горячее дыхание и раздвоенный язык на своей щеке. "Ваш дед, зайцы, — Ящер, Великий и Ужасный", — сообщил моим девочкам Николас. Я вспоминаю янтарно-жёлтые глаза, жуткие зубы, ослепительные в своей белизне и заточке, пятипалую лапу, выразительно постукивающую когтями по мостовой… М впрямь, Великий и Ужасный, я чуть не умерла со страху!

О судьбе драконов, приманенных Игроком, можно не волноваться, я так понимаю.

Обдумав, пережевав, посетовав, поужасаясь своим догадкам, я впадаю в тоску и нервозность и, чтобы как-то себя отвлечь, чтобы хоть чей-то голос услышать — хотя бы и свой — принимаюсь напевать. Да пусть кто хочет, тот и слушает, и что хочет, то и думает, вплоть до того, что у Обережницы крыша от страха поехала, — плевать. Что хочу, то и делаю. Я тут вроде как в одиночке? Значит, сама себе хозяйка.

— …Вдруг, казачий разъезд перерезал нам путь

Тройка быстрая вкопана встала.

Кто-то выстрелил вдруг прямо в девичью грудь,

И она как цветочек завяла…

А в цементных швах кладки почти у самого пола, оказывается, скапливается конденсат: натекают крошечные капли влаги. Ободрав пару ногтей, я слегка углубляю шов и через каждые полчаса прикладываюсь губами. Не бог весть что, но хоть язык не распухает от сухости.

Поскольку мне себя временами очень и очень жалко, то и песни у меня соответствующие. Вспоминаются мне городские романсы — "И на штыке у часового горит полночная звезда", "Разлука ты, разлука, чужая сторона", и русские народные — "Хазбулат удалой", "Чёрный ворон", "То не ветер ветку клонит"… Никогда не подумала бы, что у меня такой богатый репертуар. Находится место и ямщику, который слишком гонит лошадей, и тому, чтобы ни жалеть, ни звать, ни плакать, и солдатам, не вернувшимся с войны, и тем, кто не вернулся из боя… Будь у меня слушатели — рыдали бы от жалости.

По моим внутренним часам уже около полудня. Даже в моём подвале становится тепло; представляю, какое пекло снаружи. Я выдыхаюсь и больше не могу петь. Смочив в очередной раз язык и губы, укладываю себя на топчан.

Минут через десять меня выводит из полудрёмы какой-то шорох, и как будто что-то падает на пол, а сразу вслед за этим я слышу удаляющиеся от окна торопливые лёгкие шажки. В недоумении озираюсь — и вижу на полу румяное большущее яблоко. От удара спелый бок чуть разбит, но неважно: главное, что оно сочное.

И я сгрызаю его — без остатка, чтобы огрызком случайно не выдать дарителя. Нет в этом яблочке никакого подвоха — перед тем, как съесть, я проверяю его на ауру — и ни малейшей тени дурных замыслов не обнаруживаю.

И всё-таки немного задрёмываю, когда внезапно в мои культяпочки вонзаются невидимые зубы. У меня даже дыхание перехватывает, настолько это больно. Чтобы не заорать, я прикусываю губу. Осторожно прячу искалеченную кисть в здоровой, поглаживаю, чтобы хоть как-то успокоить. Что это? А может… может, меня ищут таким способом? Если бы Рахимыч вздумал поиздеваться — так вон у него за стенкой целый арсенал для этого. Вдруг это мои бедные потерянные пальчики ищут маму-руку и пытаются меня нащупать в отдалении?

Кость тянется к кости… А я — могу дотянуться до того, что или кто меня ищет? Почему я сразу не подумала о телепатической связи?

Да потому, что сталкивалась с ней пару раз, не больше. Однажды ко мне мысленно обратился сэр Майкл. И Николас, когда пытался до меня докричаться в пещере, но он же и предупредил, что, это очень затратно энергетически. Но ведь у меня есть запас! Попробовать?

Меня должны искать и Мага, и сэр Майкл. С кого начать? Коробочка-то должна храниться у наставника, в поле действия его целительной ауры, поэтому настраиваюсь на паладина. Вспоминаю родное лицо, серо-голубые глаза, опушённые длинными девичьими ресницами, благородный нос с чуть заметной горбинкой, ямочку на подбородке, золотые кудри… Его сильные руки, легко, как пушинку, подсаживающие меня в седло. Его великолепные с Васильком взятия барьеров. Гелю, трогательно склонившую голову к такой надёжной груди. Белоснежного жеребца, красавца под стать всаднику. Улыбку. Безмятежный взор, сменяющийся однажды на жёсткий и гневный… Стоп. Кажется, я его чувствую, и настолько сильно, будто он на расстоянии вытянутой руки. И я вкладываю весь силовой запас в мысленный вопль: Я здесь!