Отступники (СИ) - Дитятин Николай Константинович - Страница 51

Если все сделать правильно, то депрессия начинает подсыхать, а потом шелушится и отваливается. Разум все-таки в чем-то заменяет людям инстинкты. Убедившись, что процесс самооплакивания не имеет смысла, он заряжает тебя мрачным спокойствием, которое похоже на формалин.

Начинаешь понемногу жить так, как у тебя получается.

Копить силы для рывка.

Искать подходящую острую пряжку, чтобы разрезать свой ошейник.

Так бы сказал бармену Вилл. Ему и всей этой прокисшей забегаловке.

— Ваш чай, — срывающимся голосом объявила официантка. — Печенек?

— Нет, — качнул головой Вилл.

Он придвинул к себе солонку, свинтил с нее крышечку и высыпал все содержимое в железную, жирную на ощупь кружку.

Официантка всхлипнула и дрогнула на подгибающихся коленях.

— С вас два медных профиля.

Вилл, молча, полез в кошель инспектора и положил на поднос золотую монету. Официантка качнулась, как будто Вилл бросил туда пудовую гирю.

— Сдачи не надо.

— Вы очень щедры, господин.

Вилл, наслаждаясь и смакуя, пил круто посоленный чай и представлял, как будет добираться до пристани. Бармен с ужасом глядел на его блуждающую улыбку…

А еще, добавил бы Вилл снисходительно, нужно всегда помнить, что жизнь в любой момент может стать гораздо, гораздо хуже.

Хрясь! — распахнулись створки входа.

Время в таверне запнулось и остановилось, уставившись в одну точку. Те посетители, которые еще могли привстать, привстали. Те, кто мог только приподнять голову, тоже привстали. Спящие беспокойно заворочались во сне: им приснилось, что с этой минуты они навсегда завязывают с пойлом.

Потому что на танцполе Золотой Струи стояло, помахивая длиннющим языком, существо, из хребта которого торчал фрагмент памятника… э-э-э… тому усатому парню издавшему закон «О пяти скрипах». Существо обозревало трактир глазами, похожими на драгоценные каменья.

Искало жертву?

Вилл спокойно допил чай. Поднялся. Он вспомнил свои дни на арене, как он со связанными руками, сражался против пяти гладиаторов сразу.

Он пошел к чудовищу, по пути подобрав со столика двузубую вилку. Вилл все еще пошатывался от усталости, но инстинкты Соленого варвара, толкали его в схватку. Он совсем позабыл о них.

— Р-а-а-а-а! — сипло взревел Вилл.

— ..? — удивилось чудовище.

— Проглот! — донеслось откуда-то с улицы. — Проглот! К ноге! Эй! Где ты, уродец?!

— ..! — преданно рявкнуло чудовище.

Вилл только успел заметить бурую молнию языка.

* * *

В то же самое время по Малахитовой улице двигался кортеж Патриарха Кошкина, важной шестерни государственной машины Авторитета. Нависная магистраль поскрипывала опорами, в реку сыпался мелкий мусор.

Кошкин знал все, что касалось спасения человеческих душ и лучше кого бы то ни было толковал желания Первого на ближайшие недели. Иногда Автор делал ему заказ рассчитать волю первого на целый нерест, но такое случалось крайне редко. Например, накануне нового повышения налоговых сборов.

Да, властелину Церкви приходилось знать многое.

Кошкин знал также, что сегодня среда, на ужин будут запеченные в панцирях черепахи, а у его любовницы появилось несколько новых интрижек.

Со всем этим легко можно было справиться.

А не знал он того, что по пятам за ним с тихим скрипом следовала смерть.

И с этим справиться было куда сложнее.

На коленях Кошкина беспокойно возился крохотный песик, который прекрасно слышал звук приближающейся смерти, хотя кортеж из двадцати гвардейцев создавал постоянный фоновый шум. Шелестели по магистрали хвосты седловых игуан, булькал сытый яхи, тащивший карету Патриарха, мрачно храпел личный телохранитель, сидящий напротив Кошкина.

И все же талантливый карманный терьер слышал зловещее «скиу-скиу» отчетливее, чем взопревший сапер слышит тиканье лежащей пред ним бомбы.

Песик повизгивал и делал вид, что лает. Сложно притвориться лающим, когда твой размер позволяет гулять прямо в портфеле хозяина. Кошкин ласково трепал его мизинцем по загривку, полагая, что все дело в летучих кошках, которые парили поблизости.

А смерть двигалась за кортежем кривыми переулками, что злобно выли сквозняками. Опасно балансировала на мостках для арбитров, что соединяли магистраль между улицами.

Скиу-скиу-скиу.

Этот безобидный, в общем-то, звук пугал не только умного песика. В самых омерзительных и опасных логовищах преступного мира Гиганы, в кромешных вертепах, где собирались ренегаты, террористы и наемники, на сходках банд и криминальных семей, куда даже сияние светозверя не приходило безоружным, этот скрип служил сигналом к тому, чтобы прижаться к стене и надолго задержать дыхание. На маньяков, вылепленных самим Хладнокровным из кровавого фарша, это звук действовал как недостающий в их черепах инстинкт самосохранения.

Друг, если станешь опасным гангстером и явишься в бар «Чья-то голова», тебе первым делом предупредят, что когда специально выдрессированный пес начинает выть и лаять, нужно тут же уносить ноги. В таких случаях действует закон лесного пожара: волки спасаются вместе с шакалами, львами и тиграми, помогая друг другу укусами.

И тебе лучше запомнить это предупреждение.

Потому что Накат терпеть не может когда кругом мельтешат людишки. Он вообще не любит когда хоть что-то шевелиться в поле его зрения.

Кто такой Накат?

Ну, в Гигане этот вопрос лучше не задавать. К вам тут же привяжутся двое-трое оборванцев, которые наперебой начнут пересказывать старые штопанные-перештопанные байки про величайшего наемника всех времен и народов. Накат — это городская легенда, миф, на котором трепачи, сплетники и графоманы основывают свое маленькое производство. Про него пишут книги, ставят спектакли с участием этого гениального душегуба. Кое-кто пытается подражать. Все эти плагиаторы плохо заканчивали. Кого-то разрывали на части поклонники Наката, кто-то при неясных обстоятельствах связывал себя козлом и топился во Льве.

Публично его видели всего один раз, когда Накат демонстративно казнил своего давнего врага, известного на весь Авторитет суперчемпиона Средневекового Дюка. Ревнителя порядка, законности и прочих недоказанных явлений.

Можно было бы, обмирая и поддаваясь панике, сказать, что Зло одолело Добро… Многие так и сделали, но производители товаров с символикой Средневекового Дюка, сообразили, что пенсии разорившимся предпринимателям не положены, после чего провернули ловкий рекламный трюк.

Добро всегда побеждает Зло!

Да! — согласились потерянные люди.

Стало быть…

Люди затаили дыхание.

Накат и есть Добро!

Это была революционная мысль. Одна из тех мыслей, которые приводят цивилизации к гибели.

Так Накат стал новым кумиром Авторитета.

И теперь на масленках, ло-ша-ди-ных задах и пивных кружках красовался символ Наката: круг со спицами.

Он не боролся со злом, никогда не позировал публике, и у него не было… мальчика-помощника в туговатом трико. В общем, мальчики в туговатом трико были больной темой для многих суперчемпионов. Они думали, что если взять девочку, все будет слишком очевидно. Но, как оказалось, мальчики дискредитировали их еще больше… э-э-э, неважно.

Так что там с Накатом?

Ах да, он не боролся со злом, хотя и убивал высокопоставленных монстров, которых не мог трогать Средневековый Дюк. Он никогда не показывался простому люду с тех самых пор, как вышеупомянутый Дюк отяжелел на пять свинцовых пуль. Их могло бы быть семь, но две прошли навылет.

И у Наката не было мальчика. Помощника, разумеется.

Тем не менее, Накат был популярен гораздо больше, чем Дюк в свое время. Сложно сказать, почему. Возможно общество, устало от пафосных кретинов в красных панталонах. От тех кретинов, которые, подобно подросткам делили мир только на черное и белое, в то время как оттенки множились, словно клопы в матрасе. Они были артефактами той эпохи, когда прописные истины еще были нарасхват, потому что народ слышал в основном шарканье стоптанных сапог Инквизиции. Кроме того большинство героев были благородной крови, из дворян, дюков, лордов и прочих мироедов, у которых водились деньги на шелковые костюмы и удивительные приспособления. Большинство из них были сплошь извращенцами или сумасшедшими, пережившими в детстве серьезные психологические травмы. Они ловили преступников выходцев из народа, в то время как действительно опасные сволочи тратили бюджеты целых городов на свои прихоти.